Страница 24 из 98
Взяв пучок дрожащей рукой, Чанёль поднёс его к носу и принюхался. Пахло… бумагой, пылью, пустотой. Чудесный аромат, состоящий из переплетений полевых трав и южного солнца, давно обесцветился и исчез. И родные завитушки любимого почерка безвозвратно потускнели. Время крало не только запахи, но и слова. Оно забирало воспоминания, оставляя после себя вакуум, в котором не способно родиться что-то живое.
«Мой дорогой Чанёль! Я так соскучилась, правда. Молюсь, чтобы каникулы закончились побыстрее и ты вернулся из своего туманного Лондона сюда, ко мне. Люблю тебя».
«Сегодня мы ходили с Чжесоком на рыбалку. Но после того, как твой брат сломал удочку, мы решили потратить время на купание и травлю страшилок у костра. Нам не хватает тебя. Возвращайся».
«В том месте, где меня касались твои губы, я словно покрыта ожогами. И они отнюдь не уродливы. Я касаюсь их кончиками пальцев, чтобы хоть немного остудить. И в то же время боюсь, что твои метки исчезнут и я стану прежней. Я люблю тебя, Пак Чанёль. И всегда буду…».
Дальше было не разобрать, но мужчина и без того знал дословно текст письма. Он плакал, растирая солёные слёзы по колючим щекам, и проклинал ту секунду, когда взял мятный блокнот в руки. Его давно нужно выбросить, чтобы не бередить память о той, которой давно нет. Чтобы не рвать себе душу мыслями о том, как могло бы быть, но не сложилось. Чтобы не думать, не помнить, не знать.
— Чанёль! Ты дома? — разнёсся по дому звонкий голос вернувшийся из школы Сурин.
Покрывшись ледяным потом, мужчина торопливо сбросил блокнот в нижний ящик стола и с жалостью посмотрел на свой внешний вид. Если племянница увидит его абсолютно голым, сидящим в кабинете с красными от слёз глазами, то явно позвонит в ближайший дурдом и попросит посадить его в комнату с мягкими стенами. Поэтому, как следует откашлявшись, он громко крикнул:
— Сурин, я в кабинете. Не мешай мне работать!
— Хорошо, — раздалось под самой дверью, а затем Пак услышал дробь быстрых шагов вверх по лестнице.
Дождавшись тихого хлопка наверху, он, смущённо прикрыв своё хозяйство ладонями, шмыгнул в ванную на первом этаже и вздохнул с облегчением.
Уже в душевой кабине, смывая с себя остатки похмелья, Чанёль улыбнулся своим вчерашним тревогам. Вот ведь Ифань, подкинул дровишек в костёр и смылся. А Пак, как последний дурак, накрутил себя до алкогольного марева. На самом-то деле, всё нормально. Еын — это Еын. А Сурин её дочь и его племянница. Да, она похожа на мать, но на этом их сходство заканчивается. И уж ни о каком половом влечении и речи быть не может. Сейчас Чанёль приведёт себя в форму и непременно займётся поиском постоянной подруги. К чёрту Рэй! Самое главное, чтобы Сурин осталась в восторге от его избранницы.
***
Сурин понравилось в фитнес-клубе. Пока Чанёль, под руководством личного тренера занимался силовыми упражнениями, племянница с восторгом осваивала беговую дорожку и велотренажёр. Мужчина знал, что с непривычки её ноги будут болеть, но не мог и слова сказать поперёк, глядя на воодушевлённую девочку, изредка вытирающую потный лоб висящим на плечах полотенцем.
Приняв душ и переодевшись, они встретились в холле и направились на подземную парковку, восторженно делясь впечатлениями. А когда Сурин наивно заметила, мол, зачем дяде заниматься, если он и без того замечательно выглядит, Чанёль невольно расправил плечи и задрал нос:
— Ну, лишняя подготовка ещё никому не мешала, — забросив спортивную сумку в багажник, поведал он.
— Теперь в салон? — догадалась девочка.
— Угу. Если хочешь, мой мастер и над тобой поколдует.
— А ему можно доверять? — нахмурилась Сурин.
— Как видишь, — указав на себя, заметил мужчина и тут же задорно захохотал.
Из салона красоты они вышли поздним вечером. Чанёлю укоротили и подкрасили волосы, освежили маникюр, а на лицо нанесли какую-то супердорогую антивозрастную маску. Как сказал стилист под звучным псевдонимом Мануэль, непонятно как сочетающимся с его корейским происхождением, кожа будет нежной и мягкой как у младенца. И Пак терпел эту унизительную процедуру, цедя сквозь зубы, что его будто птичьим дерьмом обмазали — и консистенция, и запах те же. Мануэль лишь хитро посмеивался, а затем чуть не лопнул от гордости, когда саркастично настроенный клиент оценил эффект чудо-маски.
А вот Сурин стилист оказал гораздо больше внимания. Он долго общался с девочкой, наматывая на палец её длинные волосы, а затем принялся решительно щёлкать ножницами. Чанёль хотел было вмешаться, но видя, что малышка не против, успокоился и сел на диванчик с чашкой кофе в одной руке и модным журналом в другой.
Паку удивительным образом нравилось проводить время в этом месте. Ощущать едкий запах красок для волос и тяжёлое амбре лаков и муссов. Слушать щёлканье ножниц, скрип тяжёлого кресла, мерное гудение фена. Он даже почти задремал, убаюканный незамысловатыми звуками, как внезапно его руки коснулись тёплые пальцы.
Резко распахнув глаза, мужчина так и замер с приоткрытым ртом, не узнавая в этой прелестной молодой девушке свою угловатую племянницу. Казалось, что Мануэль ничего толком не менял — лишь укоротил волосы до середины лопаток и чуть завил кончики, придавая объёмность причёске. Но Сурин сама на себя не была похожа. Видно было, что ей нравится новый образ, как и бледно-розовый лак на красиво подточенных ноготках.
— Очень мило, — одобрил Чанёль, не желая демонстрировать свой бурный восторг.
— Спасибо! — искренне улыбнулась Сурин и тут же замялась. — А мы можем купить немного… м-м… косметики?
— Чего? А не рановато ли? — возмутился Пак.
Девочка испуганно покосилась на стилиста в поисках защиты, и Мануэль поспешил выйти вперёд:
— Дело идёт не о кричащих оттенках, а о спокойном макияже, который разрешено наносить на лицо ученицам старшей школы. Или вы предпочитаете, чтобы Сурин, как и раньше, ходила с невыщипанными бровями и не замазанными биби-кремом подростковыми прыщами?
— Пожалуйста! — умоляюще сложила ладошки девочка, и Пак сдался.
Домой они возвращались нагруженные не только пакетом с косметикой, который племянница восторженно прижимала к груди, но и с горой новой одежды, которую Мануэль им насоветовал.
— Теперь мы самые красивые, да? — разбирая в гостиной вещи, улыбалась Сурин.
И Чанёль понимал, что за эту радость на юном лице ему никаких денег не жалко.
***
А следующее утро началось с небольшого семейного скандала. Чанёль, по обыкновению ожидающий, что на кухне его будет ждать завтрак, обнаружил стол совершенно пустым. Недоумённо заглянув в холодильник и отыскав лишь жалкий пакет с молоком, ведь заехать вчера в продуктовый они так и не успели, он тихо чертыхнулся и затопал на второй этаж. Нет, можно, конечно, сварить кофе и самостоятельно, но что могло случиться, раз племяшка решила отлынуть от своих прямых обязанностей?
— Заходи! — звонко раздалось из-за двери, когда Пак решительно постучал.
С небольшим опасением, он заглянул в комнату и тут же сердито нахмурился, подскочив к довольной племяшке.
— Это что такое? — схватив её за плечи и повертев во все стороны, рыкнул он.
— Нравится? — восторженно прощебетала Сурин.
К счастью, строгая школьная форма осталась прежней, лишь старое замызганное пальтишко сменилось элегантным бежевым плащом, да на ногах были обуты аккуратные ботинки. Но вот то, что было намалёвано на прекрасном личике, совсем не понравилось Чанёлю. Ему всё казалось вызывающим — и малиновый блеск на губах, и слишком уж выделенные чёрным карандашом веки. Тушь, неумело нанесённая детской рукой, свисала с кончиков неопрятными комочками. Для полного счастья не хватало, разве, свёкольных румян и характерных пятен от тонального крема, нанесённых исключительно на прыщи. Впрочем, через мгновение зоркий взгляд уцепился за пару таких тёмно-бежевых отметин, уродливо выделяющихся на более светлой коже.