Похоть

- И добавляли?

- Нет. Но хотел, - расхохотался врач, - хотя бы слабительное. Она была не очень приятной пациенткой.

Аманатидис внимательно посмотрел на медика. Тот или был абсолютно искренним, или - превосходным артистом. Но у следователя в запасе было ещё два вопроса, и он намеревался использовать их.

- Миссис Тэйтон была очень красивой женщиной, - осторожно начал он и умолк.

Однако Хейфец только любезно улыбался и продолжал внимательно смотреть на следователя. Аманатидису не оставалось ничего другого, как продолжить.

- И может ли быть, чтобы такая красота была не замечена коллегами мистера Тэйтона?

По лицу медика, казалось, пронеслось тёмное облачко, но тут же и растаяло.

- Коллеги мистера Тэйтона - особые люди, мистер Аманатидис, - охотно пояснил он, - они увлечены своим делом и редко замечают что-то вокруг. Кроме того, они глубоко порядочные люди, и никто из них не покусился бы на святость чужого брака. И, наконец, кроме мистера Бельграно, мистера Хэмилтона и мистера Карвахаля, ну и меня, конечно, все прочие давно женаты. У мсье Лану двое детей, мистер Гриффин вдовец, но у него взрослый сын, господин Сарианиди - отец четверых детей, о Винкельманах и говорить нечего.

- Франческо Бельграно холост, Рамон Карвахаль и Стивен Хэмилтон тоже, говорите вы, - следователь сверился со списком. - Разве не могло с их стороны возникнуть чувство к миссис Тэйтон?

Ему показалось, ли врач снова чуть смутился?

-Ох, уж эти разговоры...Глухой слышал, как немой рассказывал, что слепой видел, как хромой быстро-быстро бежал! - Хейфец развёл руками, точно сожалея о глупости мира. - Я занимаюсь медициной, и судить о любви могу только в той мере, когда она становиться болезнью. Но я не замечал симптомов этой болезни со стороны мистера Карвахаля. Рамон Карвахаль не влюбится сдуру, поверьте. Любовь не всегда слепа, и он никогда не полюбит человека, недостойного любви. Синьор Бельграно, мне кажется, тоже никем не увлечён, кроме своих печатей и камей. Мистер Хэмилтон - совсем ещё молодой человек, он практикант-химик, и я не возьмусь определять нюансы его душевного равновесия. Что до меня - то я, клянусь Гиппократом, отнюдь не был влюблён в свою пациентку. Однако речь-то не о любви, а об убийстве.

-Это часто связано. - Аманатидис снова посмотрел на Хейфеца. Тот оказался твёрдым орешком. - Но я готов поверить вам, мистер Хейфец. В миссис Тэйтон никто не был влюблён. В неё не был влюблён даже собственный муж.

Хейфец снова никак не прокомментировал услышанное. Просто молча ждал.

-И миссис Тейтон вынуждена была ... любить себя сама. В руке убитой был зажат фасцинус, фаллоимитатор из каучука.

Хейфец почесал за ухом, но снова промолчал. Однако лицо его отражало скорее сдерживаемый смех, чем удивление. Медик явно знал, что это такое, и откуда оно там взялось.

- Миссис Тэйтон была... нимфоманкой?

Врач покровительственно улыбнулся полицейскому.

- Нимфоманка - это сложное понятие, мистер Аманатидис. В Британии нимфоманкой зовут женщину, которая вечером желает заниматься любовью, хотя утром сделала причёску. В этом смысле миссис Тэйтон действительно была... несколько уязвима, да. Но в какой мере? Сегодня проблема сексуальных отклонений никому не интересна. Её серьёзно потеснила проблема сексуальной скуки. Никто никому не нужен. В Лос-Анджелесе, я слышал, женятся только геи. Остальным это просто до лампочки.

Аманатидис напрягся. Медик просто так проронил слова о сексуальных отклонениях? Или намекал на что-то? Но в любом случае, этот Хейфец выпутался без труда. Однако Аманатидис, будучи греком, никогда не считал себя глупее еврея. Посмотрим ещё, кто кого.

Следователь покинул кабинет медика и внезапно замер, заметив тень в углу за колонной. Резко бросился туда и увидел мелькнувший на входе зелёный пуловер. Аманатидис был наблюдателен и узнал его. Подслушать его разговор с доктором пытался Стивен Хэмилтон. Что же, это хорошо. Интерес к следствию даром никто не проявляет. Однако следователь полагал, что лучше сначала узнать результаты вскрытия и время смерти, без этого Аманатидис не мог работать продуктивно.

Но тут все эти мысли исчезли из головы следователя: по лестнице, точно богиня Афродита, вышедшая из морской пены, спускалась писаная красавица Она прошла мимо следователя и исчезла на кухне. Аманатидис последовал туда за ней. Красавица сказала что-то Мелетии, та заулыбалась и подала девушке судзук-лукум. Богиня поблагодарила и ушла.

Аманатидис тут же подошёл к Мелетии.

- Кто она?

- Долорес, сестра господина Карвахаля. Очень милая девочка, такая способная, учит греческий язык и делает большие успехи. А как скромна, как себя держит! Просто прелестна.

С последним утверждением Манолис Аманатидис был склонен согласиться. Но эти археологи должны быть слепыми, если не видели у себя под носом такой красоты.

- А эта прелестная девица... замужем?

Мелетия опустила глаза в пол, потом подняла их на следователя.

- Нет, она не замужем.

- А поподробнее? Чего же так? Такие редко остаются старыми девами...

Мелетия поморщилась. Девица явно покорила её сердце, и ей совершенно не хотелось сплетничать.

- Причём тут старая дева? Она правил строгих, и брат за ней следит.

Аманатидис молча ждал.

- Ночевала она всегда у себя, - огрызнулась кухарка на ядовитый взгляд Аманатидиса. - Она не из таких!

Тот понимающе кивнул и спросил:

- Но тот красавчик-итальянец по ней не сох?

-Господин Бельграно ни по ком не сох, хотя был с сестрой господина Карвахаля всегда любезен, - снова на редкость чопорно ответила кухарка, и Аманатидис понял, что и Бельграно ей весьма симпатичен.

- Чудно, - проронил он и направился на второй этаж, где, как ему сказали, квартировал пытавшийся следить за ним мистер Хэмилтон.

Никто не знает, где найдёт, где потеряет. Аманатидис тоже даже не догадывался, какой богатый улов его здесь ожидает. Мистер Хэмилтон не стал скрывать, что наблюдал за мистером Аманатидисом, и понял, что тот настоящий профессионал. Он хочет довериться ему и рассказать обо всём, потому что, кроме него, Хэмилтона, об этом полиции никто не расскажет.

Манолис Аманатидис действительно был умным человеком и потому не очень любил комплименты, ибо сам прекрасно знал себе цену и не нуждался в оценках со стороны. Однако сейчас он вежливо поблагодарил мистера Хэмилтона за столь высокую оценку его достоинств, тонко улыбнулся, удобно расположился в кресле и чуть наклонился вперёд, давая понять собеседнику, что весь внимание.

-Вы хотели поговорить о миссис Тэйтон? - бросил он вводную фразу.

-Да, - Хэмилтона била дрожь. - Я наблюдал за происходящим и знаю, что тут делалось.

-И что же? - Аманатидис чувствовал, что подпихивать юнца ему особенно не придётся.

- На самом деле - всё здесь ложь и обман, - юношу снова затрясло.- Тэйтон обращался с женой просто ужасно. Он постоянно запирал дверь в спальню жены и отобрал у неё сотовый телефон. Следил за ней и никуда не выпускал. Хейфец - его сообщник, он постоянно накачивал миссис Тэйтон снотворным.

- Но зачем им так поступать?

- Тэйтон влюблён в Долорес Карвахаль. Он не может развестись, но хотел медленно убить Галатею - или, доведя до безумия, или сделав её жизнь настолько невыносимой, что она сама покончила бы с собой.

Аманатидис внимательно посмотрел на Стивена Хэмилтона. Умным тот не выглядел: воспалённый взгляд выдавал беспокойство и одержимость. С чего бы постороннему человеку интересоваться делами чужой семьи? Этот юнец явно что-то не договаривал.

- Вы... были влюблены в миссис Тэйтон? - вопрос прозвучал чётко, но не резко, Аманатидис вложил в него скорее сочувствие и понимание, чем осуждение и насмешку.

Хэмилтон тяжело сглотнул, точно проглотил репейник.

-Я... я ...никогда... - промямлил он, но потом тряхнул головой и решился. - Да, я любил Галатею. - Он тяжело выдохнул. - Я обожал её и очень жалел, а Тэйтон - откровенный негодяй, он обращался с ней просто ужасно.