Под чужой личиной

Не разбирая дороги, я выбежала за пределы пилат. Обидные слезы катились по щекам, затуманивая обзор. Не знаю, как, но петляющими тропами я добралась до Озерного края и, обессилив, рухнула на берег. Истерика не заставила себя долго ждать.

Не помню, когда я плакала последний раз. Я вообще не помню, что я когда-либо плакала. И вот на тебе, разревелась. И из-за кого, из-за чужого, почти незнакомого мужчины. Когда я успела влюбиться, скажите на милость? Когда умудрилась завещать свое сердце, а то и душу, этому злосчастному эльфу. Видящий он. Великий и ужасный. Послать бы его. Далеко и надолго. Видеть его не хочу. Ни за что. Никогда.

Или хочу?

Двуликая, как все запутано. Почему он лгал? Будто без этого нельзя? Или ему известно то, что скрыто от моего зрения, не обладающего способностью к просмотру внутренней ауры? Но что? Меня убьют? Покалечат? Я найду себе другого?

Нет, пожалуй, последнее не реально. Тиар – мое отражение, я это поняла. Почувствовала. Или заставила себя поверить в неизведанное? А, плевать. Главное что он, это он. Единственный и неповторимый. И любит меня. Так, что ставит под удар мои к нему чувства, защищая от возможной угрозы. С чьей стороны? Отступников или моих напарников? Что-то мне подсказывает, что с обеих. И я как в тисках, между двух огней, судорожно решая, какой путь выбрать, какое из двух зол наиболее приемлемо. Если о зле так можно выражаться.

Я вздохнула и поудобнее уселась на песке, барахтая в воде рукой. Теплая, обволакивающая. И такая же неукротимая, неудержимая, как Огонь. Внезапно что-то холодное коснулось моей ладони, затягивая в черный омут огромных глаз. Острое личико, тонкие скулы, вздернутый нос. Если бы не бледно-голубая кожа и волосы, больше напоминающую прибрежную тину с окантовкой барашек волн, ее можно было бы принять за подростка, а так... Русалка она и есть русалка. Вечная молодость и недостижимая зрелость. И боль, которую она чувствует наравне со всеми водными жителями. Хотя здесь, в озерном крае нет браконьеров. Отчего же у нее такие безжизненные глаза? Словно бездна. И в них ни одной радостной искорки – только темнота.

- Помоги, Великая, – голос, подобный журчанию вешнего ручейка сорвался с белесых губ. Липкие, как у лягушки пальцы сомкнулись на моем запястье, рывком стаскивая с берега в озеро. Какая сила умещается в тщедушном тельце. А на первый взгляд, она и от ветерка переломиться должна. – Спаси нас. Как мы однажды помогли тебе.

Я стояла на мелководье по колено в воде. Вроде бы теплой, но меня колотило, как в лихорадке. И было трудно дышать – в легкие вместо воздуха лилась вода, забивая трахею, пока не заполнила ее целиком и не полилась из горла. Я закашлялась, выплевывая речной ил, скрипящий на зубах. Упала на колени, разбрызгивая в стороны воду. Выдернула руку из склизких пальцев с прозрачными перемычками и с ненавистью заглянула русалке в лицо. Неожиданно несчастное, с грустными глазами, в глубине которых плескалась горечь. И за себя, и за... меня. Эта-то что знает?

- Прости, Великая, – голос стал глубоким, медленным, как озерное течение. Не верить ее раскаиванию у меня не было причин. Русалки никогда не лгут – не умеют. – Я должна была напомнить тебе о том дне. И о роли моих сородичей в твоей судьбе. Мы вернули тебе жизнь. Отплати и ты нам той же монетой.

- Ты... о чем? – признаюсь, в голове у меня шумело, будто на нее давила тяжесть, и мысли разбредались, не успев посетить меня в полной мере, так что тормозила я основательно. Кажется, зеленая это заметила, потому что мне в голову полились чужеродные воспоминания, болью отдающиеся глубоко в душе.

Вода. Снаружи. Внутри. Везде. Во всем. Но она не убивает. Наоборот, дарит жизнь.

Вода. Она как граница добра и зла. Наверху, над нею – Свет, а внизу, там, где жизнь и смерть неподвластны ей – Тьма. Люди стремятся к Свету, к жизни. А русалки все никак не могут покинуть владения Безликой, существуя на перипетии мирового единства.

Вода. Она была всегда. Но будет ли вечно? Что останется от мира, если Стихия... умрет? Ничего. Только та темнота, что сжимает сердце, когда смотришь вниз, отвернувшись от света. И вот света уже почти нет, и нечем дышать. Темнота...

- Что это было? – Я с трудом разлепила веки, смутно осознавая, что лежу на чем-то жестком и холодном. Камень. Тот самый, что посреди озерной глади напоминает о последней войне Креола, когда еще и о людях ничего не было известно. Последней, но не единственной. Мудрейшие тоже могут ошибаться. Только их ошибки суровей. Они приносят за собой смерть. И ничего кроме смерти. И умирают по их воле целые народы, виды разумных существ уходят в Небытие, за Грань миров, в бездонное Море.

- Воспоминания, – русалка заглянула мне в глаза, провела кончиками пальцев по лицу. Боль, выкручивающая мои внутренности, спала, но не намного. Зато я снова научилась дышать.

- Чьи? – Я хрипло вытолкнула слова из горла, одновременно освобождаясь от затекшей воды. Она меня что, не по поверхности тащила, а по глубине? Я же не двоякодышащее, или у нее проблемы с физиологией других рас?

- Моей сестры, Llian-vi, – горько прошептала русалка. Как капля дождя, упавшая на сухой лист. И сладко, и больно – лето прошло. Остались сладкая грусть и печаль, что такое уже никогда не повторится. Остались. Но их не вернуть...

- Откуда она родом? – Я знала, каким будет ответ, но не говорить же русалке, что это я по случайности убила ее сестру. Она не посмотрит, что только что называла Великой (интересно, почему?) – утопит, и дело с концом. У хвостатых месть на первом месте. Затмевает даже любовь. Хотя как можно любить с холодным сердцем?

- Из Рогатины, Великая, это в Ромерии. Она обладала магическими способностями и покинула Озерный край несколько веков назад, но я не теряла с ней связи. А две трети луны назад... – журчащий голос сорвался, как поток с водопада и утонул в наступившей тишине. Я молчала, не в силах признаться. Откуда мне было знать, что Безликая осерчает и убьет целую реку, а не только один ее рукав, за который я и боролась. А, может, эта Лиан и была Духом Стихии, охраняющим Врата? Или потомком, раз я разобрала каплю Великой крови.

- Я... мне жаль, – наконец, выдохнула я. Горячечный румянец бросился в щеки и я поспешила отвернуться. Сколько людей могло быть в реке посреди лета? Сколько невинных жизней я загубила желанием легкой переправы? Простят ли меня Великие за дерзость, нанесенную их, Стихий, детям? Все мы их порождения, в большей или меньшей степени. Маги, так и вовсе кровная родня. А кто, кроме Великих, мог наградить (за какие это заслуги, позвольте узнать?) род человеческий нечеловеческим могуществом? Только Вселенская Тьма, но магия смерти не единственная, которую в силах использовать колдуны. А они-то сами ведают, кому молиться за щедрый дар Истинных богов? Врят ли.

- Не кори себя, Великая, – русалка ободряюще взмахнула хвостом, ссыпая на меня переливчатые брызги озерной, но в тоже время кристально чистой, воды. Я чуть улыбнулась. Откуда ей знать о моих терзаниях? – Это не твоя вина. Ты найдешь виноватого, я верю в тебя. И буду молить Небеса на их благосклонность. Они обязаны вернуть тебе все, что ты потеряла. Ты этого достойна.

Я непонимающе посмотрела на хозяйку озера, но та лишь таинственно сверкнула черными очами. И верь после этого байкам, что водные жители начисто лишены ментального сходства с сухопутными. Она же в моих мыслях, как у себя дома. Или и среди русалок есть видящие?

Русалка отрицательно мотнула головой, отчего “тина” облепила ее узкое лицо, сделав похожей на давно утопшую эльфийку – острые ужи заменял тонкий обруч, у висков загибающийся вперед, как и кончики главного (с точки зрения людей) эльфийского достоинства.

- Ты его найдешь, – уверила меня “усопшая”. – Только не верь словам. Сердце подскажет. Оно у тебя горячее. Очень горячее. Как огонь. Впрочем, сама все узнаешь. Когда придет время...

И нахально скрылась в пучине вод, махнув на прощанье хвостом. И как мне выбираться с искусственно выстроенного острова, когда до берега саженей двадцать, не меньше? Вода-то совсем не по-летнему прохладная!