Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 10 из 84

И вот рубль рухнул. В августе власти вынуждены были отказаться от поддержания валютного коридора, поскольку у них не имелось больше средств, чтобы сохранять свою старую политику. Бизнес и рядовые граждане стали в панике скупать доллары, понимая, что в перспективе иностранная валюта еще больше подорожает. В целом весь комплекс обстоятельств (слабость властей, паника, бегство капитала из России) привел к тому, что за полгода рубль ослабел почти в пять раз. Иными словами, на нашу зарплату мы могли теперь купить в пять раз меньше долларов и, соответственно, тех зарубежных товаров, которые наши импортеры за доллары приобретали на мировом рынке.

Импортер, понятно, не может работать себе в убыток. Если, скажем, он купил за рубежом товар по цене десять долларов, то должен выручить эту же десятку от продажи на российском рынке. То есть импортер должен получить такую выручку в рублях, чтобы, поменяв затем ее на валюту, снова иметь десять долларов. И даже больше, поскольку без прибыли никакой бизнес функционировать не станет.

Если до августа 1998 г. доллар можно было, грубо говоря, поменять на шесть рублей, то наш импортер должен был продавать свой товар в России не дешевле шестидесяти рублей. А если к началу 1999 г. за доллар давали уже тридцатку, то продавать десятидолларовую вещь приходилось как минимум за три сотни. Соответственно, покупатели, которые не могли или не хотели платить триста рублей вместо шестидесяти, покупателями быть перестали.

Неудивительно, что вслед за рублем рухнул импорт. Ввозить в Россию большой объем импортной продукции уже не было смысла. Потребители не могли в целом столько всего купить. Понятно, что импорт совсем не исчез, поскольку всегда бывают богатые и бедные, а значит, для тех, кто побогаче, покупки зарубежных товаров всё равно оставались по карману. Кроме того, есть ведь такие вещи, которые даже сравнительно бедный человек постарается купить на последние сбережения. Например, лекарства, у которых нет более дешевых отечественных заменителей. Однако в целом для экономики эти «частности» не так много значили. Импортные товары россияне стали покупать гораздо реже.

Но от того, что импорта стало меньше, наша потребность в товарах не исчезла. Если вдруг появлялся на рынке кто-то, кто мог предложить тот же товар не по триста рублей, а по шестьдесят (как раньше), он был обречен на успех. И даже если не по шестьдесят, а, скажем, по сто, успех тоже был гарантирован. Понятно, что кто-то вообще больше шестидесяти рублей платить был не в состоянии, но для основной массы столь незначительная разница со старой ценой была приемлема, в отличие от дорогущего и совершенно неприемлемого импорта.

И вот выяснилось, что российский бизнес может организовать производство товаров-заменителей по цене, которая выше старой, но значительно ниже новой цены импорта. Издержки ведь выросли только у импортеров. А для отечественного производителя всё осталось как прежде. Он не стал из-за падения рубля платить большую зарплату своим рабочим. Не стал платить больше налогов государству. Сырье не подорожало (если, конечно, оно было отечественным), да и транспортные расходы остались на прежнем уровне.

В общем, ситуация возникла, как в поговорке «Что русскому здорово, то немцу карачун». Или, точнее, выигрывал не русский у немца, а производитель, который организовывал свой бизнес на российской территории и нес издержки в рублях. Проигрывал же тот, кто производил за рубежом и нес издержки в долларах, немецких марках или, скажем, эстонских кронах.

До августовской девальвации российский производитель часто не хотел вообще связываться с организацией производства, поскольку импортный товар был не дороже (или немного дороже) его собственного, а качество импорта и престиж зарубежного товара у покупателя, как правило, были выше. Если у бизнесмена имелись свободные капиталы, он, скорее, предпочитал на эти деньги сам что-нибудь импортировать, чем организовывать производство в России. Но теперь приоритеты сменились. Отечественный капитал пошел в производство. Да и иностранный тоже начал создавать на территории России свои филиалы.

П. Филиппов, Т. Бойко. В. Берман:

«В конце 1998 года Министерство экономики прогнозировало дальнейший спад производства: по основным потребительским

товарам - от 10 до 30%, по машинам и оборудованию - от 5 до 20%. Но уже в декабре многие секторы промышленности, безуспешно пытавшиеся конкурировать с импортом в первой половине 1998 года, показали двузначные темпы роста. А с начала 1999 года рост стал практически повсеместным. Он был вызван замещением импорта подешевевшей отечественной продукцией и ростом мировых цен на нефть. Свою роль сыграли и доллары, которыми располагало население.

Рост платежеспособного спроса вызывал рост производства, это влекло повышение доходов, а значит, в казну поступало больше налогов. Правительство смогло погасить свои долги перед пенсионерами и бюджетниками. Они несли свои деньги на рынок, еще более увеличивая спрос, за этим опять-таки росло производство. Процесс ускорялся. Компании, способные расти и развиваться, росли и развивались. Россия преодолела последствия кризиса практически за полгода. Итоги 1999 года поражают. Рост промышленности составил 8,1% за год. Последний раз отечественная промышленность испытала подъем в 1997 году - на 1,9%, и это считалось большим достижением»





(Если бы президентом был ты/ авторы-составители П. Филиппов, Т. Бойко, В. Берман. СПб.: Норма, 2014.

С. 426, 429. - http://www.ru-90.ru)

Если в Петербурге до августа продовольственные магазины были заполнены эстонскими молочными товарами, благо везти их недалеко, то с 1999 г. торговля перешла практически целиком на отечественную продукцию. Цены оказались несколько выше, чем до девальвации, но в сравнении с тем, сколько стоила бы эстонская сметана при новом валютном курсе, российский товар выглядел очень дешевым. И покупатель его активно приобретал. А бизнес постоянно расширял производство и нанимал новых работников.

Леонид Лопатников:

«Экономический рост, который начался после кризиса 17 августа, экономисты называют восстановительным. <...>

Восстановительный рост обладает одной особенностью. На первых этапах - после кризиса, революции, войны и других катаклизмов - он отличается исключительно высоким темпом, но спустя некоторое время затухает. Это легко понять: резервы мощностей и подготовленной рабочей силы исчерпываются, новые возможности роста, связанные с инвестициями, возникают не сразу. Особенно важно восстановление нарушен- ныххозяйственных связей. Среди частных закономерностей - тенденция к увеличению реальной заработной платы квалифицированной силы по мере роста спроса на нее в промышленности. Например, в России после высокого роста безработицы в 1990-е гг. из-за дефицита квалифицированных кадров реальная заработная плата только за 2000-2002 гг. выросла в 1,7 раза. <...> После быстрого подъема в 1999-2001 гг. темпы роста (валового продукта. - Д. Т.) стали несколько снижаться. Ничего чрезвычайного или трагического в этом замедлении не было. Когда возможности восстановительного роста оказываются исчерпанными, возникает вопрос об обеспечении "нормального" экономического развития. Е. Гайдар определил новую ситуацию четко: "Проще говоря, теперь уже требуется рост, который ориентируется не на вовлечение старых, а на создание новых производственных мощностей, обновление основных фондов, привлечение новой квалифицированной рабочей силы"».

(Лопатников Л. От плана к рынку.

Очерки новейшей экономической истории России.

СПб.: Норма, 2010. С. 198-199)

«Лихие 90-е» как источник стабильности

И здесь возникает важный вопрос. Если девальвация так позитивно влияет на развитие отечественного производства, то почему же раньше при слабом рубле российская экономика не встала на ноги? Ведь наша валюта падала по отношению к доллару практически непрерывно на протяжении всей первой половины 1990-х гг. Если на первых рыночных торгах в апреле 1991 г. (раньше вообще никакого валютного рынка в СССР не существовало) за доллар давали 32 рубля, то к началу гайдаровской реформы в январе 1992 г. «зеленый» подорожал до 150 рублей. К концу 1992 г. курс был уже 1 к 400, а в печально памятный день «черного вторника» октября 1994 г. «американец» поднялся почти до четырехтысячной отметки (вырос в 10 раз меньше чем за два года). Причем к моменту введения валютного коридора летом 1995 г. рубль еще больше ослаб.