Тепло камня

Тишу уже не привлекала горькая трава афла. Она мечтала о том, как подарит Туну ребёнка. Конечно, ей и самой очень этого хотелось, но почему-то особенно приятно было представлять его радость, счастье в его глазах, когда он впервые, очень осторожно возьмёт на руки их малыша.

Только бы с Ришем всё прошло хорошо и тогда…

Когда-то дикие предки шуа выращивали своё потомство в течение трёх местных лет. Оба родителя, помогая друг другу, заботились о своём, как правило, единственном, детёныше и защищали его. Трёхлетний шуа был уже относительно независим и давал возможность постоянной паре, давшей ему жизнь, ещё через год произвести на свет его младшего брата или сестру.

Старший оставался с родителями ещё на три года, продолжая пользоваться их поддержкой, обучаясь и одновременно помогая растить малыша.

С тех пор миновал не один десяток тысячелетий. Многое изменилось. Продолжительность жизни шуа достигла двухсот, а иногда и более лет (примерно, сто пятьдесят земных), а детство — время особой родительской заботы о каждом ребёнке — достигло двадцати.

С незапамятных времён появление малыша меняло не только поведение его родителей, но и рацион его матери. Шуа безошибочно находили травы, коренья или плоды, влиявшие на течение беременности и помогающие восстанавливать силы после родов, а также естественные контрацептивы, предотвращавшие беременность, пока не подрастёт уже рождённый детёныш, и пока пара не будет уверена, что сможет прокормить следующего.

Афла была одним из таких средств, и вскоре после рождения первенца Тиша с некоторым удивлением обнаружила, что её привлекает горьковатый вкус этой травы. Когда-то она попробовала её из любопытства и едва не выплюнула. Но… всему своё время.

Почти двадцать лет Тиша периодически жевала афлу, как и другие матери, и надо сказать, не без удовольствия. Только в последнее время пищевые пристрастия начали меняться, подсказывая, что приближается новый этап в её жизни и в жизни её семьи.

Тиша с нежностью вспомнила о Фари, дорогой подруге, близость с которой она, как и Фари, пронесёт через всю жизнь. Такая дружба не была редкостью, но это нисколько не уменьшало её ценности в глазах шуа.

Вырастая в семьях, где старший брат или сестра были слишком старшими, а младшие ещё не появились на свет, дети соседей не привыкли придавать какое-то значение тому, что у них разные родители. Они чувствовали себя частью большой семьи и часто удивлялись тому, что вечером их зачем-то разлучают, укладывая спать в разных пали, и радовались, когда им разрешали переночевать у соседей или брали соседского малыша к себе.

Завязавшаяся в детстве дружба не терялась и не ослабевала, даже если жизнь далеко разводила бывших товарищей по играм и поверенных в сердечных делах. Эти узы крепко связывали Народ, пронизывая его тысячами невидимых нитей.

Выбор, сделанный Тишей более двадцати лет тому назад, принёс счастье не только ей и Туну. Убедившись, что подругу нисколько не интересует неотразимый Лисс, Фари, до этого державшаяся в стороне, постаралась привлечь его внимание. В отличие от тихой и задумчивой подруги, она всегда была решительна, импульсивна, а о том, что такое смущение, знала преимущественно понаслышке.

Однако было похоже на то, что её усилия ни к чему не привели. Во всяком случае, узнав, что Тиша приняла предложение Туна, Лисс покинул посёлок, вежливо простившись с Фари.

Неунывающая и жизнерадостная в любых обстоятельствах, она утешала опечаленную её неудачей Тишу, заявляя, что “он ещё пожалеет, а если не пожалеет, значит, он глупее, чем казался!” Как ни странно, Фари оказалась права — “он пожалел”. Примерно через год Лисс вернулся и после долгих уговоров и рассказов о том, что такой, как она, нигде нет, Фари согласилась стать его женой.

Едва приняв предложение, она бросила жениха на своих ошеломлённых родителей и почти бегом преодолела тридцать километров, чтобы не столько даже рассказать о своей радости, сколько порадовать Тишу.

Глубоко беременная к тому времени Тиша прижала подругу к большому красивому животу и не могла ни слова вымолвить от радости, а потом Фари приложила к нему ухо, и разволновавшийся Риш довольно сильно пнул её.

“Ну, вот и первые поздравления!” — сказала Фари, держась за ухо. Они сидели рядом и то смеялись, то плакали… Разве такое забудешь.

========== Глава 30. Гиртовый лес. Прощание с деревом ==========

В то время как Хранящая предавалась счастливым воспоминаниям (что, впрочем, не сказывалось ни на скорости, ни на качестве её работы), группа свежеиспечённых дровосеков приблизилась к границе гиртового леса.

Тут их ждал всё тот же посланец соседнего посёлка, нетерпеливо топтавшийся на месте. Он должен был указать нужное дерево. Человек его, в общем-то, не так уж интересовал. Значит, этот переполненный энергией (как и все молодые шуа) курьер был в числе тех, кто под разными предлогами (а если не удавалось ничего придумать, то и без всяких предлогов) приходил в Светлую Опушку посмотреть на “настоящего инопланетянина”.

Рэй с удивлением обнаружил, что его это не беспокоит, скорее забавляет, а раз так, то и Тиша им не препятствовала.

Гиртовый лес довольно сильно отличался от смешанного, где находилась Светлая Опушка. Огромные тёмные деревья, чьи вершины терялись где-то высоко над головой, а нижние толстые ветви отстояли метра на два от земли, только кое-где перемежались молодыми деревцами.

Подлеска здесь практически не было, и даже травы почти не видно. Величественные колонны гигантских тёмно-серых стволов делили этот мрачный, как показалось Рэю, мир с разнообразными мхами всех оттенков серого, среди которых преобладали светло-серый и серо-голубой.

Тишина, необычная для дневного леса, поначалу произвела на человека угнетающее впечатление. Но вскоре он проникся особым, торжественно-спокойным духом этого места и ощутил, что оно вовсе не мрачное.

Солнечный свет, просеянный сквозь бесчисленные ярусы могучих ветвей, превращался в мягкий зеленоватый сумрак, и только вокруг молодых деревьев падали на землю подрагивающие лучи, а совсем юные деревца стояли в широких столбах солнечного света, облитые и пронизанные им. Хотя казалось, что свет падает не на них, а излучается ими, их молодой и свежей таинственной жизнью.

Здесь не было птичьего многоголосья, но где-то на верхнем этаже огромного лесного здания мелодично, хотя и немного печально, пела какая-то птица.

Наконец проводник молча указал на одно из деревьев. Шуа обступили огромный ствол, и Шиф, слегка прикоснувшись к нему лапой, тихо спросил:

— Вы уже попрощались с ним?

— Да, — коротко ответил подросток и, на секунду прильнув к дереву, убежал прочь.

Остальные несколько минут стояли, опустив головы, в полной тишине вокруг тёмного ствола. Потом каждый прикоснулся к его почти гладкой поверхности.

Рэй, наблюдавший странную сцену с некоторого расстояния, только теперь заметил, что это дерево темнее своих собратьев и выглядит практически чёрным, а земля под ним устлана ковром буроватой опавшей листвы.

Тем временем шуа взялись за свои необычные инструменты и начали дружно стучать по стволу рукоятками, стараясь, судя по всему, произвести как можно больше шума. Затем, то осматриваясь по сторонам, то задрав головы и разглядывая что-то в кроне дерева, Шиф и Рулл — высокий молчаливый шуа, назначенный Тишей руководителем, — некоторое время обсуждали предстоящую операцию, поводили лапами в разные стороны и, обходя дерево кругом, указывали вверх.

Потом Рулл полез на него с одной стороны, а ещё один шуа — с другой. Быстро скрывшись из виду, они какое-то время копошились и шуршали, потом всё затихло. Все, в том числе и Рэй, задрав головы, смотрели туда, где недавно шевелились ветки, хотя видно всё равно ничего не было.

Наконец возня возобновилась и, быстро перемещаясь вниз, закончилась тем, что оба древолаза тяжело шмякнулись на землю. Рэй вздрогнул, но это не было падением. Вскоре он понял, что шуа чувствуют себя на деревьях не менее уверенно, чем на земле.