Победитель получает...

========== Глава 1. Салон “Альфа Центавра”. ==========

Надо же, какой у нас народ интересный! Так вот сталкиваешься с людьми — на улице, в магазине, метро, да где угодно, — и никогда же не подумаешь!

Маша стояла на автобусной остановке и с интересом разглядывала книги, валявшиеся за задним стеклом в припаркованной рядом машине. Скучно же. Автобус всё не шёл… Как это чаще всего и бывает, он исправно курсировал в противоположном направлении — уже, наверное, штуки три прошло, а в нужном — ни одного.

И куда они там деваются? Отдыхают, наверное, водичку пьют… Как же домой-то хочется… Маша обошла остановку в поисках тени — внутри плотно стояли люди. Тень была, но совсем уж кургузенькая, скукожившаяся под послеполуденным солнцем начала августа.

Тогда Маша перебралась к ближайшему ларьку, там тень была потолще и погуще, а рядом приткнулась заинтересовавшая её машина. На двух небрежно брошенных в салоне книгах легко читались названия: “Чёрная магия” и “Книга ведьм”. Книги были потрёпанные, потёртые, с завернувшимися от частого употребления уголками мягких обложек.

А машина-то, кажется, мужская, судя по бардаку в салоне и ещё десятку мелких примет, которые мгновенно ухватывает подсознание, выдавая готовый ответ, в то время как сознание только удивлённо хлопает глазами, повторяя: не знаю, почему мне так показалось, просто показалось и всё.

Конечно, женщины тоже разные бывают. И в машинах у них, и на рабочем столе, да и дома такое порой творится — свинья подойти побрезгует. Да какая, в сущности, разница? Просто обидно, когда мужики все глупости приписывают женщинам. Несправедливо это — сами-то тоже хороши. Но жизнь вообще штука несправедливая…

Маша вздохнула, огляделась по сторонам. В центре транспорт ещё ничего — ходит, а здесь, на окраине, можно полдня дожидаться, особенно в это время. Взгляд зацепился за вывеску на противоположной стороне улицы.

“Салон Альфа Центавра”, — прочла Маша, и глаза её снова расширились от удивления. Под экзотическим названием виднелась ещё какая-то, довольно длинная, надпись, но отсюда слов было не разобрать.

— С ума сойти, — пробормотала она себе под нос. — Это чем же там торгуют? Страшно подумать…

Поблизости не наблюдалось не только автобуса, но даже и машины куда-то подевались — город замер, время остановилось. Ну, может и не остановилось, но тянулось еле-еле, как беременная черепаха, честное слово!

Маша быстро перешла на другую сторону — к вывеске. Под названием салона значилось: “Мастер высочайшего уровня изменит судьбу на заказ. Индивидуальный подход. Эксклюзивные решения. Гарантия.”

Ну ничего себе! Точно все с ума посходили… Вывеска-то какая — будь здоров стоит! Да и дверь — солидная. Это ж сколько дураков надо ободрать-облапошить, чтобы такой салончик содержать, да ещё и жить припеваючи?

В том, что владелец или владелица салона живёт припеваючи, Маша почему-то не сомневалась ни секунды. Как там писал Ломоносов…

“Платонов и быстрых разумом Невтонов земля Российская рождать” не устанет или чего-то там такое…

Что-то ни одного Платона ей за тридцать лет жизни не встретилось, Невтона — тоже, кто бы это ни был, а дураков — без счёта! Вот их земля точно рождать не устаёт, причём не только Российская — будем объективны. Этого добра везде навалом, так что мошенники могут не беспокоиться.

Покосившись на остановку, где покорно стояли соотечественники: три бабули — с сумками, два дедули — без сумок, и ещё несколько разновозрастных замученных жизнью женщин разной степени нагруженности, Маша снова вздохнула, и тяжёлое настроение, которому она уже несколько часов пыталась сопротивляться, накрыло её с головой.

Вот оно — её будущее, и это ещё в лучшем случае. Сначала — такая вот замученная тётка, таскающая тяжёлые сумки, экономящая на всём, на чём можно, да и на чём нельзя — тоже. Потом — никому не нужная больная бабка, еле-еле выживающая на нищенскую пенсию.

Хотя… почему она решила, что они несчастные и всё такое? Может, они вполне счастливые, не без отдельных трудностей, но всё же… Может, у них — любимые мужья, дети, внуки, кошки, собаки, друзья, увлечения, любимая работа, наконец! А у неё ничего этого нет и вряд ли будет.

Ничего у неё не получается, невезучая что ли? Одна совсем… Отца никогда не видела — даже на фотографии. Впрочем, жалеть тут не о чем — так… лёгкое любопытство. Пожалуй, она тоже не стала бы хранить фотографию типа, бросившего её во время беременности…

Мама — умерла два года назад. Об этом лучше не думать — слишком больно.

Подруги? Вроде бы есть. Вот именно — вроде бы… Потрепаться о том о сём, выпить пива, покурить, потусоваться — это сколько угодно, можно даже пожаловаться на жизнь, всплакнуть — иногда… Может быть и пожалеют — походя, словно бросая подачку бродячей собаке. Но скорее всего скажут обычное: “А кому теперь легко?” Маша ненавидела эту фразочку.

А ведь и сама иной раз её произносила.

Короче говоря, она старалась не жаловаться — никогда. Единичные срывы — в прошлом. Но как же тошно иногда становится при мысли, что никому нет до тебя дела…

А мужики — одно название… Может, где-то и есть настоящие, но ей пока не попадались. Халявщики одни: устроятся на шее, ножки свесят и едут, а между тем, оттуда же — прямо с шеи — присматривают себе транспорт поудобнее, да покрасивее. Как встретят — так пересядут. И Антон — не исключение. Надо бы собрать его вещички, да выставить за порог — вот прямо сегодня, раз уж вторая половина дня у неё свободна. И день не будет прожит зря!

Она криво улыбнулась. Ироничное отношение к себе, к окружающим и к жизни вообще частенько её выручало. Но сегодня что-то словно заклинило внутри, и как Маша ни старалась, мысли снова возвращались в мрачную колею.

Сама — одинокая, работа — неинтересная, зарплата… ну, нельзя сказать, чтобы совсем уж маленькая, но — скромная. На будущее никак не отложишь.

К тому же, в нашем государстве подобные “отложения” неизменно превращаются в окаменелости, стоящие не больше булыжника… который впоследствии может превратиться в “оружие пролетариата”, но лучше от этого никому не станет, и пролетариату — в первую очередь.

Китайцы, вон, детей рожают, чтобы их в старости кормили, но это не наш путь. Совсем одна — с ребёнком, с нашими “щедрыми” пособиями и всеми прочими “прелестями”… — нет уж. Да и нечестно это.

Ребёнка надо рожать, когда готов и хочешь отдавать, а не брать. А что она может отдать? Что у неё есть? Одиночество? Неуверенность и тоска? Страх перед будущим? Неудовлетворённость настоящим? Широкий ассортимент — нечего сказать. Надо срочно что-то менять… Нет, надо менять ВСЁ!

Но не получается, не получается, хоть плачь… Ведь она пытается! Вот таскалась сегодня на это дурацкое собеседование… Отгул за сверхурочные потратила… И что?!

“Мы вам позвоним…” И зачем врать? — ведь сразу видно, что уже всё решили! Ну вот ей — видно, а кому-то, может, и нет. И человек будет ждать, мучиться, надеяться… А им всё равно! Им кажется, что они такие умные-умные и всех насквозь видят, и не ошибаются никогда. Ошибаются, да ещё как…

Вот взяли бы её, и она работала бы как зверь! Не то что эти фифочки, которые у них там по коридорам ходят… Ну и что, что сейчас она шьёт шторы в маленькой фирмочке, оформляющей офисы и прочий общепит, а по специальности закройщицы женской одежды у неё нет опыта работы; и образование — не Текстильный Институт, а колледж.

Но шьёт-то она отлично! И костюм её, собственными руками сшитый, эти фифы в коридорах очень даже разглядывали! С интересом, между прочим! И на заказ она шьёт уже лет пятнадцать из своих тридцати, а то и больше. Не знают они, что потеряли! И не узнают никогда — вот что особенно обидно…

Как же ноги болят… Сто лет уже такие неудобные каблуки не носила, а тут надела, промучилась полдня, и всё зря… И даже сесть некуда, в автобусе тоже не посидишь — битком пойдёт.

Маша снова покосилась на вывеску, на дверь.

По двери как-то чувствовалось, что за ней — прохладно и кресла удобные… Ну и что? Ну и зайдёт она, посидит, отдохнёт — не съедят её там! Главное — самой ничего не есть и не пить, чтоб ничего не подмешали, а в остальном — беспокоиться нечего.