Страница 33 из 57
— Ты имеешь в виду, заниматься с тобой сексом. Стать любовницей на одну ночь, это ты хочешь сказать.
Он рычит:
— Нет. Блядь. Нет, Грей. Я имею в виду, да, я хочу быть с тобой. Но... полностью. С тобой.
Он пробегает руками вниз по моим рукам, до моей талии, к бедрам, и поднимает меня. Мои ноги инстинктивно оборачиваются вокруг его пояса, его руки держат меня за попу, и я чувствую его близость.
— Я хочу целовать тебя при каждой возможности. Я хочу говорить тебе, когда ты делаешь глупости. Я хочу заниматься с тобой любовью. Я хочу трахаться с тобой. Я хочу обнимать тебя. Я хочу быть твоим. Я не знаю тебя, совсем не знаю, но я хочу все это. Это полное безумие. У меня чувство, будто я должен был сначала спросить разрешения, прежде чем сказать все это. Черт, у меня должны отобрать звание мужчины за то, как эмоционально и по-бабски я рассказываю тебе о своих чувствах. Но... я никто без честности. Вот так.
Я не могу дышать. Я не задыхаюсь, наоборот, как там называется обратный этому процесс. Мои легкие горят, потому что я совершенно не дышу. Я пристально смотрю в его глаза и слушаю его в полной растерянности. Я не могу в это поверить.
— Скажи что-нибудь, Грей. Господи. Я просто препарировал тут перед тобой душу, а ты ничего не говоришь, — говорит он жестким шепотом.
— Ты этого хочешь? — проговариваю я. — Со мной? Но... ты ничего обо мне не знаешь. Ты не... ты не занимаешься таким. У тебя не бывает девушек.
Он хмурится:
— Нет, есть... точнее, были... чертова туча девушек. Пруд пруди. Я мог щелкнуть пальцами, и у меня было шесть девушек сразу, по одной на каждый день недели и выходной в воскресенье. Я не хочу этого. Я прошел через это. Это скучно. Я хочу тебя, — его глаза приобретают грозовой серый, темный, угрожающий оттенок. — Я ничего о тебе не знаю. Но в том и дело: я хочу узнать.
Все, что я могу сделать — поцеловать его. Это необходимее дыхания. Он неуверенно отвечает на поцелуй, будто не в состоянии осознать, что я правда это сделала. Но это так. Я целую его, потому что это единственный ответ, который у меня есть. Мои ноги обвиваются вокруг его талии, руки зарываются в его шевелюру, притягивая его ко мне, и я схожу с ума.
Этот мужчина хочет меня.
Он поворачивается на месте, и внезапно я оказываюсь на кровати с Доусоном сверху. Мне так комфортно. Он восхитительный на вкус. У него привкус кофе, рогалика и немного зубной пасты. Его язык проскальзывает меж моих губ и касается моего языка. Я крепко держусь за него и целую его с полой отдачей, позволяя ему ловить своим ртом мой, позволяя овладеть моим языком. Он мягко отстраняется, и я теряюсь в отчаянной жажде его поцелуя, и тут же его зубы хватают мою нижнюю губу, закусывая ее. Он убирает рукой волосы с моего лица, и его глаза переливаются тысячей оттенков серого, голубого, зеленого и коричневого, необъяснимые, неописуемые, и он смотрит на меня, будто у меня есть ответ на все вопросы. Его рука гладит мою шею, его палец пробегает по моему подбородку, затем вниз по моей руке к талии. Его рубашка связана в узел под моей грудью, оголяя мой живот; он касается моего бедра, я чувствую его горячую, сильную, мозолистую ладонь своей нежной кожей. Я резко вдыхаю, когда он дотрагивается до моих ребер. Он костяшками задевает нижнюю часть моей правой груди, и я закрываю глаза, но он не трогает моей груди. Он просто чуть поднимает рубашку и смотрит на меня. Мои глаза закрыты, но я чувствую его взгляд. Я позволяю ему смотреть. Но это не так, как на сцене — его взгляд нежен. Это слишком, и мне необходимо поцеловать его еще раз, прежде чем потеряться в нем.
Он целует меня, отстраняется и опускается, чтобы покрыть поцелуями мою грудь. Я в ужасе, мое сердце колотится. Его рот жаркий и влажный, и теперь он опускается ниже по моей груди, и мое сердце готово вырваться из грудной клетки — разумеется, он чувствует его удары — но не подает вида, что замечает мой ужас, он просто продолжает медленно и осторожно целовать мою правую грудь, пока не окружает мой сосок поцелуями. Сосок затвердевает, словно умоляя покрыть его поцелуями.
И он продолжает, и я издаю громкий, страстный, эротический стон. Я чувствую, как краснею, но я могу думать только о том, как жадно он облизывает мой сосок. Я снова издаю стон, извиваясь под ним всем телом. Я никогда, никогда не ощущала ничего похожего. Это ошеломляет, выбивает почву из-под ног. Я вцепляюсь в его затылок, когда он отпускает мой сосок с тихим щелчком, а затем снова касается его языком, задевая зубами. Во мне нарастает жар, сосредотачиваясь в моем животе. Меня охватывает отчаянное напряжение, неистовая жажда, и я не знаю, что делать.
* * *
Пока его рот занят моим правым соском, левой рукой он проделывает то же самое с моей правой грудью, издавая всевозможные неловкие звуки. Где-то глубоко в душе я знаю, что не должна заниматься этим. Чувство вины пасторской дочери прорывается наружу, напоминая мне, что я предаюсь греху с мужчиной. Я изо всех сил стараюсь игнорировать этот тонкий голосок, это зерно стыда.
Он переносит губы к левому соску, а правой рукой проводит по моим ребрам, по животу, по бедру, и его пальцы проскальзывают за пояс моих леггинсов, и вдруг он останавливается, смотрит мне в глаза, и вступаю я, стягивая штаны.
Я ничего не могу поделать. У меня не осталось силы воли, никакой возможности сопротивляться его прикосновениям, никакой способности остановить это. Я знаю, что должна бы, но не могу. Я так слаба. Так слаба. Он надо мной, целует меня в губы, в шею, щиплет мои соски, отнимая у меня дыхание, и я извиваюсь, во мне накапливается напряжение. Я моментально намокаю там, внизу. В тщетной попытке остановить это я сжимаю бедра, но ничего не выходит.
Мои штаны опущены достаточно низко, чтобы показалось мое белье, линия красного хлопка. Я закрываю и открываю глаза, глядя на Доусона, в его глаза, на его рот, когда он облизывает мой сосок и растягивает его, заставляя меня стонать и доводя напряжение внутри меня до предела. Он хватает пальцами эластичный край моих трусиков и останавливается. Я полностью в его власти. Я знаю, что не должна позволить этому произойти, и я перехожу черту, которую не должна переступать, но я не могу остановить это. Он дотрагивается до меня, он обладает мной. Он точно знает, что мне нужно, чего я хочу, даже если этого не знаю я сама.
И сейчас, о Боже. Его пальцы, средний и указательный, скользят под ткань, касаясь эпилированной воском кожи, и я вся дрожу. Я хочу этого. Я хочу, чтобы он трогал меня.
Я даже сама не трогала себя там. Никогда. Это был негласный грех, постыдный и отвратительный. А потом, будучи взрослой, у меня не было для этого ни причин, ни времени. Я никогда не знала, что такое вожделение, никогда не трогала себя так, как он трогает меня.
Его глаза теперь зеленоватого цвета, какой я никогда не видела в его глазах. Он смотрит на меня, двигаясь — так медленно и осторожно — все ниже. Мои бедра плотно сжаты, но слегка расслабились, чтобы впустить его прикосновение, словно мое тело хочет этого, несмотря на то, что моя душа и ум борются друг с другом. Мое тело отвечает. Его длинный средний палец продолжает движение, и кончик его пальца проникает внутрь меня. Я вскрикиваю от желания и страха.
— Скажи мне остановиться, — бормочет он. Его глаза прикованы ко мне, и я знаю, что он читает мои эмоции.
Я открываю рот, но не могу произнести ни слова. Я просто встречаюсь с ним взглядом, и моя спина выгибается, бедра приподнимаются, и мое тело снова принимает решение за меня. Его средний палец погружается глубже внутрь меня, и, наконец, с моих губ срывается слово.
Его имя.
— Доусон...
Умоляющий шепот, но я не знаю, прошу ли я его остановиться или продолжать.
Я дрожу. Мои колени, мои руки трясутся. Губы дрожат, взгляд не может сфокусироваться. Я чувствую его палец, незнакомое ощущение, полнота чувства, и он погружается все глубже. Он поворачивает руку, и его палец проникает еще глубже.
И вдруг его палец трогает меня как-то по-особенному, и меня будто ударяет молнией. Из моего горла вырывается стон, как только грубое наслаждение бьет через все мое тело. Он смотрит на меня, и я смотрю на него. Он отчасти лежит на боку, моя рубашка задрана над моими грудями, которые из-за своего веса свисают по бокам, и я выгибаюсь в спине от его прикосновения. Я не могу удержаться от стона, когда он проникает в меня еще раз, жар и напряжение внутри меня нарастают в нечто невыносимое, нечто яростное, и я в мгновении от того, чтобы взорваться.