Страница 96 из 98
— Мы справимся, малышка. Всё будет хорошо, обещаю!
***
Следующую пару недель Чанёль чувствовал себя натянутой струной, которая вот-вот лопнет от перенапряжения. Проблемы на работе и трудности дома не давали ему выдохнуть и привести мысли в порядок. Обстоятельства давили, Сурин истерила, умоляя её отпустить, и что самое главное, даже Ифань поддержал глупый подростковый порыв, взявшись договариваться со старыми знакомыми из Лондона.
— Нельзя потакать подростковым капризам! — твердил Чанёль, в очередной раз хватаясь за бутылку.
— Не поверишь, но это первый раз, когда я готов во всём согласиться с Сурин! — возражал Ву, решительно отбирая выпивку у друга.
Возвращаться вечерами домой было страшно. Теперь, когда Чанёль знал, что Су его дочь, он ещё сильнее боялся вновь ощутить постыдное влечение. К счастью, пока он не испытывал ничего, даже отцовской любви.
Вместо этого мужчина ежедневно предпринимал попытки отговорить девушку от поездки. Вначале он предлагал оставить всё, как есть. Затем настаивал на переводе в один из корейских пансионатов. Чуть позже уже был готов на Китай или любую другую азиатскую страну, но Сурин оставалась непреклонной.
Бледная, исхудавшая, но решительная, она стойко выдерживала уговоры Чанёля, убеждая и его самого, и себя заодно, что Лондон — это отличное место. Спокойное, далёкое и по-своему родное.
— Ты всегда сможешь меня навестить. И я тоже буду приезжать, — задумчиво говорила Ли, пока Рамон, чуявший скорую разлуку, не отходил от хозяйки ни на шаг. — Ты же знаешь, я ненормальная, и если останусь здесь, то окончательно съеду с катушек от своей любви. Ты ведь не хочешь, чтобы я попала в психушку?
Чанёль не хотел, поэтому смирился и даже принялся помогать Ифаню с оформлением документов на переезд. И хотя при мысли, что он вынужден отправить малышку в одиночестве в чужую страну, начинало щемить сердце, где-то в глубине души Пак понимал, что так действительно будет лучше для них обоих. В вопросах любви разлука, зачастую, лучшее средство.
По итогам разыгравшейся кутерьмы девочку записали на полугодичные курсы английского, которые по истечении срока можно было либо продлить, либо вернуться обратно в Сеул. Там же она должна была доучиваться, чтобы получить аттестат. Знакомые Ифаня готовы были приютить Сурин, но девочка настояла, что будет жить в общежитии при колледже, чтобы не доставлять никому неудобств.
— Всё будет хорошо, — убеждала она то ли Чанёля, то ли саму себя, когда аккуратно укладывала вещи в чемодан и растерянно чесала едва заметный ёжик волос на голове.
— Подумай ещё раз, — умолял Пак. — Ты ещё совсем юная, а это новая страна, незнакомые люди. Что, если тебя обидят?
— Должна же я однажды повзрослеть, — улыбнулась мужчине Сурин. — Тем более, что Лондон — это и твой город тоже. Там всё пропитано тобой. Даже там мы мысленно будем вместе.
— Ты вернёшься? — Чанёль схватил девочку за плечи и испытующе заглянул в бледное лицо.
Он догадывался, что Сурин боролась с соблазном — податься вперёд, прикоснуться к чужим губам, в последний раз ощутив их вкус. Догадывался, потому что и сам испытывал нечто похожее. Картинка перед глазами привычно смазывалась, соединяя в одного человека и Еын, и Сурин, и это пугало как никогда.
— Когда это пройдёт — непременно! — пообещала Ли, доверчиво повиснув на шее мужчины.
Чанёль хотел отчаянно крикнуть: «А это точно когда-нибудь пройдёт?!» — но так и не решился, потому что узнать ответ на этот вопрос было слишком страшно.
***
День отъезда наступил внезапно. Сурин не зачёркивала дни в календаре, не гнала вперёд время. Просто проснувшись однажды утром поняла, что всё — завтра они с Чанёлем расстанутся и неизвестно когда увидятся в следующий раз.
Тоска, до этого лишь терпеливо выглядывающая из-за угла, подобралась невыносимо близко, обжигая своим холодом. Всё валилось из рук, сердце билось как сумасшедшее. Подумать только — она расстанется с Чанёлем. С человеком, на котором держится весь её мир.
Сурин не столь пугала поездка в далёкую страну или возможность повзрослеть в одночасье. Её страшила одна лишь мысль, что она не увидит Чанёля во время завтрака, не позвонит ему в обед и не поболтает за ужином. Не услышит его голоса и бархатного смеха, не коснётся тёплой руки. Не разложит заботливо утреннюю газету на кухонном столе, не спрячет свёрток с булочками на дне рабочего портфеля. Не поцелует перед уходом в щёку, не вдохнёт его запаха…
Так может не стоило никуда уезжать? Ещё не поздно порвать билет и забыть о сказанном. Остаться рядом, по-прежнему доверчиво заглядывая в глаза и крепко удерживая родную ладонь. Чанёль не будет против — Сурин была в этом уверена. А вот чего хотела она сама?
За те несколько дней, что прошли с момента открытия ужасающей тайны, мужчина заметно осунулся и словно бы постарел. Он сторонился Ли, будто бы не знал, как теперь должен себя вести и что говорить. Сурин чувствовала, что Чанёль запутался. Он уже не был просто дядей. Вместо этого ассоциировал себя с отцом, но не знал, как должен это показать своей… дочери. Вот только девочка тоже не знала, что нужно делать. И из-за всех этих заморочек они совершенно перестали общаться и всё чаще ощущали рядом друг с другом дискомфорт.
Желание касаться Чанёля, целовать его, льнуть к рукам не исчезло, но стало казаться слишком извращённым и пошлым. Если раньше подобные фантазии доставляли радость и незнакомое чувство сладости, то теперь Сурин чувствовала себя будто вываленной в грязи от одной лишь мысли, что её биологический отец может поцеловать её в губы и ласкать языком. Сердце любило — всё так же жадно и горячо. Вот только разум воевал с ним не на жизнь, а на смерть, всячески отторгая неправильную любовь, вбивая её обратно в глотку Сурин и вынуждая захлёбываться собственными чувствами.
Всё враз обесценилось, потускнело и обратилось в пыль. Больше не к чему было стремиться, нечего было ждать. И оставлять всё, как есть, было по меньшей мере глупо и безрассудно.
Если Чанёль и Сурин продолжат и дальше вариться в этой каше, то их конец будет предрешён. Незавидный жалкий финал — Пак сопьётся или покончит с собой, а Сурин окончательно тронется умом в попытке завоевать его любовь.
А быть может, всё правильно? Вдруг они оба ещё смогут быть счастливы? Не вместе, так по отдельности. Ведь не зря люди говорят, что всё проходит, и душевная боль имеет свойство утихать?
Днём, когда приходил Ифань, чтобы попрощаться и передать документы, Ли долго сидела с ним в гостиной и упрямо молчала, не находя нужных слов. Впрочем, мужчина понял всё сам. Приобняв девочку дружески за плечи, он легко улыбнулся и предложил послушать историю из своей жизни.
— Когда я был примерно одного возраста с тобой, то без ума влюбился в одну девушку, — начал свой рассказ Ифань. — Она казалась мне самой лучшей во всём мире, но у неё были два больших минуса — муж и ребёнок.
— Она была старше тебя? — хмыкнула Сурин.
— Именно, да ещё и с семьёй в придачу. Вот только это меня не останавливало. Я продолжил ухаживать за ней, надоедать звонками и «случайными» встречами. Я хотел добиться её любой ценой, игнорируя советы друзей одуматься и оставить её наконец в покое.
— И чем всё закончилось?
— Ты знаешь какое лекарство лучше всего излечивает любовь? Правильно, расстояние. Я уехал учиться в другой город, и когда мы встретились с этой девушкой спустя несколько лет, я ничего не почувствовал! Моё сердце уже не билось сильнее, за спиной не распускались крылья. Мне не хотелось быть её другом или лелеять до конца жизни воспоминания об ушедшей любви… Единственное, что я тогда испытал — это всепоглощающий стыд. Не перед ней, а перед самим собой за совершённые и никому не нужные безумства. — Ифань легко встряхнул задумавшуюся Сурин и уверенно ей подмигнул. — Поверь, что тот, кого ты считаешь самым дорогим тебе человеком, спустя дни и километры перестанет таковым быть. Сейчас ты думаешь, что тебе больше никто не нужен, а через несколько лет будешь вспоминать об этом с улыбкой и горящим от смущения лицом. Всё проходит — и любовь, и ненависть. И твоя боль пройдёт.