Разбуди меня

Глаза хумары странно сверкнули, и без того бледное лицо, казалось, стало ещё белее.

— Вы что, не слышали? — музыкальный голос Сиренити теперь больше напоминал недовольное звериное рычание. — Я сказала, вон отсюда!

Молча, Диан резко развернулся и почти выбежал из кабинета. Руадан перевёл взгляд на девушку. Сиренити рухнула в кресло, её губы предательски задрожали, в глазах блеснули слёзы.

Вздохнув, демон вытащил из бара в шкафу ещё один бокал. Подумав, намешал коктейль и протянул его Сиренити. Девушка машинально взяла. Глядя в одну точку — где-то в двери — выпила. Закашлялась. Положила руки на подлокотники, запрокинула голову и закрыла глаза.

Руадан усмехнулся. Ничего не говоря, подошёл к волшебнице, наклонился. Обнял. По щекам Сиренити потекли слёзы — сначала медленно, потом быстрее и быстрее, рыдания становились всё громче и невнятнее.

— Почему?! За что мне это? Руадан! Я не могу больше! Не могу. Не могу…

Повелитель взял девушку за руку, устроился на подлокотнике и, наклонившись, шептал какую-то успокоительную чушь, пока королева волшебников рыдала у него на плече.

Он ничего не спрашивал. Ничего не советовал. Не порицал. Он просто был рядом, а большего Сиренити, казалось, и не нужно.

Эти двое, пусть и такие разные, действительно понимали друг друга без слов.

Пройдёт около часа, прежде чем Сиренити успокоится, улыбнётся какой-то шутке Повелителя. И ещё полчаса, когда вспомнит, что наговорила своему консорту. И, глядя на Руадана, пытаясь скрыть стыд за смехом, назовёт себя глупой и вспыльчивой.

Но пока она плачет, а Руадан нежно гладит её спутанные чёрные волосы, вспоминая свой вчерашний сон, в котором фигурировала такая же волшебница, только совершенно седая.

И где-то на пределе слышимости рыдает скрипка, сплетаясь в странную мелодию с задумчивой гитарой.

Украшенная золотом и лепниной кровать казалась огромной и холодной. Сиренити с головой закуталась в одеяло, но даже это не помогало согреться. Волшебница дрожала, сжавшись в комочек, крепко прижимая к себе здоровенного плюшевого зайца. Тот стоически терпел, глядя пустыми зеркальными глазами в потолок. Где-то за дверью прогуливались то туда, то обратно часовые.

Абсолютно бесполезные, против того, кто действительно захочет её убить.

Волшебница изо всех сил стиснула зубы, пытаясь проглотить твёрдый комок горечи, подкатывающий к горлу.

Дура.

Ничтожная, безответственная, вспыльчивая, злая, расчетливая дура!

Одного близкого ей человека бросила, сбежала — как обычно. Консорту, который просто сказать спасибо ей пришёл — нагрубила. Зачем? Для чего? Разве её проблемы — его вина?

А ведь Диан её супруг.

Вместе они семья.

Сиренитити резко подскочила на кровати.

А ей плевать, что он думает! Ей всё равно! Действительно, почему её должно заботить чьё-то мнение?

Рука на пушистой заячьей шее сжалась. Свист, тихий шум… Сиренити что есть силы швырнула игрушку в сторону окна, снова забившись под одеяло. Заяц упал на столик, перекатился на другой бок и случайно задел искрящийся в лунных лучах медальон. Тот звякнул и открылся. Комнату огласила приятная мелодия музыкальной шкатулки — негромкая, спокойная и очень печальная, постепенно затихающая и наконец, словно растворившаяся в ночном воздухе.

Горький комок заполнил теперь не только горло, но и грудь. Сиренити душили слёзы.

Когда же она плакала последний раз до этого дня? Давно.

Сейчас все так и не выплаканные рыдания рвались наружу, и девушка самозабвенно отдалась им, скорчившись в пустой, холодной постели.

А перед глазами один за другим сменялись картинки прошлого.

…Бледный темноволосый мальчик с правильными чертами лица, худенький, одетый в зелёный камзольчик, поворачивает голову, слыша шаги. Дверь открывается, и мальчик вскакивает, бросается навстречу закутанной в чёрный плащ девушке. Обняв наклонившуюся волшебницу, целует в подставленную щёку, тихо выдыхая:

— Госпожа…

Она никак не могла научить его называть её имя…

…Тронный зал, выстроившиеся живым коридором аристократы. Она принимает из рук Онреда шкатулку, откидывает крышку, достает изящную, сверкающую изумрудами корону. Наклоняясь, надевает её на голову подросшему, десятилетнему мальчику — её ученику, её Арману. А теперь и её принцу.

Мальчик выпрямляется, улыбается ей, глядя на Сиренити большими серьёзными глазами. Слишком серьёзными для его возраста.

Нелегко ей далось такое решение. Ещё сложнее было убедить этих разряженных придворных, найти необходимые прецеденты. Но это всё, что она могла сделать для своего ученика. А теперь — и названного сына, принца Средних миров. Она верила, что ученик теперь в куда большей безопасности, чем раньше, там, где она его прятала.

Она ошибалась…

…- Смотри, упрямица, — смеялся черноволосый чародей. Хохотал ей в лицо, кивая на маленькую, скорчившуюся фигуру на столе, заляпанном кровью. Неясные тени в алых плащах приближались к ней, медленно, словно хищники, учуявшие поживу.

— Смотри, как он умирает. Из-за тебя!

Девушка стояла на коленях перед тем самым волшебным зеркалом в кабинете, изо всей силы ударяя расцарапанными руками ледяную стеклянную поверхность. Точно также её душили слёзы. Точно также она звала единственного человека, которого любила больше, чем жизнь.

Звала, не в силах помешать, красным фигурам терзать маленькое, беззащитное тело, вытряхивая из него последние крохи жизни.

Звала, задыхалась рыданиями, в кровь разбивая руки… Для них — пустяк убить двенадцатилетнего ребёнка. Наброситься всем вместе — о это они умеют! — и растерзать, уничтожить. Они хотели принудить её подписать выгодный им договор. Всего лишь. Такая цена за жизнь маленького мальчика с курчавыми чёрными волосами и тёмными, как ночь, грустными глазами.

Всего-то.

Они даже не понимали, что отнимают у неё всё — смысл жизни, цель… всё.

Она даже не нашла потом его тело… И так бы, наверное, и осталась в той пещере, пропахшей палёной плотью и измазанной кровью. Но пришёл Тарвус и заставил её вернуться. Говорил, что ему удалось заручиться помощью влиятельного союзника.

Тарвус, участвовавший во всём этом безумии.

Тарвус никогда не любил бедного мальчика. И этого Сиренити ему простить не могла.

Она танцевала на балу в честь нового союза всего день спустя после смерти Армана. Да, она смогла закрыться маской, шутила и смеялась, видя заледеневшие взгляды придворных. Она могла танцевать, но петь — петь больше не могла.

Сиренити Сладкоголосая ушла в небытие вместе со своим маленьким принцем.

Конечно, дар её не покинул. Она по-прежнему создавала прекрасную музыку. Звучание её голоса завораживало и лучилось магией. Но и только.

А теперь — снова смотреть, как умирают дорогие её сердцу люди? Арман, Рис…

Девушка уткнулась лбом в колени и тихо, чувствуя, как накатывают волны сна и усталости, а всё тело бьёт страшная дрожь, шепнула заклинание. Но уснула прежде, чем увидела его действие.

Ветер принёс запах гари и пыли — аромат, от которого я успела отвыкнуть. Линия горизонта — горы и сверкающее в солнечных лучах море — вдруг исчезли, превратившись в окно. Или зеркало. Изумлённо, я наблюдала незнакомый пейзаж — кусочек парка или набережной. Река, невысокие деревья, фонарь. Ночь или поздний вечер — по крайней мере, фонарь горел, а парке царили сумерки. Не фиолетовые, уютные, как у меня — а густые, сине-чёрные. Опасные.

Посреди дорожки стоял мужчина в светлом плаще. Красивое лицо портили презрительно кривящиеся губы да холодный взгляд серых глаз. Облик мужчины колыхнулся, как вуаль или тонкая ткань, когда я попыталась приглядеться. Под ним виднелось настоящее лицо — демона. Отдалённо напоминающее человеческое и даже приятное. Но взгляд и усмешка остались.

В поле зрения появилась ещё одна фигура — мальчика с забавными длинными ушками. Странного ребёнка — не бывают у детей такого взгляда. Слишком серьёзного, полного ненависти и безысходности. Я присмотрелась повнимательнее — и мальчик вдруг обернулся. Наши взгляды встретились.