Страница 35 из 47
Ну, поздно, иду спать. Целую тебя и умоляю написать сейчас же. Мамаше напишу. Твоя Оля
Год по содержанию.
29. О.Л. Книппер – М.П. Чеховой
9 [августа]/27 июля [1905 г. Дрезден – Ялта]
Наконец-то, дорогая Маша, получила я твое письмо, кот. ехало за мной из Норвегии. Только сегодня получила; а то уж хотела телеграфировать, начала беспокоиться – здоровы ли вы.
О всех ужасах я читаю и в здешних газетах, и в «Русск. ведом.», и «Русск. слове», кот. получает Володя. От Дмитрия Гончарова получила длиннейшее письмо о земских деяниях. Маклаков писал. Сегодня много было в «Berliner» и «Tageblatt» о России. Как страшно и вместе с тем как радостно. Меня ужасно тянет в Россию. С меня довольно сытой и благоустроенной Германии. Жара спала, даже очень прохладно было вчера. Мне последние дни что-то очень не по себе. Мама тоже расхворалась вчера, лежит сегодня. Я слоняюсь. Вчера опять сидела в галерее перед Мадонной Рафаэля, была в скульптурном отделении, но все это почти я видела в оригинале в Италии. Когда брожу по улицам, вспоминаю тебя, ты бы перед каждым окном останавливалась, такие здесь прелестные магазины. Я заказала себе здесь из рубчатого вельвета костюм английский, американки носят, и шляпу фетровую хорошую купила, только все не черное, мне жутко становится от черного.
Перевариваю Норвегию. Печатаем наши снимки, очень удачные вышли, сделаю альбом. Мне уже не сидится на одном месте, скорее хочется вон и опять за работу, а главное одной жить хочется, надоело быть среди людей.
А как чудесно можно пожить в Норвегии! Из моих открыток и писем ты все-таки имеешь хоть малое понятие об ней. Велика она, и сурова, и грандиозна, и пустынна. Есть и очаровательные места по мягкости, уютности и спокойствию. Народ очень трезвый, честный, но, по-моему, мало интересный, имеет ли он будущность? Дойдет ли до него культура европейская? Они теперь очень горды, что разошлись со Швецией. Мы в вагоне познакомились с одной студенткой из Христиании, очень славной девчоночкой – она нам рассказывала, что происходило у них в школе (она только что кончила) в день 7-го июня[429]. Восторженно рассказывала, как прекратилось учение и как они все поскакали смотреть, как поднимали норвежский флаг вместо шведского.
Честность непомерная. Напр., едем – видим, лежат мешки с товаром у шоссе и никого около. Спрашиваем. Оказывается, это привезли товар и сложили, а за ним приедут из другого места, чтоб взять. И их никто не тронет. Запирать ничего не надо. Начаев хоть не давай. Никто не претендует. Деревень нет, все живут отдельными дворами-фермами. Все благоустроенно, довольство всюду. Только в Бергене мы видели «толпу», а то все как-то поодиночке встречаешь.
В Бергене были на рыбном рынке. Вот рыбы насмотрелись! Все это кишит, т. е. люди, все провоняло рыбой, волокут, рубят, вешают. Оживление большое. Тут только видели некоторых женщин в национальных костюмах, а то нигде нет, разве только старух, собирающих сено, увидишь в костюме. Старухи страшные, точно из сказок. А какое наслаждение ехать в двухколеске! Солнышко греет, едешь по гладкой как скатерть дороге, или в узком ущелье, или по берегу фиорда, вода спокойная, бирюзовая, отражаются горы, облака, проезжаешь мимо домиков, крепеньких, чистеньких, крестьяне сено сушат. Надоест смотреть, подремлешь, а дорога все вьется впереди, и не хочется, чтоб она кончилась. Предстоит опять ночевка в новом месте. А то слезешь с кориолки, идешь пешком, легко, мягко, не жарко; настоящий отдых.
Да, Маша, 31-го твое рождение. Поздравлять не хочу, а знай, что помню. Мамашу крепко целую, соскучилась по ней. Так хочется разложить пасьянчик в ее тихой комнатке.
Целую тебя. Твоя Оля.
Не пишется мне сегодня. 1-го авг. еду в Москву.
Год по содержанию.
30. М.П. Чехова – О.Л. Книппер
1 августа [1905 г. Ялта – Одде]
Милая Оля, я писала тебе в Одде, но ты, вероятно, не получила моего письма. Письма из Ялты и в Ялту идут неимоверно долго. В Дрезден же я не писала потому, что не было твоего распоряжения. Не сердись. Я тебя очень люблю по-прежнему. Теперь пишу на свою квартиру. Я страшно рада, что ты будешь жить на моей квартире![430] Большая просьба к тебе – когда будешь оклеивать свою квартиру, переклей мамашину комнату, ей голубые обои не нравятся. Купи, пожалуйста, не дорогих светленьких обой на свой вкус.
Я стала поправляться, чувствую себя хорошо, начала ездить купаться каждое утро. Вот с мамашей беда, она все хворает, Альтш. ездит через день – у нее расширение вен на ногах, носит теперь резиновые чулки, боли сильные. Глаза тоже почему-то красные, пускает цинковые капли.
Я очень волнуюсь и боюсь встретить в купальне Немировича с Хамелеоном, т. е. с Катиш[431]. Приезжали, вызванные телеграммой, больна мать, но, по-видимому, не опасно, т. к. на другой день утром уехали с лошадьми в Севастополь. В.И. известил меня по телефону, что его супруга прибудет в Ялту 9-го августа и посетит меня. Очень мне это нужно!?
Представь, вчера была у нас Роза Мейерсон[432], она заявила, что желает возобновить знакомство! Не правда ли, приятно!
В пятницу ездила на пароходе встречать Луизу Юльевну, она была в Ялте по дороге в Тифлис. Привезла ее к нам и потом обратно при луне провожала ее вместе с кузиной Лёлей обратно на пароход. Очень приятно провели время. Ей у нас понравилось, восхищалась она садиком. Вид у нее бодрый и здоровый, дети здоровы.
Пиши же, как получишь это письмо, и не сердись на меня. На газеты наплюй. Об нас меньше всего думают, когда занимаются словесными состязаниями на могиле нашего Антоши…
Будь же здорова и Богом хранима, ты, вероятно, будешь себя отлично чувствовать, когда начнешь работать в театре.
Я пишу это письмо и обливаюсь потом, жара невыносимая вот уже недели три, дождя нет с месяц, все посохло, воды ни капли. Никогда я еще не страдала так от жары – невыносимо прямо!
Напиши мне о моей квартире и о Лёке. Целую тебя крепко, мамаша кланяется и целует. Твоя Маша.
Котик Н. помолодела на десять лет от нарзановых ванн!
Год по почтовому штемпелю.
31. О.Л. Книппер – М.П. Чеховой
4-ое августа [1905 г.]. Москва [В Ялту]
Вот я и в Москве, милая Маша, и очень рада; мне надоело отдыхать. Ехала я домой не очень благополучно. За 12 дней до отъезда я заказала в Берлине нижнее спальное место II кл., получила все в исправности и была покойна. Пропутавшись день в Берлине, усталая, с страшной головной болью (от запаздывания некоторых дел и крепкого желудка), я мечтала о той минуте, как лягу и отдохну. Вдруг оказывается, что перепутаны цифры и то купе, где я должна была быть, полно мужчинами. Я в отчаянии стояла в коридоре и прямо плакала, пока кондуктор-пруссак ревизовал билеты. В конце концов всунул меня на верхнее место I кл. Я всю ночь не сомкнула глаз и страдала от головы.
В довершение всего этот поганый прусак, которого я задела, т. е. съязвила за их пресловутый порядок, не позволил взять в вагон моего чемодана и велел другому кондуктору сдать в багаж почти без моего ведома, а тот дурак сдал только до границы, где мой чемодан и застрял. На русской границе я заявила агенту, и теперь не знаю, когда его получу. Ночь была тревожная. На границе торчали часа два, пока шныряли по всем сундукам и таскали на весы различные вещи, больше всего сигары. Я проскочила, хотя боялась за костюм, шляпу, носов. платки и мамашины карты, и деревянные вещицы из Норвегии. У одной дамы нашли синий кухонный фартук и потащили на весы, смешно! До Варшавы доплелась разбитая. Там пересела в наш русский поезд и ночь спала как убитая. Ехала в большом купе вдвоем с большой, толстой беременной (верно, на 9-м мес.) жидовкой. Приятно? Я боялась смотреть на ее живот и поэтому спала всю ночь на одном боку. Ее супруг, с свороченной налево нижней губой, влюбленный, ехал рядом, а две девочки с бонной в другом вагоне. Я таких типичных давно не видывала. По-видимому, зажиточные и по-своему очень милые. Но говор, ужимки… К вечеру меня узнали. Старичок москвич, знавший еще мою бабушку, заговорил со мной, а жидовка подняла такой гвалт, так затарантила, что я чуть из вагона не убежала. Шмуль завязывал мне вещи. Вообще ехали сплошные жиды. Все они принимали участие в моем несчастии с местом в Берлине, ухаживали, осведомлялись, т. ч. знакомства много было, но удовольствия мало.
429
В этот день официально была провозглашена независимость Норвегии от Швеции.
430
24 февраля 1905 г. М.П. писала брату Михаилу: «К пасхе мы тихо и смирно разъезжаемся с Олей на разные квартиры. Она до осени переезжает к матери. Я же выжидаю очень удобную для нас с матерью квартиру» (РГАЛИ, 2540.1.484).
431
Так меж собой в театре звали Е.Н. Немирович-Данченко, имела она еще прозвище Котик и Маскота.
432
Сестра певицы С.М. Адель.