Страница 21 из 23
Андрей покрутил головой, потрогал клинок острый как бритва. Холод стали не оставлял сомнения, что это не сон.
– Откуда такое чудо, – Вслух сам с собой начал разговор, – Может вчера не заметил, хозяйскую утварь? А это что? – Он увидел узорчатый плат, лежавший рядом с мечом.
В памяти отчетливо всплыла ночная сцена.
– Тю! Так то не сон был! Это, значит, и есть меч-кладенец, что мне ночью Малка принесла. Это значит дар от Богов словенских. Наказ от пращуров и земли праматери, – Он взял в руки плат.
От него пахло лесом, луговыми травами, лесной земляникой и чем еще знакомым и родным. Да и сам он был, как кусочек лесной полянки – зеленый и воздушный, весь какой-то сотканный из утреннего тумана и росы.
Князь аккуратно сложил его и упрятал под нательную рубаху, ближе к сердцу. Пусть Родина душу греет.
Затем умылся, собрался по-походному, надел перевязь с мечом и, пригладив рыжие кудри, уверенно толкнул дверь. Храбр Ахмат стоял, бодро улыбаясь, как будто и не было бессонной ночи.
– Утро доброе, княже. Солнышко уже с пригорка скатывается, пора в путь-дорожку.
– Доброе, доброе, Ахмат. Беги, скажи воеводам, через час отъезд, пусть седлаются.
– Да заседлано уже, княже. Еще солнышко не вставало, как Данила с Чубарем дружину подняли, собрали, покормили и подготовили.
– А чего ж меня не толкнули?
– Тебя князь будить было не велено. Дьяк Беда сказал, что у тебя впереди не нам ровня. Толковище в Любече с князем Черниговским. Должен, мол, ты быть свеж и здоров, как никогда, – И с улыбкой добавил, – Больно хитер князь Всеволод, чистый лис.
– Ладно, Ахмат, спасибо за новости. Беги, к Беде, скажи, через полчаса буду на теремном дворе.
Он удовлетворенно хмыкнул, дело свое знают воеводы отцовские. Пора и в путь, нечего рассиживать.
В палатах его встретил Ростислав, принявший, как само собой разумеющееся, скорый отъезд гостя. Ясно дело, спешить надо, проскочить по-над Днепром до Любеча не скорое дело, да еще там разместится и с Черниговским князем совет держать. И не захочешь, а поторопишься.
– Собирайся, собирайся Андрюха, – Поощрил он младшего, – Кто рано встает, тому Бог дает. Эка у тебя знатная цацка, – Заметил он меч, – Дай-ка поближе поглядеть.
Он взял в руки ножны, со знанием дела рассмотрел узор, и камни на рукоятке, выдвинул клинок, поймал луч солнца и поиграл им на булате. Вложил клинок в ножны, поцокал языком.
– Откуда ж такие вещи? Да о таком не спрашивают, – Оборвал он сам себя, – Вот теперь я вижу, Андрюха, что не просто так тебя судьба водит, знает она твою дорожку. Да и я, наберусь смелости, сказать, что вижу, куда жисть прет. Езжай братуха, помни, есть у тебя родич в землях Смоленских, что поможет тебе мечом и добром, хлебом и солью, а в общем словом и делом – друг и брат твой первый. И не просто брат, а Брат. На обратном пути из Святой Земли мимо меня не пролетай, заскочишь, есть, о чем поговорить. Ты пока сырой еще, зеленый. Это тебе не в укор, а в науку. Лупай глазами, шевели ушами – учись. Это не зазорно. Надо! Большая жизнь у тебя впереди братуха. Может, и я пригожусь, притулюсь к твоей судьбе, гляди ж, и меня помянут потом потомки. Скажут, мол, это тот Ростислав, что брат Андрюхин. Ладно, ладно не красней, как красна девица. Ишь, зарделся. Скачи. Привет деду в Киеве. Грамотки я Беде отдал. Он знает кому, когда и как подать. А ты учись. Еще раз говорю, не зазорно. Надо. Все. Провожать не пойду. Здесь расцелуемся. Храни тебя Боги, Брат.
Он обнял Андрея, троекратно расцеловал в обе щеки и губы, хлопнул по спине и вдруг, вспомнив что-то, торопливо полез в карман длинного княжеского кафтана. Достал что-то и, не разжимая кулака, вложил Андрею в руку. Шепнул в ухо:
– Оберег это заговорный, от ядов всяких, смотри братуха, траванут и други и недруги, и родня и враги, даже не поморщатся. Это ныне, как чихнуть, полюбили это дело, с легкой ромейской руки. Свою ведунью под рукой держи, она яды и всякую гадость за версту чует, – Сделал паузу, быстро метнул взгляд на собеседника, и удовлетворенно хмыкнув, продолжил, – То, что удивления не показал о моем ведовстве, хвалю. Уже вижу школу добрую. Беги братуха, жаль, мало мы с тобой побалакали, да что-то мне говорит, что не последний раз. Беги. Дружина ждет.
Андрей выбежал на крыльцо и, не касаясь стремени, вскочил на коня.
– Вперед!
– Левым берегом идите, он наш смоленский. На правый, полоцкий, не переходите, чем черт не шутит. Левым! Он и удобней – ниже. Так до самого Любеча и докатитесь, – Раздалось им вслед из окна.
– Беспокоится Ростислав. Хорош князь. Всем хорош, любой удел мечтал бы под такой рукой быть, – Дьяк уже оказался рядом, и в своей манере, будто и не прерывал разговора, обратился к князю.
– Расскажи-ка мне Дьяк про Всеволода Черниговского, он какая ни есть, а все нам родня.
– Ну, как тебе сказать. Он, в общем-то, троюродный забор нашему плетню. Женка его, княгиня Черниговская, тебе, так просто – сестра двоюродная, дочка дяди твоего Мстислава и королевы Христины. Ты вникай, не морщи лоб, просто все, как стакан квасу выпить, сестра она родная Ростиславу Набожному. А Всеволод Черниговский ейный муж. Вот это самое близкое родство, а по большому счету – все вы Рюриковичи, все от одного корня. А пока запомни, к куму в гости едем.
– Спасибо дьяк, там разберусь, вникну. Этой родни – пальцев не хватит загибать, это только здесь, в Росских землях, а по миру – так и счета такого нет. Будем учиться, считать, на ус мотать. Но что, погнали левым, как князь наказывал? Эй, дружина! Держи левым! Там берег пониже и лес пореже! – Зычно крикнул он, – Вот, теперь запоминай кто кому кум. Кто, какая седьмая вода на киселе, – Недовольно буркнул он под нос. Но потом весело вскинул голову и махнул рукой.
Дружина взяла левее и, спрямляя путь, помчалась на Мстислав, срезая изгиб Днепра. Оставив городок Мстислав по левую руку, кони вынесли их опять на берег Днепра, уже могучего и полноводного, кипевшего на порогах.
– Ну, вот, земли черниговские начались, – Дьяк говорил ровным тоном, как будто продолжая разговор, прерванный за минуту до того, – Отседа, скорым шагом, до Любеча добредем.
– В этом Любече-то князья собирались?
– В этом, в этом. Ты вон Чубаря спроси. Он помнить должен, правда, отроком тогда был, но на стороже стоял в хоромах, и с самим Владимиром Мономахом на Собор ездил. Эй, воевода, поди сюда. Князь спросить тебя желает.
Чубар подъехал к Андрею.
– День добрый, княже. Не притомились в дороге-то? Может дневку объявить? Али на Днепре привалимся, почистимся.
– День добрый воевода. Почистимся на Днепре, так вижу, хорошим ходом скоро там будем.
– Да мы не о том, старинушка, – Встрял дьяк, – Вот князь интересуется, как ты на Собор сюда с Владимиром Всеволодовичем ездил. Помнишь еще, али забыл все с годами?
– Брось ты Беда подначки свои, – Обиженно прогудел Чубар, – Кто ж свою первую службу забывает. Помню все, как вчера было. Вот этим же путем мы сюда и скакали. Только Мстислава-городка еще не было, и Смоленск так гордо голову не держал. Да и Ростов был, как бы это сказать, не обидеть. Труба пониже, да дым пожиже. Собрались, почитай, все лучшие люди земли Словенской порешать дела неотложные, а, более всего, решить, как жить, что бы друг другу постоянно чубы не драть. В этом Любече и собрались, кремль там над рекой стоит, по другому замок называется, потому, как на замке весь Днепр держит от тех, кто с верховьев к морю Русскому бежит, а с низовьев к морю Варяжскому.
– Вот так понял, – Опять встрял Беда, – Учись у людей, они помнят, то, что мы забыли. Ясно тебе, почему замки замками прозваны. Продолжай воевода, извини, что прервал.
– Собрались старшие князья в этом кремле-замке со всех уделов. От западных краев – фряжских и других свейских уделов прибыли посланцы на их Соборе выбранные. Собирались они в…, тьфу ты черт, – Он перекрестился, – Прости меня Господи, память отбило в этих как его…. Во вспомнил! В Пьянице и Клеверном. Это ж надо, такие названия местечкам давать.