Победитель получает...

Маша молча помотала головой, но окончательно убеждённой не выглядела. Сложно всё-таки поверить в то, что от такой вот маленькой вещицы никак — вообще никак — невозможно избавиться!

— Если уж на то пошло, нужно убедить другого человека взять его. Поступить так же, как с вами поступили. И это может оказаться совсем не сложно, — мастер невесело усмехнулся. — Потому что он сам выберет новую жертву.

— Жертву… — одними губами повторила Маша.

— Именно, — безжалостно припечатал мастер. — Если вы готовы заставить другого человека платить за свою… ошибку… Конечно, тогда она станет и его ошибкой, но — с вашей помощью. Можно помогать людям принимать верные решения или напротив — ошибочные. Можно протянуть руку тому, кто стоит на краю пропасти, предупредить об опасности, а можно — подтолкнуть в спину… Вам решать.

— А кто протянет руку мне? — жалобно спросила Маша.

— Разве никого не нашлось? — печально сказал мастер. — Вспомните свою жизнь: неужели всё было так плохо?

— Ну, если вы в этом смысле… — устыдившись, пробормотала Маша.

— Мне кажется, кто-то протянул вам руку ещё вчера или, может быть, этой ночью. Иначе вы бы не нашли сюда дороги.

— Дедушка… — Маша всхлипнула. — Но он же… умер.

— А какое это имеет значение? — искренне удивился мастер. — То, что вы называете смертью, — это дверь, отделяющая одну жизнь от другой. Смерть души, гибель личности — единственное, что действительно непоправимо. Правда… — он помедлил, глядя на кубик тяжёлым взглядом, — случаются и другие страшные вещи…

Маша содрогнулась, но постаралась взять себя в руки.

— Значит, вы больше ничем не можете мне помочь? — спросила она уже твёрдым тоном, в котором лишь едва заметно прорывалась дрожь. — И ничего больше не посоветуете? Я должна забрать его и уйти, да?

— Я могу сделать для тебя немногое, — тихо сказал мастер, переходя на “ты”, и в этом не было фамильярности, скорее — теплота и участие. — Что могу — сделаю, не сомневайся. — Он встал из-за стола, подошёл к витрине, достал сумку — ту самую, кофейную с нежной цветочной аппликацией, — протянул Маше.

— Бери, не бойся. Это хорошая вещь, добрая. Я видел — она тебе понравилась.

Маша нерешительно протянула руку и тут же отдёрнула.

— Она дорогая, наверное…

— Заплати, сколько можешь.

Маша полезла в сумочку, достала кошелёк, убедилась, что проездные на месте, и выгребла, не считая, все бумажные деньги. Потом осторожно погладила своё новое приобретение. Материал сумки на ощупь оказался чуть бархатистым, но это была не замша и вообще — не кожа. Маша подняла вопросительный взгляд на мастера.

Он смотрел на неё с радостной и чуть горделивой улыбкой человека, чей труд оценён по достоинству. В ответ на невысказанный Машин вопрос произнёс тихо:

— Это не кожа. На Земле такого материала нет.

Маша потрясённо распахнула глаза, хотела что-то спросить, но не знала — что. Поверила ли она тому, что услышала? Умом — скорее нет, сердцем — скорее да. В голове теснились сотни вопросов, и в образовавшемся заторе ни один не мог выбраться вперёд. Мужчина покачал головой, давая понять, что они напрасно тратят силы на борьбу.

Маша покорно вздохнула, быстро переложила всякие нужные мелочи из старой сумочки в новую, неприязненно покосилась на кубик. Класть его в новую сумку категорически не хотелось, и она осторожно, стараясь не касаться руками, подцепила его краем старой. Маше показалось, что кубик сам запрыгнул внутрь и притаился, как зверь в норе.

— А если я просто не буду его бросать? — вопрос прозвучал жалобно-тоскливо, безнадёжно.

— Не получится, — мастер покачал головой. — Они нечестно играют.

— Кто — они? — требовательно спросила Маша. — Ну подскажите же мне хоть что-нибудь! Пожалуйста…

— Кто такие эти “они”, для тебя не так уж и важно. Да и не могу я сказать. Подсказать… Неужели ты думаешь, девочка, что я не хочу. Всё время, что ты здесь, голову ломаю — чем тебе помочь. Но нам запрещено вмешиваться. Скорее всего, ты всё равно забудешь мои слова, а мне придётся отвечать за вмешательство, но я попробую. Может быть, потом вспомнишь… Может быть, поймёшь…

Иногда… победитель теряет намного больше, чем проигравший. Постарайся запомнить. Это моя тебе подсказка. Больше ничего не могу для тебя сделать, прости… Я желаю тебе… Я желаю тебе проиграть! — твёрдо закончил мастер, но его последнего слова Маша уже не услышала.

У неё зашумело в ушах, перед глазами всё поплыло, и в следующий миг она обнаружила, что стоит на тротуаре. И нет никакой вывески — ни с сумками, ни с судьбами, и никакого салона — ни “Центра”, ни “Центавры”. Но ведь он был! Вот и автобусная остановка напротив… И сумка новая — вот она!

Кажется, мастер сказал ей что-то важное напоследок. Надо обязательно вспомнить. Он обещал дать ей подсказку, сказал ещё, что ему придётся отвечать за вмешательство. Ох… Маша ещё раз растерянно осмотрелась, от души желая мастеру, чтобы с ним и его салоном ничего плохого не случилось.

Ей понравился этот человек. Или… да кто бы он ни был! — всё равно понравился.

Маше хотелось ему верить. Он казался искренним — ни одной нотки фальши, а воспоминание о его доброй улыбке и печальном сочувствующем взгляде грело душу. И сумка такая замечательная. Не яркая, красивая, даже нарядная; не громоздкая, но вместительная и удобная.

Маша ещё раз внимательно осмотрела своё неожиданное приобретение, улыбнулась — сейчас даже мысли о кубике, от которого так и не удалось отделаться, не тяготили её, как раньше, — и шагнула с тротуара на проезжую часть, чтобы вернуться к остановке.

Дорога была свободна, ни одной машины не видно. На сгибе левой руки небрежно висела старая сумочка с кубиком. Вдруг кто-то резко дёрнул её за ремешок. Маша инстинктивно ещё сильнее согнула руку.

Откуда взялся этот парень, она не поняла. Только что рядом никого не было. А теперь он стоял совсем близко — стоило повернуть голову, и Маша упёрлась взглядом в его глаза — совершенно пустые, холодные и одновременно бешеные.

Наркоман — с ужасом поняла Маша. Такой за дозу убьёт, не задумываясь. Бледная кожа, покрытая испариной, кривящиеся в какой-то судороге губы, — всё это увиделось так отчётливо. Тёмный свитер с растянутыми рукавами — это в жару-то! — а по худому телу и костлявым рукам всё равно пробегает дрожь.

— Отдай… — прохрипел парень и снова дёрнул за ремешок — не слишком сильно, похоже, у него и сил-то не было, и он, может быть, уже сомневался, стоит ли ему связываться с этой молодой крепкой женщиной.

Но и Маша не была убеждена в том, что эта часть её имущества стоит борьбы. Вот если бы её ухватили за новую сумку — тогда другое дело! За неё Маша готова была идти в бой. А тут… Ни денег там нет, ни документов… Кубик! — сигнальным огнём вспыхнула мысль. Нельзя его никому отдавать! Заразу такую… Маша дёрнула ремешок на себя.

— Нет там денег! Отвали! — попыталась она образумить горе-грабителя.

— Отдай, — снова просипел тот, своей заторможенностью вкупе с упорством живо напомнив Маше зомби из сто лет назад виденных фильмов ужасов.

— Да говорят же тебе — нет там ничего! — заорала Маша. — Зачем тебе это барахло?! За него и гроша ломаного никто не даст!

Слегка ошалевший от такого напора грабитель неуверенно дёрнул многострадальный ремешок, ну и Маша, конечно, не осталась в долгу, последовав его примеру.

И тут оба крепления, соединявшие ремешок с сумочкой, одновременно решили, что с них довольно, и оборвались. Сумочка раскрылась и начала падать. Нападавший с неожиданным проворством выпустил свою часть ремешка и попытался её перехватить, но безрезультатно.

Маша тоже к ней потянулась, но когда грабитель отпустил ремешок, она потеряла равновесие, и теперь падала, как ей казалось, очень медленно, но совершенно неотвратимо, боком — во весь рост, прямо на проезжую часть.

Как в замедленной сьёмке, она видела приближающийся грузовик… И кубик… Он выпал из сумочки раньше, чем она успела достичь земли. Кажется, Маша задела её то ли рукой, то ли ногой, уже теряя равновесие, и кубик выскочил наружу, словно зверь из клетки, закувыркался, довольный и блестящий…