Страница 47 из 84
Англичанам приходилось преодолевать серьезные трудности в сравнении с другими более благополучными (как тогда казалось) народами. И необходимость принимать на себя муки компенсировалась в сознании глубоко верующих масс тем, что именно себя пуритане считали народом избранным, мессианским, призванным установить истинную церковь на земле взамен окончательно разложившейся римско-католической.
Загадочная славянская душа
Следующий пример — Польша. Начиналось польское мифотворчество с того, что в XV веке возникла идея происхождения шляхты от древних сарматов. Зафиксирована она, в частности, в знаменитых «Анналах» историка Яна Длугоша.
Сама по себе эта идея, в общем-то, не сильно отличалась от близких по духу многочисленных мифов о происхождении народов, распространенных в других странах (древние римляне, например, возводили себя к еще более древним троянцам). И пока Польша была сильна, значение мифотворчества не выходило за определенные рамки. Однако в XVII столетии ситуация стала резко меняться в худшую сторону. Целый ряд военных неудач поставил под сомнение существование некогда мощного государства. Страшные удары по полякам были нанесены в основном шведами (знаменитый «Потоп»), но и Россия активно расширялась за счет своего ослабевшего западного соседа.
На этом фоне в Польше сформировалась так называемая идеология сарматизма. Доминирующее положение католицизма привело к возникновению своего рода мессианизма. В сарматизме закрепилось представление об исключительной роли поляков в осуществлении Божественного промысла. Это отражалось, например, в убеждении, что сам Бог покровительствует Речи Посполи- той. И потому среди шляхты пользовался популярностью миф о Польше как об оплоте христианства, убеждение, что именно Речь Посполитая призвана защитить христианский мир от его многочисленных врагов.
Кто встретил в XIII веке монгольские полчища, после того как они прокатились по русским землям, убивая людей, уничтожая города и сметая всё на своем пути? Польские воины. Кто стоял на пути крымских татар, совершавших постоянные грабительские вылазки с полуострова? Шляхтичи, населявшие украинские земли и сформировавшие там мощный защитный барьер от проникновения варваров. Кто вступал в кровопролитные сражения с надвигающимися с востока турками, в то время как Западная Европа спокойно развивалась и богатела? Польско-литовское государство — Речь Посполитая.
Более того, мессианские представления получили во второй половине XVII столетия (уже после «Потопа») серьезное фактическое подкрепление в связи с тем, что именно польский король Ян Собес- кий одержал победу над турками и остановил их продвижение на Запад, защитив, вчастности, Вену. Полыпадействительно на некоторое время стала спасителем христианского мира, и это утвердило старое представление шляхты об особом предназначении страны.
Сербский миф об особом пути в некотором смысле противоположен мифу польскому. Поскольку Сербия долго находилась под турецкой оккупацией, сравнительно поздно обрела государственность и, увы, не смогла прославиться великими подвигами на земле, особый путь народа стал трактоваться как путь построения «Небесной Сербии» — величественной и лучезарной, которую образовали многие миллионы праведных сербов, достигнув тем самым цели, поставленной перед народом Господом.
На протяжении долгих лет страданий формировались представления , которые ярко отразил в XX веке Святой Николай Сербский (Николай Велимирович). Он писал, в частности, что ни один другой народ в мире так верно не служил Христу. Именно в этом, а не в земных деяниях состоит предназначение сербов. Какой иной народ так любит истину и так нелицемерно говорит правду? Какой иной народ построил так много храмов на Балканах? Какой иной народ не знал в своей истории борьбы между церковью и государством? У какого иного народа столь много правителей добровольно ушло от власти в монастырь?
Особые страдания, которые вынуждены были претерпеть сербы, согласно трактовке Св. Николая, являются признаком богоизбранности, «ибо кого Бог любит, того и наказует». Много мучились на своем веку и другие народы, но ни один не претерпел таких мук. Даже русские на треть не страдали, как сербы.
Особый путь для сербов — отнюдь не фигуральное выражение. Они даже могут его описать совершенно конкретно. «История сербов, — отмечал Св. Николай, — вся трагична. Путь народа ведет по опасной крутизне над бездной. Этим путем может пройти без страха лишь лунатик. Такие ужасы подстерегают на этом пути. Если бы сербы смотрели вниз, в пропасть, над которой бредут, они устрашились бы и скоро упали и пропали. Но они глядели ввысь, в небо, на судьбоподателя Бога, с верой в Него — и шагали бессознательно или едва сознавая, что делают. Поэтому они смогли преодолеть путь по отвесным скалам, каким ни один народ белой расы доселе не проходил».
А вот главный вывод, который делает Св. Николай: «Подобно тому, как Христос определил исключительно большую задачу своему любимому ученику — Святому Иоанну, так Он поставил большую задачу и сербскому народу, уготовав ему великую миссию меж ближними и дальними народами». Православным славянам и прочим православным народам предстоит спасти человечество. Опираться спасатели будут на Россию как самое мощное государство, но вооружаться им предстоит программой сербского народа.
Философия, предполагающая всемирную мессианскую роль сербов, по понятной причине скептически относилась к югославскому государству, сузившему масштабы деяний народа до малого региона. Но любопытно, что в социалистической Югославии после Второй мировой войны идея особого пути не исчезла, а трансформировалась, придав мессианству земное измерение. Югославы, ведомые сербами как самой большой нацией, полагали, что строят единственно правильный социализм, основанный на рабочем самоуправлении, а не на бюрократическом централизме, как это было в СССР. И, значит, рано или поздно все народы должны прийти именно к этой модели. Югославская экономическая модель оказалась совершенно уникальной. Она вдохновляла сторонников особого пути вплоть до момента развала Югославии.
Мы наш, мы новый мир построим
Понятно, что представления об особом пути XVII века имеют совершенно иную окраску, нежели представления XX—XXI столетий. Религиозный элемент у англичан играл несопоставимо большую роль, чем может играть сейчас, тогда как, скажем, популярных ныне рассуждений об особом пути в экономике, насколько известно, тогда не имелось. Однако в общих чертах ситуацию различных эпох роднит именно то, что на крутых поворотах истории в период распространения национализма народ поддерживает себя мифотворчеством, в котором говорит о своей особости, своих преимуществах по отношению к другим народам, кажущимся более благополучными и преуспевающими.
Во Франции подобные мессианские представления сформировались так же, как в Англии, в эпоху революции, но поскольку
французская революция отстояла от английской примерно на полтора столетия, язык национализма оказался совершенно иным — светским и не содержащим никаких отсылов ко «второму Израилю» или к особому договору народа с Господом.
Стандартные предпосылки для формирования представлений, будто бы Франция — особая страна, превосходящая все иные, появились достаточно рано. «Франция — украшение всей земли, — писал еще в 1483 г. канцлер этой страны Жан Машлен. — Никакие другие страны не сравнятся с красотой нашей страны, плодородием ее почв, с ее животворным воздухом».
В XVI веке появлялись научные труды, в которых доказывалось, что французская культура, по крайней мере, равна античной и тогдашней итальянской, которая была наследницей античности. Но настоящее возвеличивание французами самих себя случилось в конце XVIII века, когда недавно еще преуспевающая страна вдруг оказалась в таком состоянии фрустрации, преодолеть которое удалось лишь с помощью мессианской идеологии.
Государство времен Великой французской революции находилось в глубоком экономическом и политическом кризисе. Хозяйство страдало от страшной инфляции, в городах не хватало элементарных продуктов, а власти увязли в бесконечных обсуждениях идей свободы, равенства и братства.