Страница 14 из 21
– А что греметь-то? – понятливо кивая, удивился Брюс, – Надо как в Новом Израиле, всю братию убрать, куда по далее: от семей, от бояр, от гостей, от жидов, от соблазна всякого. По далее и по тише.
– Во! Ты ж золотая голова чернокнижник. Всех собираем и в обитель дальнюю. Там выучим, через огонь, воду, медные трубы проведем и тогда посмотрим. Кто чистый? Кто нечистый? – Лефорт хитро сощурился.
– Опять на баранов и козлищ делить, – Брюс отхлебнул из кувшина.
– А то, как же. Услужливый дурак – опаснее врага. А пока пора государя в гости звать. У него слюна течет, как у подростка, что сахарного петушка на ярмарке увидел. Ему сладенького хочется. Надо дать. Так что, до встречи чернокнижник у меня в дому, – он залпом осушил кувшин и встал, – А ты брат научись пить, как теперь пьют, кувшинами, а то в кумпанство не возьмут, ни двор, ни солдаты, – надел шляпу, щеголевато поправил кружевной манжет и повернул к двери.
– Государь собирается на моленье в Троицкую обитель, – как бы, между прочим, заметил Брюс, – Молить на первенца.
– Вот там мы его и возьмем! – резко обернулся Лефорт, – А братия поможет! Голова ты, колдун!
Петр с Евдокией отходили от настоятеля, получив благословение у святых мощей самого преподобного Сергия Радонежского. Царица неосторожно споткнулась на крутом крыльце и упала бы, не успей ее поддержать галантный полковник в черном камзоле. Петр узнал масленые черные глаза, в которых он увидел отблеск собственной славы, тогда на венчании его на царство.
– Падать царице не пристало. Дурная примета, – сказал человек в черном, – Тем более, когда на сносях.
– Спасибо боярин, – глухо обронил Петр, – Предложение твое помню, в гости жди.
– Жду, хоть и не боярин. Государю, самодержцу всегда угодить рады, – Лефорт помог сойти Евдокии с высокого крыльца и отступил в сторону.
Царственная пара медленно шла по монастырскому двору под перезвон колоколов, стрельцы салютовали бердышами, и никто не заметил, как к царю метнулась черная тень. Монашек выхватил из-за пояса нож, но умелая рука человека, заступившего ему дорогу, отвела удар, слегка порезав себе ладонь. Стрельцы и служки Ромодановского скрутили монаха и оттащили в низкий погреб.
– Это что это он? – растерялся Петр, – Это кто? Чего он?
– Не в себе он государь, – выступил настоятель, – Юродивый местный. Все антихриста ждет. Вроде как тот явиться на землю должен. Одно не могу в толк взять, откеда у него нож взялся. Видать недобрая рука вложила. Но не по умыслу государь, поверь. Токмо по скудоумию.
– Да и черт с ним! – уже отошел от страха царь, – А что за человек, что меня собой прикрыл? Позвать пред светлые очи мои! – подвели спасителя, – Ты кто!?
– Я Яков Брюс. Сын дворянина царского Вилема Брюса, – спокойно, перевязывая белым платком руку, ответствовал он.
– Отныне мы с тобой братья на крови! Все слыхали!! Он брат мне!!! И почести все как брату моему. И пускать ко мне полночь за полночь, и все! – Петр обнял Брюса. Голос его сорвался на фальцет, дал знать пришедший страх, – Приходи Яков к Лефорту, я у него завтра буду. Потолкуем.
– Спасибо государь, – Яков склонил колено, как принято на западе, – За любовь за ласку. Буду у Лефорта. А тебе готов служить, Словом и Делом.
– Вот! С него пример берите! Иноземец, а обычаи наши и законы чтит! И покорность к государю имеет! – Петр повернулся, махнул стрельцам и поехал в Преображенское.
Все удалось. Монашеской братии кланялись в ноги за помощь, особливо монашку юродивому, что чуть себя под стрелецкие бердыши не подставил.
На следующий день Лефорт принимал государя у себя в маленьком домике на берегу Яузы. Все в его приюте был миниатюрным подобием замка. На стенах висели картины и гобелены. Стоял стол, уставленный изысканными яствами. В кувшинах пенилось пиво и в бутылях искрилось вино. Были офицеры из рейтарских полков: Гордон и другие, были стрелецкие воеводы, такие как Шереметев и Голицын младший, был званный Брюс и пришедшие с Петром Меньшиков и Апраксин. И, конечно же, был всесильный Ромодановский, пригляд за царем и порядком на землях Русских. Но больше всего поразило Петра, что вместе со всеми в зале присутствовали дамы. Дочери и жены тех же офицеров и кабатчиков из Немецкой слободы. Они чувствовали себя совершенно свободно, смеялись и о чем-то увлеченно беседовали между собой. Разговор пошел о том, о сем. О торговле, солдатах, войне, флоте, цветах, выпивке, еде, конечно же, о женщинах, в общем, не о чем, как и все застольные разговоры. Мельком Лефорт несколько раз упомянул о западных землях, где все не так, все по-другому. Петр подошел к хозяину, громко спросил, выкатив глаза:
– Может Софью в монашки постричь или удавить! – видно вырвалась мысль, долго зревшая в мозгу.
– А что государь Новодевичий монастырь от Москвы далеко? – уклончиво увел в сторону хитрый Лефорт, в то же время, подсказав решение вопроса.
– Вот! Пусть сидит там и не лезет в дела государевы! – запальчиво подхватил мысль царь, потом резко повернулся, – А ты скажи, – он схватил Лефорта за камзол, – Ты откель узнал, что царица на сносях? А? Мне вот лекаря подтвердили. А ты что? Лекарь? Али колдун?
– Колдун, – тихо шепнул Лефорт, улыбаясь черными глазами, – Я тебе таких цариц наколдую, упадешь.
– Славу! Славу мне наколдуй! – отпустил камзол Петр.
– И славу наколдую и трон, и Русь у ног ползать будет…и фройлян, – он назвал их на немецкий лад, – фройлян, то есть девки такие будут, твоя царица и твои сенные девки, им не чета.
– Что делать надо? А, колдун? Если ты сатана, я душу продам! – Петра начал бить приступ, но Лефорт взял его за руку и приступ отступил. Такое было с Петром первый раз. Даже лекаря не могли остановить приход падучей. Он поверил в этого колдуна безоговорочно и навсегда, – Что делать!?
– Собери самых верных людей. Я соберу своих. И поедем в старые места святые, на Плещеево озеро в город Переславль, там, где Синь-камень лежит. Будем волхвов себе в помощь звать.
– Волхвов!!! – гость почти выкрикнул это, так что все обернулись, и в зале на минуту повисла тишина.
– Тихо ты, – грубо оборвал его Лефорт, – Кого надо того и позовем. Один Властитель сказал когда-то. «Париж стоит обедни», то есть власть стоит того, что бы за нее пойти на все.
– А другой сказал. «Цель оправдывает средства», – эхом поддержал неизвестно как оказавшийся рядом Брюс.
– Знакомься, – показал на него, нимало не удивившись его появлению, Петр, – Это мой побратим кровный. Он меня от смерти спас. Вы любите друг друга. А это Лефорт, – показал он на Франца, – Отныне советник мой и верный друг, – оба переглянулись и чуть заметно кивнули друг другу.
По случаю рождения у царя Петра первенца, царевича Алексея, Францу Лефорту было присвоено звание генерал-майора, и в том же году царь Петр отъехал в Переславль на Плещеево озеро учить свои потешные полки. В Лефорте же царь Петр нашел человека, способного ответить на любые занимавшие его разнообразные вопросы, будь то вопросы дипломатии, вопросы экономики и даже вопросы отношения с прекрасным полом. Царь Петр нашел в Лефорте друга, сподвижника и советчика на своем пути к цели. А цель эта была слава и власть.
Царица Наталья, женщина ума малого, как говаривал сродственничек ее князь Куракин, заботилась, исключительно о том, чтобы дитятко не болело и здорово було. Окружив его с самого начала своего воспитания молодыми ребятами, народу простого и молодыми людьми первых домов, что дала ему в потеху ненавистная ей Софья, она успокоилась и смотрела на все его проказы сквозь пальцы. Софья же испросив своих доглядывающих людей о забавах озорников, как она их прозвала среди своих, поняла, что на дела большие у них кишка тонка, а потому тоже успокоилась. Никто и не заметил, как потеснили оболтусов от царева тела хитроумные иноземцы во главе с Лефортом. По его же наущению, через друга любезного Голицына, царица Наталья скоро невестку свою возненавидела и желала больше видеть с мужем ее в несогласии, нежели в любви. Отсюда и изрядная любовь Петра к жене продолжилась разве токмо год, а затем он стал предпочитать жизни семейной – походную, в полковой избе Преображенского полка, да корабельных сараях Яузы и Плещеева озера. Иван царствовал, Петр потехами развлекался, расширяя до грандиозных размеров свои увеселения.