Страница 34 из 42
Зорька взяла рукоделие. Нет, теперь она ни одной петли не спустит и пятку эту противную научится вязать так же красиво, как Вера Ивановна или Маря. А потом вложит в носки записку: «Дорогой боец, носи на здоровье, это я тебе связала. Зорька Будницкая».
— Зорька, ты уроки сделала? — спросила Анка.
— Ага, — сказала Зорька, обрадованная переменой разговора, и, не дожидаясь, пока Анка потребует отчёт, затараторила:
— Родственные окончания прилагательных…
— Какие? Какие? — сдерживая смех, перебила её Вера Ивановна.
— Родственные, а что?
— Ро-до-вы-е! — делая на каждом слоге ударение, произнесла Наташа. — Эх ты… Лучше бы уроки как следует делала, чем бегать за… — она взглянула на воспитательницу и не договорила. Только усмехнулась презрительно.
Девчонки притихли. Зорька вспыхнула, хотела что-то сказать и не нашлась. Анка Чистова опустила вязание на колени и в упор с удивлением посмотрела на старосту.
— Что же ты замолчала? Договаривай! — своим спокойным низким голосом приказала она.
— Замахнулась, так бей! — поддержала Чистову Галка. — Скисла или завидки берут?
— Ничего не скисла! — самолюбиво отрезала Наташа и насмешливо взглянула на растерянную Зорьку. — Мы все считаем, что просто стыдно девочке дружить с мальчишкой.
— Кто это «мы»? — спросила Вера Ивановна.
— Мы… весь коллектив.
— А ты за всех не расписывайся! — рассердилась Галка. — Тоже нашлась!
— Мальчики, девочки, — сказала Анка, — а Коля-Ваня говорил: братья и сёстры…
— Больно ты любишь, Наталья, других осуждать, — вставила Маря.
— Почему же стыдно? — снова спросила Вера Ивановна.
Наташа пожала плечами.
— Как будто вы сами не знаете…
— Не знаю. Может быть, ты объяснишь мне?
— А чего тут объяснять?! — крикнула Галка. — Завидки берут, что с ней никто дружить не хочет… Сама так бегала за Сашкой!
Наташа метнула на Галку негодующий взгляд и презрительно сморщила нос.
— Очень он нужен мне… Правду Степан Фёдорович говорит, что Дмитриев грубиян…
— И неправда! — Зорька вскочила, подбежала к Наташе. — Саша хороший! Справедливый! И умный, а ты…
— Верно! — закричали девчонки, перебивая друг друга. — Сашка справедливый! Он не только Зорьке помогает, он всем помогает!
Вера Ивановна сняла очки и, покусывая дужку, несколько минут внимательно смотрела на высокомерно надутую Наташу. Потом повернулась к девочкам.
— Успокойтесь. Я рада, что вы с уважением относитесь к Саше. Ну, а кто теперь так же тепло скажет о Наташе?
Девочки сидели молча, опустив глаза на вязанье.
— Я жду…
— Наташа красивая, — робко сказала наконец Нина Лапина.
— И только? Маловато, пожалуй, для… человека, — с сожалением сказала Вера Ивановна и повернулась к Наташе.
Внезапно староста закрыла лицо руками и выбежала из пионерской, чуть не сбив в дверях Рахию.
— Ой-бой! Что такое? — вскрикнула Рахия, отстраняясь. — Почему Наташа плачет?
— То ничего, — сказала Маря, — то хорошие слёзы…
Глава 27. «Вот так-то, Стёпочка…»
Прошло уже две недели с тех пор, как весёлый возчик привёз гречневую крупу. Зорька и Галка каждый день с надеждой бегали по сигналу в столовую, но долгожданной гречневой кашей даже не пахло.
Девочки терялись в догадках, но о своём знакомстве с новой поварихой никому не рассказывали: раз Щука просила молчать, да ещё и хлеба за это дала, значит, надо молчать.
Наконец Галка не выдержала. Перед ужином, когда Вера Ивановна и Маря ушли в колхоз сдавать готовые носки, она вызвала Зорьку из пионерской в коридор.
— Айда на кухню… Может, Щука на ужин кашу варит?
— А если нет?
— Тогда спросим. Чего она тянет? Мне эта каша гречневая каждую ночь во сне видится.
Дверь в кухню была распахнута, и из неё клубами валил пар. Щука стояла возле стола и огромной ступкой толкла в кастрюле варёную картошку. Рядом с плитой в деревянном корыте плавали селёдки. Девочки переглянулись. Значит, на ужин опять пюре с селёдкой, а где же каша гречневая?
Завидев на пороге девочек, Щука открыла в улыбке торчащие вперёд мелкие зубы.
— Ахти мне, сиротиночки, проведать пришли?
— Ага, — сказала Зорька, выдвигаясь из-за Галкиной спины. — Мы про гречку спросить хотели.
Щука перестала толочь картошку и удивлённо уставилась на девочек светлыми, немигающими глазами.
— Про какую такую гречку?
— Как про какую? — переспросила Зорька и, оглянувшись на Галку, засмеялась. До того нелепым показался ей вопрос.
— Обыкновенную, — сказала Галка, — которую тогда в мешке привезли.
Щука отошла от стола, выглянула из кухни, проверяя, нет ли кого поблизости, потом открыла шкафчик над столом, достала оттуда два куска хлеба и протянула девочкам.
— Ешьте, милые, ешьте! Будьте умненькими, я вас не оставлю.
— Спасибо! — радостно сказала Галка и потянулась за хлебом, но Щука быстро отдёрнула руку и спрятала хлеб за спину. И хотя рот её улыбался, глаза оставались холодными, насторожёнными.
— На одном спасибо, милая, нынче далеко не уедешь. Ты что, забыла, что гречка в супе была? Запамятовала? Ай-ай. Нехорошо на меня клеветать.
— Когда это было? — всё ещё ничего не понимая, спросила Зорька и замолчала. Вспомнила, что на днях в супе действительно плавали крупинки гречки, но ведь был мешок… целый мешок!
Щука перестала улыбаться.
— Что, забыли? Вспомните. Вам же лучше будет, дошло?
— Дошло, — прошептала Галка, пятясь.
— И запомните: станете языком трепать, людей оговаривать — пожалеете!
Щука сунула девочкам хлеб и захлопнула дверь.
— Вот это да! — не то осуждающе, не то восхищённо сказала Галка, косясь на дверь, за которой чем-то железным гремела Щука. — Ну и зараза! Хорошо, хоть хлеба дала… Накрылась наша гречка!
— Почему?
Галка многозначительно постучала себя пальцем по лбу.
— Мозги есть? Соображать надо. Щука наверняка сама почти весь мешок слопала, больно ей охота нашу баланду хлебать.
— Но ведь это же несправедливо! — возмущённо сказала Зорька, до которой только сейчас дошёл весь смысл разговора со Щукой.
— Справедливо, несправедливо, а толку-то что? — сказала Галка. — Гречка-то всё равно тю-тю! Не вернёшь! Ты давай лучше помалкивай об этом, боюсь я эту Щуку… Сама слышала, как она грозилась… Что, не так?
— Так, — согласилась Зорька.
Действительно, страшная какая-то эта тётка, лучше с ней не связываться. Зорька разломила хлеб и спрятала половинку в карман для Саши.
В коридоре на них налетел запыхавшийся Генька.
— Лягушонка, тебя Сашка искал! — сказал он. — Лях, иди сюда на минуту.
Галка с Генькой отошли в сторону и о чём-то зашептались. Зорька побежала в спальню мальчиков, откуда неслись звуки Сашиной трубы.
Саша был в спальне один. Он сидел на окне и играл свою любимую песню «Ты, знамя красное…» Этой песне его когда-то научил Николай Иванович. Зорьке тоже очень нравилась песня о красном знамени, но сейчас ей было не до этого.
— Саша, а у меня что для тебя есть! — весело закричала она.
Саша опустил трубу и вытер рукавом рубашки рот.
— Где ты была, малыш?
— Так… ходила с Галкой по одним делам, — уклончиво сказала Зорька и, торжествуя, протянула Саше припрятанную половинку хлеба.
— Хлеб? — удивлённо сказал Саша и соскочил с окна. — Откуда?!
— Ты ешь… он вкусный!
Саша взял хлеб, подержал его в руке и положил на стол.
— Где ты взяла?
Зорька надулась. А она-то думала, что Саша обрадуется.
— Вот какой… «Где, где»… Я тебе принесла, и всё.
Саша улыбнулся, похлопал Зорьку по плечу.
— Ты у меня настоящий друг. Вот нашла хлеб и принесла!