Накануне

- Сестрица... Не посмотрите ли? Что-то у меня с пальцем. В суставе чего-то...

Отошли к окну, чтобы посветлей. Угол дальний - станки в стороне, никого поблизости нет. Сосипатр проговорил запинаясь:

- Ну... как? Коряво?.. Для первого разу: блин - комом?

Она ответила ласково, не подымая глаз, шевеля один за другим суставы, крепкого, грубокожего пальца.

- Хорошо, очень, очень хорошо, родной... Лучше Павлова, честное слово... И если так дальше пойдет...

Он дернул руку.

- Не посрамил, значит?.. Вы... не в утешение мне, товарищ Марина? Ой, да и рад же я... Ежели бы сейчас не народ...

Она спросила, смеясь одними глазами (губами нельзя: медицинская консультация).

- Ежели б не народ, так что бы вы?

Он смутился.

- Нет... Я так... Ну, спасибо. Пошел.

- Постойте, - остановила она. - Я палец перевяжу: мне еще надо сказать.

Достала из карманчика белого халата бинт. Никите от станка окликнул озорно:

- Сосипатр! В штрафные запишут.

И запел скороговоркою, косясь на него и Марину:

Мой то миленький хорош, таки хорош,

Он не ходит без резинковых калош.

Сосипатр нахмурился сердито. Марина, словно не слыша, медленно бинтовала палец.

- Нынче в ночь такой провал был - не запомнить: товарищей - человек сорок. И вся техника села.

У Сосипатра дрогнули губы. Ничего, если кто и увидит, подумает: в суставе свербит. Марина продолжала не глядя:

- Четвертый номер "Пролетарского голоса" взяли, брошюру против войны. И типографию... в районе у нас, в Новой Деревне, подпольная была...

Сосипатр покрутил головой, забыв всякую конспирацию:

- Нечисто дело... Не иначе, как пролез кто... Такие дела только с провокации делаются... Комитетские-то целы? Товарищ Андрей? Товарищ Черномор?

- Целы, - успокоила Марина. - Так вот: люди до последней меры нужны. Вы хоть и... только что из кружка... в первый раз сегодня выступали... а придется вас вплотную взять в работу.

- Товарищ Марина... - задыхаясь от волнения, сказал Сосипатр.

От станков дошел смех: что-то опять брякнул Никита.

- Смотрят, - шепнула Марина и рассмеялась, обернувшись лицом к цеху. - Надо идти, а то ребята нас с вами окончательно женят. После смены приходите в Выборгский кооператив. Знаете? Спросите товарища Василия... Пароль "Николай кланяется и...". Впрочем, я сама там буду... До скорого.

Она кивнула, помахала рукой Никите и прочим и пошла к выходу. В самый раз: на пороге показался мастер Ефимов. Он поклонился Марине ласково, но в глазах - настороженность.

- Что долго загостились? У меня по санитарной будто все в порядке.

- Авария! - засмеялась Марина. - Палец вправляла. Благодарите, а то без меня дирекции пришлось бы платить за увечье.

Ушла быстрым, легким шагом. Мастер посмотрел вслед. Ладная девушка: черноглазая, черноволосая, плечи крепкие... Отец по метрике из рабочих, а эта выбилась: в медицинском институте учится, здесь, на заводе, в амбулатории фельдшерицей подрабатывает. Он как-то у доктора полюбопытствовал: хвалит.

Ефимов пятый год вдовец. Вот бы такую. Да нет, не пойдет. Ей что!.. На доктора учится, выйдет за благородного.

Он вздохнул и окликнул Сосипатра:

- Пожалуйте-ка сюда, Беклемишев.

Сосипатр подошел, поглаживая руку. Это что ж... ему, что ли, палец вправляла... амбулаторная? Бинт. Наверное, что ему.

Ефимов сказал, глядя в пол:

- Там вас спрашивают... по делу какому-то... В конторке у меня... Идите, не заперто. Я тут еще в цехе минуточку задержусь...

В конторке ждали, действительно, трое. По лицу - молодые, по одежде рабочие. Первый из них, в шапке с кошачьей опушкою под бобра, очень добротной, сказал подмигнув:

- С Розенкранцевского завода. За тобой. Нынче митинг проводим, по указанию комитета, насчет январской. А оратора у нас нет... Так мы - за тобой. Звать меня Климом.

Сосипатр удивился искренно:

- Меня? Я при чем? Какой я тебе оратор!

- Не втирай, - засмеялся Клим и подхватил Сосипатра под локоть. "Николай кланяется..." Слыхал про такого?

- Слыхал, - засмеялся, в свою очередь, Сосипатр. - Скажи на милость, как пришлось: у Розенкранца как будто до этого времени одни меньшевики в ходу были. Когда митинг?

- Сейчас и двинем, - откликнулся второй, крепыш, низенький, совсем коротыга, в кепке. - Чтобы до смены поспеть, а то народ разойдется. Нерадивый у нас к политике у Розенкранца народ.

Сосипатр кивнул. И это верно: завод на всю Выборгскую самый отсталый. Неужто удастся как у себя нынче в цехе? Сейчас говорить он по-другому уже будет... как на крыльях.

И опять радость к сердцу, так, что даже лицо закраснелось.

- Ну, что ж... Пошли.

Приостановился на секунду, вспомнил.

- До смены? Надо мастеру...

- Еще кому? - глумливо воскликнул Клим. - Ты кто такой есть, чтобы у всякой шкуры хозяйской спрашиваться. Ушел и ушел. Ну, в штраф запишет... Тоже - дерьма...

Вышли за ворота. Клим сказал:

- Гляди-ка... чего там маячит? А ей-богу, сукин сын шпик.

Сосипатр пригляделся. В самом деле, подозрительный какой-то человек. Пальтишко - обтрепанное, а котелок, как у барина. И воротник поднят, чтоб лицо прикрыть. Еще не хватало. Раньше эта нечисть не решалась близко к заводу подходить.

- Пойдем прямо на него. Небось, даст деру.

Крепыш возразил, однако:

- Ну, брат, как бы самим не пришлось деру давать. Он, думать надо, здесь не один... смотри, героем каким ходит, на всем виду... Нынче вообще с чрезвычайной оглядкою надо. Провалы. Не знаю, у вас как, а даже у нас на заводе люто. Пойдем от греха кругом, через лес...

- Через лес, так через лес, - согласился Сосипатр. - И в самом деле, пожалуй, лучше, а то еще на след наведем...

Шпик остался на дороге. Приткнулся к фонарю, глазами следит за воротами. Другого кого-то ждет, ясно. И на сердце Сесипатра стукнуло.

Не Марину?

Крепыш шепнул, вытянув шею:

- Сов считаешь? Не видишь: зазевался легавый. Ходу!

На лесной тропке не было ни души. Шагали быстро.

- Ты все же аккуратно иди. Чтобы след в след.

Это сказал третий, бородатый и сумрачный, молчавший до тех пор.

"Серьезный человек, конспирацию знает", - одобрительно подумал Сосипатр. И оглянулся назад, через голову крепыша, шедшего следом. Завода уже не было видно - одни сосны заиндевелые вкруг да сугробы. Далеко отошли, слежки нет.