Страница 8 из 84
В принципе, у народа не было особых причин быть недовольным такой приватизацией. До начала распродажи имущества он ничего не имел (всё было государственным, а реально контролировалось директорами). После распродажи народ тоже почти ничего не имел. Что получил — сам упустил. Произошло это из-за трудных условий жизни и неполноты знаний простых людей о мире капитала. Народ в потере не виноват. Но и приватизаторы не виноваты. Виноваты общий развал экономики, разбогатевшие на народных несчастьях директора и мошенники, за которыми государство недосмотрело.
Тем не менее у приватизации в России сегодня очень плохая репутация. Значительно худшая, чем она того заслуживает. На самом деле экономический подъем нулевых не был бы возможен, если бы предприятия так или иначе не попали в руки бизнеса. Если бы ими руководили старые директора и чиновники, а не бизнесмены, то вместо производства продукции и в нулевые годы шел бы процесс разворовывания. Примерно как в нынешних крупных гос- компаниях, где менеджеры получают многомиллионные оклады.
Плохая репутация приватизации — следствие не столько самого этого процесса, сколько общего разочарования в реформах. Тот, кто потерял в девяностых старую работу, не приобрел новую и пострадал от обесценивания денег, надеялся, может, на доход от собственности. Но и тут ему ничего не обломилось.
А в это время олигархи открыто демонстрировали свое внезапно обретенное богатство. И хотя некоторые из представителей бизнеса поставили на ноги доставшиеся им предприятия и реально к началу нулевых стали выпускать хорошую продукцию, общего впечатления от «лихих 90-х» это переломить не могло. Многие люди стали думать, что приватизированная собственность досталась лишь мошенникам, а значит, она нелегитимна. Проще говоря, новые собственники не имеют на нее ни юридического, ни морального права.
Собственность могла бы стать легитимной, если бы значительная часть российских граждан получала с нее приличный доход. Но этого не случилось бы при любом развитии событий, поскольку советские предприятия, не приспособленные к рынку, вообще такой доход не принесли бы без дополнительных капиталовложений со стороны стратегических инвесторов.
Собственность могла бы стать легитимной, если бы значительная часть российских граждан начала приобретать имущество иным путем — благодаря нормальному развитию экономики и хорошим заработкам. В этом случае оснований ненавидеть «олигархов» было бы меньше. Более того, часть предпринимателей пользовалась бы уважением общества благодаря способности организовать созидательный бизнес и благотворительности. Подобный вариант развития был возможен, но, увы, в девяностых так и не реализовался.
В итоге народ не любит собственников. Революций и экспроприаций он, правда, не устраивает, а просто безмолвствует. Как у Пушкина в «Борисе Годунове». Пусть там бояре хоть глотки себе перегрызут — нам наплевать.
И когда вдруг происходит передел собственности, то народ относится к нему по принципу «Вор у вора дубинку украл». Если же «дубинку» украл не вор, а, скажем, уважаемый широкими массами человек или те, кого он поддерживает, то такой передел, полагает большинство людей, можно и поддержать. Особенно, если кража совершается под видом возвращения неправедно приватизированного имущества государству.
Петр Филиппов - народный депутат России в 1990- 1993 гг., разработчик законов «О приватизации государственных и муниципальных предприятий» и «Об именных приватизационных счетах и вкладах в РСФСР»:
«С экономической точки зрения не так важно, кто станет хозяином предприятия. Если права собственности юридически закреплены, а издержки на операции купли-продажи невелики, то рано или поздно активы предприятий перейдут к эффективным собственникам. Но чтобы это произошло, приватизация должна быть легальной, проводиться по закону <...> Отмечу, что Егор Гайдар и Анатолий Чубайс изначально были против бесплатной приватизации. И вполне справедливо, ведь по экономическим меркам это был худший из возможных вариантов. Но не зря говорят, что политика - это искусство возможного. Стране пришлось пройти через экономически невыгодный, но единственно практически реальный на тот момент этап массовой бесплатной приватизации».
(Филиппов П., ред. История новой России. Очерки, интервью: в 3 т. СПб.: Норма, 2011. Т. 1. С. 108)
Петр Филиппов:
«Контрольный пакет акций в ходе приватизации доставался трудовому коллективу, но директор находил способы принудить работников продать акции именно ему. На двери бухгалтерии висело объявление о том, что после окончания смены представители администрации будут выкупать акции, а для того, чтобы работники были покладистыми, задерживали выплату зарплаты. Посидев месяц без денег, рабочие сдавались на милость директору».
(Филиппов П. Я был в расстрельном списке.
М.: Алгоритм, 2016. С. 134)
Анатолий Чубайс - с ноября 1991 по ноябрь 1994 г. председатель Госкомитета РФ по управлению государственным имуществом (ГНИ):
«Что такое была советская номенклатура? Это та часть общества, которая обладала квалификацией, контактами, информацией. Короче говоря, это были люди, предрасположенные и подготовленные к захвату собственности. В итоге на первом этапе, сразу после завершения чековой приватизации,
собственником, как правило, становились директора. За "директорскую" приватизацию, за "колхозную" приватизацию как настолько не клеймили! "Пятьдесят один процент у трудового коллектива!.. Колхозы по Чубайсу!.. Ничего подобного нет ни на Западе, ни на Востоке!.." <...> Но, справедливо указывая на все изъяны этой конструкции, наши критики видели ситуацию исключительно в статике. Не понимая при этом, что в неприглядную и такую "неправильную" конструкцию "директорской" приватизации уже заложен ген будущих преобразований, что уже запущен и тикает механизм, который заставит "директорский капитализм" перерождаться изнутри и постепенно превратит его из "директорского" в абсолютно цивилизованный с искомым эффективным собственником в основании».
(Чубайс А., ред. Приватизация по-российски.
М.: Вагриус, 1999. С. 288)
Альфред Кох - председатель ГНИ с сентября 1996 по август 1997 г.:
«Сегодня совершенно ясно, что, поддавшись популистским настроениям и предпочтя во многих случаях закрытую подписку на акции по второму варианту льгот (когда контрольный пакет формально отдавался трудовому коллективу, а фактически директорам. - Д. Т.), мы на длительное время фактически "зарубили" инвестиционное будущее многих предприятий. Это ничего не дало и самим членам трудовых коллективов - кроме задержек с выплатой зарплаты и зачастую просто смешных дивидендов по итогам года. <...> Но в целом же итоги ваучерной приватизации были безусловно позитивными, и никто не сможет убедить меня в обратном. Приватизация способствовала формированию частного сектора, становлению фондового рынка, дала возможность привлечения инвестиций через ценные бумаги, предопределила конкуренцию».
(Кох А., Свинарен ко И. Ящик водки. В 4 т.
М.: Эксмо, 2004. Т. 3. С. 123-124)
ГЛАВА 1. В ОЖИДАНИИ ПУТИНА На безрыбье и Ельцин рыба
На начальном этапе реформ среди аналитиков доминировало два весьма радикальных суждения о том, как поведет себя народ в трудной ситуации. Оптимисты считали, что люди поймут важность рыночной экономики и, помня о сером советском прошлом с нехваткой товаров, талонами и длинными очередями, поддержат реформаторов. Пессимисты же полагали, что невыносимая трудность жизни в переходный период вызовет социальный взрыв, который похоронит рынок и демократию. На практике, однако, не случилось ни того, ни другого.
Дело в том, что оба эти подхода предполагали иррациональное поведение общества. То есть его склонность к отвлеченным размышлениям, а не реакцию на реальные обстоятельства. Но народ повел себя рационально, делая выводы не из абстрактных схем, а из того, что непосредственно видел.