Страница 2 из 59
Даже интересно… Что у них там? Как обычно: хрустальные шары, свечи, иконы, пентаграммы — всё в одной куче? Типа: вот сейчас помолимся Богу и займёмся чёрной магией. Или, может, что-то необычное. Карта звёздного неба, например? Ага, точно! И особо выделена Альфа Центавра — родина этих изменителей судеб на заказ.
Маша усмехнулась и потянула на себя гладкую, приятно прохладную ручку двери.
========== Глава 2. Многоликая. ==========
Дверь поддалась неожиданно легко. Да и внутри всё оказалось совсем не таким, как Маша ожидала. А ведь казалось, что подготовилась ко всему: и к “мистической” мрачности и темноте, и к офисной строгости, и ко всяким экзотическим выкрутасам.
Ближе всего, пожалуй, оказалось к офисной строгости. Во всяком случае, строгости было хоть отбавляй, но офисом даже и не пахло.
Прямо с порога, без всяких лишних условностей, вроде тамбуров, коридоров, дополнительных дверей, Маша оказалась в помещении — не сказать, чтобы маленьком, скорее — среднего размера, а из-за своей тотальной, какой-то категорической пустоты оно могло сойти и за большое.
Но кое-что в нём всё-таки было, как то: грубого вида деревянный стол-стойка, отгораживающий примерно четверть комнаты — дальнюю от входа; мягкий гибрид стула с креслом, предназначенный для посетителей и стоящий у этого самого стола; а по другую его, стола, сторону — толстая тётка в кофте, очень похожая на ту, у которой Маша одно время регулярно покупала семечки.
Тот же простодушно-хитроватый прищур, тёмное от загара (отнюдь не пляжного) лицо, загрубевшие руки с короткими ногтями, одежда, какую и при Советской власти носили всё больше сельские жители. “Времён Очакова и покоренья Крыма…” — всплыло вдруг в памяти, и Маша невольно улыбнулась. Странная тётка с готовностью заулыбалась в ответ.
Маша почувствовала, что просто повернуться и уйти — невозможно. Ну не может она так поступить с этой несчастной женщиной неопределённого возраста (что-то от 48 до 65) и определённо — тяжёлой жизни.
Ведь вот эту въевшуюся под ногти — нет, не грязь — землю, узловатые артритные суставы пальцев и железные зубы — не то два, не то три только в поле видимости — их же не подделаешь.
Если она сейчас же выйдет, тётка решит, что напугала посетительницу одним своим видом, что эта чистенькая, красиво одетая, благополучная девушка, какой Маша должна выглядеть со стороны, просто презирает таких, как она, брезгует ими. А это же неправда!
— Проходи, проходи, дочка! Садись! Устала, небось, мотаться на каблучищах-то? — напевно и радостно заголосила тётка.
Маша робко двинулась к стулу, продолжая озираться по сторонам, хотя смотреть, в общем-то, было просто не на что. Совершенно голые оштукатуренные стены (штукатурка старая, местами облупившаяся), самый простой, да к тому же изрядно вытертый линолеум на полу. И больше — ничего. Наверное, денег только на дверь и вывеску хватило.
И, между прочим, ни одной двери, кроме входной, не видно; а свет-то откуда — окон же нет, и потолок голый… Маша осторожно опустилась на стул и хотела было осмотреть потолок повнимательнее. Всё-таки источник света должен быть где-то там, наверное, она его просто не заметила. Но добродушная тётка, так и лучащаяся радушием, отвлекла её.
— Меня тётя Таиса зовут, — радостно сообщила обитательница “кабинета”. — А тебя-то как звать, дочка?
После секундного замешательства Маша всё-таки решила ответить. Это же не паспортные данные. Врать не хотелось, да и зачем?
— Маша… — представилась она, всё же с некоторой неохотой.
— Какое имя-то хорошее! — пуще прежнего обрадовалась тётка. — Машенька!
Тень недовольства скользнула по лицу девушки. Это уже перебор. Обращение на “ты” она стерпела, честно говоря, оно её даже не покоробило, но эта чрезмерная медовость вдруг разом показалась Маше неприятной. Сейчас про жизнь начнёт расспрашивать… Одной рукой по голове гладить, а другой — в кармане шарить… Противно…
— Уважаемая Мария, мы рады приветствовать вас в нашем салоне!
Услышав хорошо поставленный голос, смутно напомнивший какую-то ведущую на телевидении, Маша сильно вздрогнула и уставилась на “тётю Таису” во все глаза. Эти интонации: заученная любезность, немного официальности, щепотка искренней доброжелательности — просто не могли принадлежать Машиной собеседнице.
А впрочем… это, наверное, издалека Маше показалось, что загар у неё не пляжный, а огородный, и руки неухоженные. Красивый ровный загар, неброский макияж, ногти короткие, но руки в порядке, и никакой земли под ногтями… Одежда — вполне современная и, кажется, дорогая, с использованием фольклорных мотивов — они нынче в моде…
Галлюцинации у меня, что ли? — недоуменно подумала Маша и слегка тряхнула головой. — Или у них тут освещение такое… странное… — она снова вознамерилась присмотреться к потолку, но ухоженная любезная дама, сидящая напротив, опять отвлекла её.
— Вы, должно быть, думаете, что мы здесь занимаемся обманом, мошенничеством, обираем наивных людей? — доверительно спросила бывшая “тётя Таиса”.
Маша нахмурилась и попыталась сосредоточиться.
— Простите, как к вам обращаться? — спросила она, питая какие-то неопределённые надежды на разделение или же, напротив, совмещение двух непохожих образов своей собеседницы.
— Таисия Петровна, если вам так удобнее, — лучезарно улыбнулась дама.
— Вы, наверное, недавно открылись? — Маша демонстративно окинула взглядом облупленные стены и осторожно потрогала не внушающий ни малейшего доверия поцарапанный стол. Такому доверься — мигом заноз насажаешь…
— Ну что вы! Мы уже тыщщу лет здесь работаем, — это было сказано уже в третьей манере, как бы промежуточной между тётей Таисой и Таисией Петровной.
Оно и видно, — подумала Маша. — Пора бы уже и ремонт сделать. Но вслух сказала другое:
— Извините, но мне нужно идти. Автобус…
— Автобус без вас не уйдёт, — отрезала дама безапелляционным тоном.
И этот тон, и даже голос живо напомнили Маше её классную руководительницу, перед которой трепетали не только ученики, вплоть до самых отъявленных, но и учителя.
Девушка подобралась, глаза её снова расширились, а уровень неподдельного интереса, с которым она рассматривала сидящую напротив женщину, подскочил до предельно возможного.
А та, как будто и впрямь, снова изменилась: стала как-то суше, строже, решительней — и не только по поведению, но и по виду!
Да что же это за хамелеон такой?! Маша хотела встать, но ощутила вдруг, что стул не отпускает её! Держит, как будто она ремнём к нему пристёгнута! Маша рванулась, но накатившая дурнота накрыла её и заставила остаться на месте.
В следующий миг вспугнутый паникой здравый смысл вернулся в свои владения и сообщил Маше, что она, должно быть, чем-нибудь за что-нибудь зацепилась — только и всего. Стул не может никого держать — он предмет неодушевлённый.
Может, ремень сумочки… Девушка начала было ощупывать длинный ремешок, но странная многоликая собеседница в очередной раз отвлекла её.
— Такой случай может выпасть лишь однажды. Нам не нужны ваши деньги, имущество, квартира; не интересуют ваши паспортные данные, — на этот раз голос звучал совершенно ровно.
Он был почти лишён какой бы то ни было интонации и казался мёртвым, механическим, но именно это поразило Машу больше, чем все прежние метаморфозы.
— Эта встреча — единственная. Больше мы не увидимся, даже если вы очень этого захотите, — продолжала вещать Таисия Петровна, при этом лицо её оставалось неподвижным, похожим на маску, лишь губы слегка шевелились, а потухший, лишённый всякого выражения взгляд был устремлён в одну точку, расположенную где-то над Машиным затылком.
— Вам выпал редчайший шанс вступить в Игру. Всё что для этого нужно — взять игровой модуль в руки и бросить его — в любом направлении.
На столе перед Машей возник игральный кубик — такой был у неё в детстве, он прилагался к какой-то настольной игре. Нет, кубик не материализовался из воздуха, Таисия Петровна достала его откуда-то из-под стола.