Победитель получает...

— То есть, ты хочешь сказать…

— Я не хочу, я тебе прямо говорю: думать у тебя пока плохо получается, может, перемещение так подействовало…

— Но…

— Никаких “но”! Я — настоящий, ты… не знаю где, но там же, где и я, и вряд ли это место называется “психушка”, хотя я и не знаю точно, что это такое. А сумка — она хорошая. Может, она и не улыбается, но от неё тепло идёт — не как от тебя, но есть. А значит…

— Что? — снова спросила Маша.

— Ну как же тебе объяснить-то… — Куся фыркнул, слегка хлопнув крыльями. — Значит, она может улыбаться! Не так, как ты, а по-другому. Но может. А ты… заметила. Только и всего. И не отвлекай меня больше, — он повернулся к Маше спиной, снова приступая к исследованиям.

— Я ей мерещусь… сумка улыбается… а искать еду и место для ночлега — некому!

========== Глава 41. Счастливый долгоног и страшный грызун ==========

— Куся… — тихо позвала Маша.

Трава колыхалась уже на порядочном расстоянии — кото-мышь со своими исследованиями перемещался в сторону холмов с подозрительными постройками. Правда, это перемещение было несущественным: лес всё равно совсем рядом, а до холмов далеко — и за полдня не дойдёшь наверное…

Трава активно закачалась, зелёные бурунчики в растительном море указывали на быстрое приближение Куси.

— Чего ещё? — озабоченная и недовольная мордочка хмуро смотрела на неё.

— Тебе же там не видно, а… — Маша указала рукой в сторону холмов.

— Мне не видно, зато и меня не видно, — пробормотал кото-мышь, взлетая в воздух и уже почти привычно опускаясь на Машино плечо.

Он так натренировался, что его коготки почти не чувствовались.

— Но какой в этом толк, если тебя всё равно видно всем и отовсюду, — завершил он ворчливо и замолчал, пристально всматриваясь сначала в холмы и то непонятное и пугающее, что на них находилось, а потом в угрюмую и неприступную лесную крепость, — Маша медленно повернулась, чтобы предоставить товарищу круговой обзор, а он в это время умело балансировал крыльями, легко удерживая равновесие.

— Да, в большом росте есть свои преимущества, — признал Куся, прежде чем бесшумно спланировать на землю, — но недостатков больше… — глубокомысленно заключил он уже внизу.

Маша только вздохнула, соглашаясь.

— Куда пойдём? — спросила она. — Мне эти холмы совсем не нравятся…

— Мне тоже, — уверенно согласился Куся.

— Лес тоже какой-то… пугающий.

— Незнакомый, — уклончиво отозвался Куся. — Но не торчать же здесь, как долгоног на болоте. Вряд ли нам так повезёт, как ему…

— А в чём повезло долгоногу? — тут же спросила любознательная Маша.

— Да во всём! По болоту хищники ходить не могут — проваливаются. А у долгонога ноги так устроены, что не проваливается он. И хоть его со всех сторон видно, а не подобраться к нему!

— А с воздуха?

— Долгоног крупный… с таким связываться — себе дороже… — отозвался Куся и, взглянув на Машу, пояснил: — Мы, говорящие, самые большие и сильные из летающих хищников. Остальным он тем более не по зубам. Да и что в нём… одни жилы да ноги сухие…

— Чем же он там питается? — спросила Маша, сама не зная зачем.

Вот не было у неё сейчас насущнее вопроса, чем питание неведомого везунчика долгонога, счастливо обитающего на инопланетном болоте! Хотя понятно, зачем она с таким вниманием вникает в особенности безоблачной долгоножьей жизни, — чтобы хоть чуть-чуть отвлечься от куда более бурных и пугающих перипетий своей собственной…

— Брюхолапками в основном, — сказал Куся и облизнулся. — Они нежные такие… И в болоте их полным-полно! Просто наступить некуда. Да только, кроме долгонога, никто там ступать-то и не может! Вот и говорят: везёт, как долгоногу. Но это не про нас, — заключил Куся, направляясь к лесу.

— И ты хотел бы так жить? — спросила Маша. — Хотел бы стать долгоногом?

Куся резко остановился, словно налетел на стену, повернулся к Маше, посмотрел внимательно и решительно ответил:

— Нет уж! Ещё чего… Всю жизнь сидеть в болоте и лопать брюхолапок?! Он даже летать не умеет. Ни за что! — сделав это заявление, Куся снова развернулся к лесу и заспешил вперёд.

Маша молча шла следом, поглядывая по сторонам и одновременно пытаясь представить, как же выглядит долгоног, ведь уже сложившийся в её воображении образ существа, отчётливо напоминающего цаплю, лопнул, как мыльный пузырь.

Она ещё успела немного подумать о том, все ли говорящие такие мудрые, как Куся. Видно, всё же не все, раз вождь купился на посулы серых. Впрочем, вожди — это вообще особая порода! Все ли народы глупеют, вступая на путь технического развития? Всегда ли прогресс порождает общество индивидуумов, постоянно недовольных своей жизнью и совершенно не умеющих ценить то, что имеют?

Маша не сомневалась, что Куся не захотел бы стать или быть никем иным, кроме как самим собой. Не только долгоногом, а вообще — никем. Он так полно и ясно, так… всецело был самим собой, как подавляющему большинству людей и не снилось! И ей тоже не снилось… как оказалось.

Тут они приблизились к лесу, и Маше стало не до размышлений — на них упала тень лесной стены, которая вблизи оказалась ещё выше, но не столь непроницаемой, как казалось издалека. Конечно, между гигантскими стволами можно было пройти, но ветви и толстые древовидные лианы переплетались совершенно неожиданным образом, то взмывая вверх, то опускаясь к самой земле, а то вдруг вытягиваясь горизонтально — на разной высоте и под разными углами.

Куся мог передвигаться по этому почти непроходимому лесу с относительной лёгкостью. И размеры его — чуть больше домашней кошки — и ловкая прыгучесть, и зацепистая когтистость, и возможность перелететь там, где затруднительно пройти, и, наконец, острое ночное зрение — всё было ему в помощь.

А Маша… снова ощущала себя балластом и тормозом. Она перелезала и подныривала, обходила и присматривалась — снова и снова, двигаясь практически на ощупь в царившем здесь густом сумраке, обещавшем вскоре превратиться в непроглядную темноту.

— Далеко не пойдём, — объявил Куся, оказавшийся где-то вверху и справа.

Он вообще передвигался кругами. Центром кругов была Маша, и пока она проходила десяток-другой метров, кото-мышь успевал обследовать всё вокруг. Так они и перемещались — тяжело и очень медленно. Наверное метров двести прошли, не больше, как Куся предложил сделать привал, а то и вовсе остановиться на ночь. Маша права голоса в этом вопросе не имела и не претендовала на него — куда уж…

— Придётся здесь ночевать. Дальше ты всё равно идти не сможешь, — вздохнул Куся. — Сейчас совсем стемнеет.

Маша устало привалилась к огромному стволу с гладкой корой. Он казался почти отполированным и каменно твёрдым, будто это и не живое дерево, а деревянная скульптура, покрытая лаком. Зато внизу кустились резные лишайники, местами доходящие Маше до колен, и мхи, вездесущие мхи выстилали всё, в том числе и ветви, и то, что Маша предположительно считала лианами.

Было тихо. Как-то слишком тихо для леса, хотя — ночь приближается, может, поэтому всё застыло и замерло? Но Маше упорно казалось, что здесь всегда так и по-другому быть просто не может. Никогда эту мрачную темноту не оживляют весёлые вопли каких-нибудь инопланетных обезьян или заливистые трели птиц. Мрачный, глухой заколдованный лес, вроде того, что окружал замок спящей красавицы из сказки.

— Здесь подожди, — распорядился Куся. — Я скоро.

— Куда я денусь-то? — усмехнулась Маша, уже почти привычно устраиваясь в углублении между выступающими мощными корнями у “лакированного” ствола. — Разве что сожрёт кто-нибудь, а сама я гулять точно не пойду, — и тут же встревожилась: — Ты только осторожно, Кусенька. Странный тут какой-то лес… Может…

— Не маленький, сам понимаю, — буркнул кото-мышь. — Да не бойся ты, я осторожно. И недалеко. Так… посмотрю тут… — неопределённо протянул он, шевеля носом и трепеща сяжками. — Пахнет тут что-то… знакомое. Рядом. Тихо сиди.

Маша покорно кивнула, и Куся юркнул куда-то, мгновенно скрывшись из виду. Да и то сказать — какой уж тут вид? В двух шагах уже ничего не видно… Обзор тоже, можно сказать, нулевой: у одного дерева сидишь, а в другое носом упираешься…