Страница 25 из 33
Отклики аналитика на сообщения пациента в процессе того, как он воспринимает их и размышляет о том, что они означают, расширяют как доступные для пациента значения, так и его способность переносить болезненные или даже ранее невыносимые переживания (LaFarge, 2000). Интерпретации аналитика, касающиеся значения того, что пациент говорит и делает (удовлетворение желаний, овладение тревогами, а также реагирование на сознательную внешнюю реальность, которую он воспринимает), дают возможность пациенту осознавать многочисленные смыслы, сконденсированные в текущем опыте, и способы защитного использования этого опыта для предотвращения появления других смыслов, находящихся за пределами осознания. Таким образом, эти интерпретации также предоставляют пациенту доступ к переживаниям и значениям, от которых он защитно отгораживался.
Отношение аналитика к своему собственному опыту соответствует его отношению к опыту пациента. В консультационном кабинете он свободно ассоциирует вместе с пациентом. Размышляя о своем опыте взаимодействия с пациентом во время сеанса и впоследствии, аналитик руководствуется убеждением, что этот опыт одновременно субъективен и мультидетерминирован. То, как он представляет себе пациента и реагирует на него, потенциально может быть выражено более чем в одной форме. Другой аналитик мог бы представить образ пациента по-другому; один и тот же аналитик представляет пациента по-разному в разных контекстах: пациент, которого он узнаёт на одном сеансе, не идентичен ему же, встреченному на следующем, а образ пациента, складывающийся в его личном присутствии, довольно сильно отличается от образа, появляющегося между сеансами, когда аналитик один (LaFarge, 2004b). И каждый образ пациента, создаваемый аналитиком, сам по себе конденсирует многие значения. Размышляя о процессе и подвергая себя анализу, аналитик надеется извлечь бессознательный вклад, внесенный им самим в формирование происходящего, и разнообразные смыслы, открывшиеся и сконцентрировавшиеся в нем, а также расширить диапазон представлений о том, что можно почувствовать и что может произойти. Аналитик также пытается определить, что не случилось: какие виды явлений могли проявиться и не проявились в его откликах на пациента и в процессе, разворачивающемся между пациентом и аналитиком, – и понять, как и почему происходящее могло предотвратить появление этих потоков переживаний и мысли.
Модель, которую я предлагаю, подразумевает особый подход к рассмотрению действия в анализе. Невозможно представить себе какой-либо человеческий опыт, лишенный измерения действия. Любое человеческое поведение представляет собой действие. Это относится как к речи, так и к моторной деятельности. В любом виде сеттинга проявляются бессознательные желания и тревоги, которые сообщаются посредством действия, так же как и речи. Если аналитический процесс понимается как задействующий желания и страхи и аналитика, и пациента, а сознательный опыт обоих участников формируется под влиянием бессознательных факторов, которые привносят в ситуацию они оба, то становится ясно: разворачивание этого процесса следует хотя бы частично увидеть как последовательность разыгрываний, где бессознательный опыт обнаруживает себя в форме взаимодействий между аналитиком и пациентом, формируемых встречей их бессознательных желаний и страхов (Smith, 2000). Действие – это ключевой путь, на котором фантазия появляется в анализе.
В то же время в модели, где центральную роль играет выявление появляющегося бессознательного материала и развертывание многообразных значений этого материала, действие представляет собой сложную проблему для аналитика. Для того, кто действует, неотрефлексированное действие, как правило, препятствует мышлению. Хотя решать эту проблему можно, размышляя о действии уже после того, как оно состоялось, действие при помощи родственного феномена – актуализации – заставляет одну версию появляющегося опыта ощущать более реальной и настоящей, препятствует появлению других течений или заставляет их выглядеть призрачными и неосновательными. В то же время смысл движения в сторону использования действия в качестве основного способа общения, как правило, ускользает на фоне бросающегося в глаза содержания, выраженного посредством действия. Мы легко упускаем значение того, что действие само по себе приобретает множество функций и смыслов: как разрядка, как средство общения, как способ скрыть значение произошедшего от осознания, как способ вызвать отклик в другом, назначив его на вспомогательную роль в разыгрывающейся драме (Sandler, 1976) или требуя, чтобы он проделал психическую работу, которую сам актер делать избегает (Joseph, 1983). И хотя действие имеет тенденцию вмещать единственное определенное значение для каждого из участников аналитической пары, это значение может быть разным для каждого. Не нашедшая выражения часть анализа легко становится той областью, где ощущаемое согласие препятствует расширяющимся толкованиям. Действие без рефлексии имеет тенденцию помещать все эти смыслы за рамками истории анализа, которую создают аналитик и пациент.
В модели, где значения ощущаются многочисленными и в высокой степени определяемыми бессознательной фантазией, важно, чтобы все эти значения – значения содержания действия так же, как значения использования действия самого по себе – были предметом аналитического исследования, чтобы они стали частью истории. Поскольку действие является существенным направлением аналитического процесса, аналитик должен привнести в историю из действия столько, сколько возможно. При этом он должен предохранять анализ от переполнения преобладающим действием: делая паузы, рефлексируя и интерпретируя, имея также в виду саморефлексию пациента. Особенно важно, чтобы собственные действия аналитика становились явным предметом аналитического обдумывания: из-за того, что и пациент, и аналитик часто бессознательно наделяют аналитика ролью толкователя реальности, его действия и пациент, и аналитик часто ощущают как менее проблематичные – менее открытые для исследования, – чем сообщения пациента. В то же время чувство неизбежности, часто сопровождающее действие, может способствовать тому, что аналитик располагает свои действия вне сферы собственного самоанализа. Особенно важно также, что действия, происходящие в один из моментов анализа, могут быть пересмотрены позднее, когда станут доступными новые, скрытые в них смыслы.
Я представила модель психоанализа, в которой любой элемент аналитического процесса двойственен: разворачивающийся опыт пациента и аналитика; формы, которые опыт каждого принимает по отношению к другому; последовательность их разворачивания; моторная активность в речи каждого; формальный контракт, заключаемый совместно обоими участниками, и негласная цель, состоящая в слушании и образном представлении того, чем они делятся. Все это существует в качестве элементов текущей сознательной реальности и в качестве размышлений над многочисленными бессознательными смыслами. Эта двойственность лежит в основе отношения аналитика как к рамке, так и к сеттингу.
Что касается формальных договоренностей, аналитик стремится установить место и время, подходящие и устойчиво достаточные для материала пациента, в особенности для его отношения к аналитику, – чтобы развивать глубину и интенсивность и проявляться в сознательном опыте по возможности без направляющих вмешательств и чтобы отклики аналитика также рождались в углубляющейся и ненаправляемой манере. Несмотря на то что частоту, необходимую для аналитической работы, нельзя определить точно, подобный взгляд на аналитический проект подталкивает аналитика к назначению более частых сеансов и регулярного, стабильного ритма встреч, чтобы сеанс и сцена, обеспечивающие развертывание бессознательной драмы, давали ощущение надежности и воспринимались как непрерывные и продолжающиеся. В то же время представление о том, что рамка сама по себе наделяется бессознательным значением как для аналитика, так и для пациента, приводит к отношению, в котором все относящееся к рамке (то, как она установлена, и ее превратности по мере развития анализа) становится предметом аналитической работы (Bleger, 1967). Как и с другими видами действия, слишком большое количество изменений или нарушений рамки могут затоплять аналитический процесс.