Страница 35 из 42
Зорька засмеялась.
— Ну да… нашла! — и тут же испуганно зажала рот рукой.
Саша подошёл к Зорьке, обнял её, усадил рядом с собой на скамейку.
— Ну, рассказывай. Или ты мне не веришь?
Зорька подняла глаза и встретилась с внимательным, чуть насмешливым взглядом серовато-зелёных глаз. Ей стало стыдно. Разве у неё могут быть секреты от Саши?
— Щука дала, — боязливо оглядываясь на дверь, шепнула Зорька, — только она грозилась… чтоб никому не говорили.
— Грозилась? И ты испугалась?
— Ну вот ещё! — самолюбиво сказала Зорька и тут же рассказала Саше, как они с Галкой первый раз пришли на кухню и увидели, что привезли гречку, и как потом две недели ждали гречневой каши, а сегодня не выдержали, пошли на кухню узнать, и что из этого получилось.
— Интересно… — задумчиво сказал Саша, когда Зорька замолчала. Он встал и, потирая переносицу, зашагал по комнате большими шагами. Потом сунул руки в карманы и остановился перед Зорькой.
— Как же ты могла… взять этот хлеб?
— А что? Гречка-то всё равно тютю, — растерянно сказала Зорька, повторяя, как оправдание, Галкины слова.
— Замолчи! — Саша нагнулся, схватил Зорьку за плечи и сильно встряхнул. — Эт-то же подло! Неужели ты сама не понимаешь?! Щука украла крупу, а ты… ты покрываешь её!
На глаза Зорьки навернулись слёзы. Саша умный, он сразу всё понял, а она… просто дура, трусливая дура… обрадовалась куску хлеба!
— Я… я больше никогда не буду, честное слово!
Саша отпустил Зорьку, взял со стола хлеб и вышел. От волнения Зорька не могла усидеть на месте. Что теперь будет? Всё-таки хорошо, что она рассказала Саше, теперь пусть Щука грозится сколько хочет. И никаким хлебом её никогда в жизни не купишь! Зорька походила по комнате, потрогала трубу, попробовала подуть в неё, но тут же положила и понеслась разыскивать Галку.
Галка была в пионерской и вместе с Анкой и Наташей клеила на стенгазету аппликации, вырезанные из красочных боевых плакатов.
— Зорька, — сердито сказала Анка, — где ты ходишь? Ты же обещала стихи для стенгазеты. Придумала?
— Ага… то есть нет… я сейчас! Галь, выйди на минутку!
Галка сунула кисточку в банку с клеем и вышла следом за Зорькой в коридор.
— Я сама тебя хотела идти искать, — быстро сказала Галка. — Генька видал: тут у одних на крыше столько курта сушится! И дыню сушёную связками повесили — проветрить на солнышке. Сразу после ужина и пойдём!
— Я не знаю, — сказала Зорька, — тут такое, а ты…
— Чего не знаешь, — перебила её Галка. — Друг ты мне или не друг?
— Друг.
— Тогда нечего ломаться!
— Но это же воровство, как Щука…
— Ох, Будницкая, один смех с тобой! Мы же не всё возьмём, а немножко, они даже и не заметят. Договорились?
— Ладно, — машинально сказала Зорька, думая о своём, — Галя, я Саше всё про Щуку рассказала, а он сейчас к Краге пошёл…
— С ума сошла! — рассердилась Галка. — Теперь Щука нас со света сживёт!
— Не сживёт, не бойся! Ей самой теперь достанется, будет знать, как воровать!
— Ну и кашу ты заварила, Будницкая, почище чем гречневую, — сказала Галка, — ну и пусть! Айда, поглядим, как Крага ей перцу даст.
Девочки выбежали во двор. В это время дверь директорской распахнулась и на крыльцо вылетел разъярённый Кузьмин со злополучным куском хлеба в руке. Почти не хромая, он пронёсся через двор в кухню. Следом за ним из директорской вышел Саша.
Девочки метнулись в столовую, заперли за собой дверь на крючок и приникли к раздаточному окну, закрытому из кухни куском тонкой фанеры.
И тотчас же в кухне загремел бас Кузьмина.
— Это-то что такое, собственно говоря?
— Хлеб Стёпочка. — послышался приветливо-ласковый говорок Щуки.
— Я вам, Прасковья Семёновна, на работе не Стёпочка!
— Ахти мне, Степан Фёдорович, извините, я уж вас как сына…
— Молчать! Где гречневая крупа? Детей вздумали обкрадывать?!
— Ка-кк-ая к-крупа? — заикаясь, переспросила Щука.
— Я всё знаю! От меня ничего, собственно говоря, не укроется! Я вас как будущую родственницу на хлебное место устроил, так вам мало показалось бесплатных обедов, что? На детях вздумали наживаться? На суп всего два-три килограмма пошло. Завтра же верну на кухню Марю, а вы пойдёте под суд! Что?
— Спасибо, Степан Фёдорович, — дрожащим, едва слышным голосом сказала Щука. Девочки даже дыхание затаили, чтобы лучше слышать. — Так-то вы отвечаете на мою любовь да ласку? Значит, меня под суд, а вы со спокойной совестью на доченьке моей, Люсеньке, женитесь?
— При чём здесь Люся? Вы в наши отношения не путайтесь!
Щука неожиданно заговорила злым, беспощадным голосом, и чувствовалось, что она ни капельки не боится Кузьмина.
— Вот что, Стёпочка, не прикидывайся дурачком, никто не поверит. Ты что же думаешь, полушубок дублёный, что Люсенька тебе подарила, мне даром достался? Ну уж нет, дорогой мой зятёк, вместе грешили, вместе и каяться, если что, будем.
— Какая же вы… подлая! — помолчав, удивлённо сказал Кузьмин.
— Да уж какая есть, — отозвалась Щука. — И чего ты взбеленился? Мало ли что малолетние девчонки языком треплют? Документы у меня все в порядке, никто не придерётся. Вот, смотри…
— Обкрадывать детей… — не слушая Щуку, словно сам себе, сказал Кузьмин и угрожающе крикнул: — Ну, погодите, я вам этого не прощу!
— Да уж ладно, не пугай, — миролюбиво сказала Щука, — пуганые…
В кухне с треском хлопнула дверь.
— Ничего себе кино… — озадаченно прошептала Галка, когда в кухне стало так тихо, что было слышно, как потрескивают дрова в печке.
— А Крага-то… — заговорила было Зорька, но Галка поспешно закрыла ей рот шершавой тёплой ладошкой и крадучись, на цыпочках, стала пробираться между столами к выходу. Малейший скрип рассохшихся половиц заставлял Галку вздрагивать и замирать на месте. Невольно и Зорьке передалась её боязнь.
— Сдурела? — сердито спросила Галка, когда они выбрались наконец на крыльцо главного корпуса. — А если бы Щука нас услышала? Мозги есть — соображать надо…
— Ну и пусть… Что она нам сделает?
— Забыла уже, как она грозилась? Слышала, как она Крагу прижала? Чисто паук муху… А я-то ещё думала, что он ей перцу даст! Как же… такой дашь.
— Галя, оказывается, Крага-то ничего не знал… Знаешь что, — пошли к Верванне и всё-всё ей расскажем.
Галка нагнула голову, постояла молча, пристально разглядывая белёсый носок стоптанного ботинка.
— Не пойду. Иди, если хочешь, сама.
— Струсила?
— Боюсь я Щуку, — подавленно сказала Галка, не поднимая головы. — Как вспомню её глазищи… прям мороз по коже дерёт. И Крага ещё… ухи зачнёт крутить… Ну их, пусть подавятся этой гречкой.
Зорька удивлённо смотрела на подругу. Перед нею стояла бледная испуганная девочка — тень озорной бесстрашной Галки Ляховой. Неужели она так боится Щуки?
— А как же тогда справедливость? — тихо спросила Зорька и рассердилась. — Можешь сидеть и дрожать, твоё дело. Я сама всё расскажу. Мой папа фашистов не испугался, а ты… А ещё подруга называется! Даша бы ни за что не испугалась.
— Эй, Лях! — крикнула пробегавшая мимо Нина Лапина. — Тебя Генька срочно искал. И ещё ругался, что тебя нигде нет!
Галка встрепенулась и просительно сказала:
— Не сердись… Ты иди пока, расскажи Верванне, я скоро…
— Смотри же! — крикнула ей вслед Зорька.
— Будь спок!
Прачечная помещалась в саманном сарае за домом. Вокруг сарая на верёвках, подпёртых длинными шестами, висели простыни, исподнее белое бельё мальчишек и разноцветные бумазейные платья девочек. Простыни вздувались на ветру, сияя белизной. Шесты раскачивались, точно мачты с поднятыми парусами. В солнечном ярком свете синий дымок из трубы над прачечной казался прозрачным.
Зорька влетела в распахнутую дверь и застыла возле порога, ничего не видя в полутьме сарая.
— Проходи, проходи, Зорюшка, — позвала её Маря.
Зорька шагнула вперёд. Глаза потихоньку освоились с темнотой. Да и не темно было здесь. Под потолком маленькое квадратное окно без стёкол. Солнечный квадрат лежал на груде белья в корыте. Маря стояла возле плиты и мешала длинной белой палкой кипящее бельё в котле. Руки её с закатанными до локтя рукавами синего халата были красными. По распаренному лицу стекали струйки пота. У стены, рядом с корытом, сидела на чурбачке Вера Ивановна, обхватив колени руками.