Страница 34 из 47
Ну, будь здорова, мамаша кланяется тебе и целует. Я тоже крепко тебя целую и желаю полного благополучия. Привет Эле Ивановне. Твоя Маша.
Краски мне не привози, вряд ли я буду писать. Привези носовых платков получше.
Жара невыносимая! Ни за что не буду жить в июле в Ялте.
Год по содержанию.
24. О.Л. Книппер – М.П. Чеховой
[Начало июля 1905 г. Норвегия – Ялта]
Вот по каким снегам мы ехали целый день, поднимались на 1 000 метр., точно в Ледовит. океане льды, вода, снежные поляны – фантастично. Ночуем в снегах, спускаемся до Бергена, и пароходом в Гамбург. 4-го авг. буду в Москве. Зябли здорово, но крепки, на ночевках чудно. Целую. Оля
Датируется предположительно, по сопоставлению со следующим письмом.
25. О.Л. Книппер – М.П. Чеховой
21/8 июля [1905]. Förde [В Ялту]
Милая Маша, а мы все едем и едем… Из кровати прямо в кариолку, с кариолкой на огромный перевал, с перевала на фиорд, на пароход, на ночевку etc… Каждую ночь ночуем на новом месте, много смешного, много нового. Ватеры везде, как на Кавказе – через двор, красненькие, написано Damer и Herrer; внутри все убрано или елками, или можжевельником, или душистой травой; сиденье русское деревянное с дырой, и нашатырем так же в нос зашибает, но чисто и висит валик с английской бумагой. По ночам холодно, спим под перинами, комнаты смешные, наивные деревянные, всё слышно, но чисто удивительно. Вчера был курьезный день. Мы за эти дни подружились с молодой парочкой французов из Брюсселя, т. е. бельгийцев, и дуем все вместе. Они тонки, милы, влюблены, он ее носит на руках. Третьего дня мы совершили огромный перевал, ехали целый день в снегах, в ледниках, по берегу огромного замерзшего горного озера (9 килом.), грызли лед (пить хотелось), бросались снегом. Спали как убитые. Вчера ехали часа 2 вниз к фиорду, сели на маленький пароходик, где только и были мы четверо, и переезд по фиорду совершали, лежа в ряд на животе на носу капельного пароходика. Потом ехали на кариолке с курьезным кучером, потом, не застав парохода, наняли лодку и 2 часа ехали по фиорду, а затем, на ночь глядя, поехали на кариолке по такой круче, что все время перли пешком. Было чудесно по настроению. Ночей здесь нет. Только что скрылось солнце в 12 ч. ночи, как уже заалел восток. К 1 часу ночи мы приехали на почт. ст., разбудили всех и легли под теплые одеяла. Неописуемо красивый перевал. Так много впечатлений, что кажется, не удержишь всего в памяти. Сейчас 11 час., а я пишу без огня. Везу тебе подарочки. Напиши мне, я ничего не знаю о тебе. 23-го июля я уже буду в Дрездене. Меня пугает переезд из Бергена в Гамбург, по Сев. морю. Вдруг буду страдать. Мне по душе, что я не сижу на месте и все двигаюсь. Все жалко, что тебя нет. Эля тебе кланяется.
Целую крепко, обнимаю. Оля.
Мамашу целую и прошу не забывать меня и благословить.
Год по содержанию.
26. О.Л. Книппер – М.П. Чеховой
12-го июля [1905 г. Норвегия – Ялта]
Целую дорогую Машечку; жива. 19-го, 20-го буду в Дрездене. Все едем, много курьезного было, сожгла лицо. Все дальше, все дальше… Мамашу целую. Оля
Год по содержанию.
27. О.Л. Книппер – М.П. Чеховой
[18 июля] 31-го июля [1905 г. Гамбург – Ялта]
Дорогая Маша, мы приехали в Гамбург и сегодня же уезжаем в Берлин. Мы пережили такую качку из Бергена сюда, что еле дышим и сейчас. Я Элю не видела день и ночь, она страдала наверху, а я не могла уйти из каюты. Северное море что-то ужасное, была тихая погода, пароход колоссальный, и как игрушка прыгал по волнам. Я плакала, рыдала, рвала день и ночь, вспомнить страшно, все нервы и жилы болят. Целую тебя крепко, умоляю, пиши. Обнимаю, ужасно хочу видеть мамашу. Целую. Оля
Год по содержанию.
28. О.Л. Книппер – М.П. Чеховой
21-го июля [1905 г. Дрезден – Ялта]
Дорогая Маша, я так была уверена, что, вернувшись в Klazewitz, найду письмо от тебя. Вернулась вот уже третий день и – ничего. Что значит? Я тебе писала часто, много открыток послала, неужели не получила? Как мамашино здоровье? Что ты делаешь? Чем занята? Что думаешь? Меня совсем забыла?
Я вернулась… Как будто окрепла, как будто подвижнее стала и как будто просыпаться начинаю. Я как приехала сюда, так и была все время застывшая, апатичная, безразличная, даже во время поездки. Эля распоряжалась, все делала, укладывала, убирала, соображала куда ехать, что делать, а я подчинялась. Мне даже трудно было иногда спрашивать что-ниб. для себя, узнавать. Эля говорит, что она меня никогда такой не видела, какой я была здесь. Скорее бы за дело, за работу, чтоб нервы заходили. Скоро поеду в Москву, завтра уже заказываю билет. Моя квартира уже свободна. Маша, тебе ничего, если я поживу у тебя, пока будут мою клеить и чистить? Чтоб я могла присматривать и подгонять. Напиши мне. Аннушка не будет у меня. Я взяла Элину бывшую девушку, она хорошая, культурная, если можно так выразиться, живая, грамотная; я ее давно знаю. Посмотрим.
Приехали мы сюда так же беспутно, как и уехали: нелепо, в 3 часа ночи. Устали страшно. После ужасной морской поездки мы пробыли день в Гамбурге, бродили как мухи, решили ехать в Берлин и там пробыть день, чтоб посмотреть опять выставку, но были не в силах и укатили в Дрезден прямо, только поужинали в Берлине. Вчера приехала мама, совсем черная, загорелая, ей здесь душно, тесно после Северн. моря. Здесь, правда, воздух точно в теплице, густой, насыщенный. Студенты наши уже все укатили в Россию, здесь тишина, старики Бартельс в Копенгагене у друзей. Получаю письма, кот. ездили за мной по Норвегии и нашли меня здесь, напр. от М.П. Алексеевой, от Вишневского (помеч. 3-го июля), от Маклакова, кот. пишет очень много о России, но при всем желании не могу разобрать его иероглифов, пробовали и Володя, и Эля, но невозможно. Буду просить, чтоб присылал мне письма, пис[анные] на Ремингтоне. От Маруси Макл. пришло письмо. А от тебя все нет. Володя припас мне все газеты русские, из кот. я узнала, что было в Москве 2-го июля[428]… Я писала Гольцеву и просила от себя заказать панихиду, убрать могилу цветами, он ответил, что исполнил, а вместе с тем из газет узнаю, что все сделано «благодаря попечениям редакции “Русской мысли”». Неужели он не понял, что я бы ему отдала деньги осенью за все! Ну да Бог с ними со всеми… Ведь само собой разумеется, если я пишу и прошу заказать, то это значит на мой счет. Я ничего общего с редакцией «Русской мысли» не имею.
2-го июля я плыла по фиорду целый день и была застывшая, мертвая и от воспоминаний, и от холода, тумана, и от величавости пейзажа…
В Odde мы лазили на глетчер и, можно сказать, с опасностью жизни царапались по отвесным снежным стенам, проводник нам делал ступеньки в свежем нетронутом снегу, и мы шли по его следам, цепляясь друг за друга. Было жутко. Под снегом слышно было, как бежит ручей. Ярко синее небо, ослепительный снег, разреженный воздух, кругом только верхушки гор и снег, снег, ни звука, ни птички, ни мухи, ни журчанья воды. Ты представляешь себе это? Была одна действительно страшная минута при спуске. А спускались мы, просто садясь в снег и скатываясь так или стоя. Надо было пересечь снежную полосу, не широкую, но отвесную. Проводник потащил Элю, а я ждала. Вдруг вижу, что они сорвались и сыпятся вниз, а снежная полоса обрывается прямо в горное озеро. У меня в глазах потемнело, когда я глянула вниз. К счастью, проводник, как кошка, уперся и задержал Элю, но сам испугался здорово. Пока он делал ступени, Эля так и лежала на животе, боясь пошевельнуться. Мы решили первый раз за поездку: слава Богу, что Маши с нами нет. Ты бы этой марки не выдержала. Мы поднимались 4 часа и столько же спускались. Я думала, что мы расхвораемся, но ничего, слава Богу.
428
Речь о мероприятиях, связанных с первой годовщиной смерти А.П.