Тепло камня

Риш вздрогнул, но ничего не сказал. Вообще-то он собирался (это даже было его обязанностью), как и остальная молодёжь, смотреть на работу дровосеков, учиться и помогать. А посмотреть на маленьких тилапчиков (если удастся) можно и в другой день.

Рэй был того же мнения. Он ни секунды не сомневался, что тилапята — это что-то необыкновенное, но его заинтересовало, что это за “изменение”, и почему “достигшие” его деревья нужно срубить немедленно, а также — зачем нужна толпа народу, чтобы управиться с одним деревом, пусть и очень большим.

— Если можно, я хотел бы посмотреть на их работу, — ответил Рэй, указывая на шуа, увлечённо проверявших полученный на складе инвентарь.

Тиша вздохнула. Смотреть-то — пусть бы смотрел, а вдруг полезет куда не надо? Рэй брался за любую работу, учился он очень быстро и делал вместе с шуа практически всё, что делали они. Тиша пыталась бороться поначалу. Она несколько иначе представляла себе положение и жизнь инопланетного гостя. Но он говорил, что ему это интересно, нравится и всё в том же роде, категорически отказываясь бездельничать не только один, но и в компании Риша.

Хранящая готова была пожертвовать для гостя хорошим работником (Ришем), но к тому, что этот гость сам будет трудиться наравне с ними, она совершенно не была готова. В конце концов она махнула на человека лапой — пусть делает, что хочет. Хотя это её по-прежнему смущало.

Вот из-за этой активности Тиша и боялась отпускать его в гиртовый лес. Рэй не уступал в ловкости шуа, а, возможно, и превосходил, и вполне мог, например, полезть на дерево. Но как бы ловок он ни был, Тиша твёрдо решила ни за что не допустить участия человека в этом небезопасном деле. Можно, конечно, пойти туда самой и проследить за ним лично, но посёлок и так лишался многих рабочих рук, а дел было немало.

Хранящая высоко подняла голову. Её поза и выражение глаз приобрели внушительность, твёрдость, почти властность. Переговаривавшиеся поблизости шуа затихли: не только Рэй, но и они не видели её такой.

— Ты знаешь, Рэй, что я храню, в меру своих сил, покой этого посёлка, — сказала она со спокойным достоинством. — Ты — наш гость. Предусмотреть всё невозможно. Это не в наших силах. Но если ты пострадаешь из-за того, что здесь тебя не оградили от опасности, о которой знали… Жители Светлой Опушки надолго потеряют покой, а я — навсегда… Поэтому, не желая ограничивать тебя ни в чём, я прошу, очень прошу, чтобы ты дал мне обещание: не отходить от Шифа и никуда не лезть.

Тиша немного опустила голову и добавила почти виновато:

— Не думай, что я волнуюсь только из-за этого. Ты стал для нас кем-то большим, чем гость. Ты… Рэй, — она сделала особое ударение на его имени, подчёркивая, что её отношение к нему носит личный характер. — И мы все… очень привязались к тебе… Я бы назвала тебя другом, если только ты позволишь…

— Конечно. Это… мне… очень приятно, то есть… — Рэй был тронут, смущён, но, кажется, Тиша поняла всё правильно и, потерев лоб, он перешёл к более лёгкому вопросу:

— Ты совершенно напрасно беспокоишься за меня, но чтобы ты не волновалась — хорошо, я обещаю.

Добившись искренностью того, чего не удалось достичь хитростью, Тиша облегчённо вздохнула, заулыбалась, но не забыла, прежде чем заняться делами, едва заметно прикоснуться к плечу Туна, который тоже собирался идти в лес. Мол, ты там всё же присмотри за ним.

Тун успокаивающе махнул лапой. Он понимал её беспокойство и знал, что вызвано оно не только её особой ответственностью как Хранящей. Тиша действительно привязалась к человеку, испытывая к нему почти материнские чувства, и Тун уже сейчас думал о том, как тяжело ей будет с ним расстаться. Пожалуй, им всем будет его не хватать, но преданный Тун, как всегда, в первую очередь думал о жене, когда не думал о сыне, конечно.

========== Глава 29. Тиша ==========

И направляясь к тумисовым кустам, и автоматически точно определяя и обрывая созревшие ягоды, Тиша продолжала улыбаться. Всё-таки она очень счастливая. Каждый вечер, обращаясь к Отцу Всех Живущих с короткой молитвой, она от всего сердца благодарила Его не только за ещё один добрый день, но и за то, что послал ей такого мужа.

Тун понравился ей сразу, хотя она и не могла бы объяснить чем. Симпатия довольно быстро переросла в привязанность, а та, в свою очередь, пуская корни и ветвясь, расцвела, и цветы эти, наверное, и были тем, что называют любовью.

Неожиданно, как-то вдруг, вступив в возраст, когда молодые шуа начали проявлять к ней интерес, Тиша растерялась. Ещё меньше она была готова к тому, что интересующихся будет так много. Конечно, это было приятно, но смятение и растерянность перекрывали всё. В сущности, общение с потенциальными женихами сводилось для неё к непрерывным и мучительным усилиям скрыть своё смущение.

А потом появился Тун. Почему-то с ним Тиша сразу почувствовала себя легко и свободно. Может быть потому, что он смущался ещё больше, чем она? Но, скорее всего, причина была не только в этом. За внешней неуверенностью и скованностью в нём ощущалась надёжность и твёрдость. А его трогательно-нежное отношение к ней, искреннее внимание и забота довершили дело.

Фари — лучшая подруга Тиши и единственная, с кем она делилась (за исключением родителей, разумеется) — никак не могла понять, что она нашла в этом нескладном Туне.

— И вообще, он какой-то… серый, — говорила Фари, фыркая и выразительно крутя носом. — Вот Лисс… — тянула она мечтательно. — Ты такая счастливая, Тиша, так не упускай своего счастья. Лисс, он такой… золотой. И вообще… необыкновенный, — и Фари вздыхала.

Тиша ценила самоотверженность подруги, но нападок на Туна стерпеть не могла:

— Никакой он не золотой и не вообще — он просто жёлтый! А Тун… не нескладный и не серый! Он замечательный! И… и… серебристый! Вот! — заявляла Тиша с несвойственной ей резкостью.

Фари, никогда не видевшая подругу такой взволнованной, растерянно замолкала и некоторое время смотрела на неё с тревогой.

— Ну, хорошо, хорошо, пусть будет серебристый, — успокаивающе говорила она и бормотала себе под нос, озабоченно потирая его лапой:

— Ничего понять не могу. Что с ней творится? Неужели влюбилась?

После такого разговора, который с некоторыми изменениями повторялся неоднократно, Тиша обычно бежала к матери. А та, ни о чём не спрашивая, нежно обнимала дочь и, гладя её по шелковистому затылку, тихо приговаривала:

— Ты никого не слушай. Ты сердце своё слушай.

Последующие нападки Фари на Туна и её усилия устроить счастье подруги с Лиссом привели к противоположному результату. Нежно-задумчивая, ранимая и робкая Тиша обнаружила в себе неожиданную твёрдость и решительность. Подозревая, что Тун может так и не осмелиться предложить ей союз любви, она решила, что сделает это сама, когда он придёт прощаться.

Хотя обычно предложение исходило от мужчины, но обратный вариант тоже был вполне допустим. При мысли об этом всё у неё внутри сначала переворачивалось, а потом замирало от ужаса, но она знала, что не отступит.

К счастью, Тун избавил её от тяжёлого испытания. Она стала его женой и даже переселилась в его родной посёлок (хотя Тун и в мыслях не держал отрывать её от семьи) и никогда об этом не жалела.

Собственно, переехать её уговорили родители: Светлая Опушка давала куда больше возможностей работать с растениями, а именно это привлекало Тишу с самого детства, хотя почти все вокруг были заняты ремёслами.

Как бы ни было тяжело расставаться с дочерью, близкие понимали, что она должна найти свою дорогу, да и видеться можно часто, а если что, то и назад вернуться. В любом случае, возможно с кем-нибудь другим родители и побоялись бы её отпускать, но Тун — другое дело.

С ним Тиша прижилась на новом месте легко и быстро. С ним вообще всё было легко. Его нежное внимание ощущалось постоянно, и Тун стал её фундаментом, внутренней опорой, благодаря которой открылась и её собственная сила.

Если бы не он, она бы никогда не согласилась стать Хранящей. Да если бы не он — ей бы этого и не предложили, потому что без него она была бы совсем другой.