Джихад одинокого туриста

Борода медленно поднял руку к животу, накрыв ладонью черную дырку и замер, недоуменно смотря на меня. Судорожный всхлип резанул воцарившуюся тишину, как скальпель — крысу. Чуть погодя колени подломились — мужик упал. Затягиваясь, я смотрел как из глаз лежащего сочится жизнь.

Бычок догорел. Жизнь ушла.

Я бросил окурок на пол и вышел из дома. Забрав лестницу я перенес ее через двор и приставил к противоположной стене. Прислушался.

Тихо.

Одиночный выстрел в городе, охваченном войной, не заинтересовал никого.

Поднявшись на стену я переставил стремянку на другую сторону и спустился в соседний двор. Потом — в следующий. Отпустило двора через четыре.

Убил?

Ну, убил. Можно потерзаться.

Стоит ли?

Пожалуй — нет. Победителей судят не участвовавшие. Идите Нахрен, судьи.

Вот только попить не удалось.

Выдохнув и еще раз закурив я обнаружил себя посреди очередного двора. И возле очередного дома. Еще одна дверь.

— Хозяева! — я постучал.

И решив не тревожить грабли вторично выбил дверь с пистолетом наготове. Внутри оказалось пусто. Вода нашлась. Догадайтесь где. На кухне обнаружилась немолодая лепешка. С солью и водой она пошла на ура. Еда, питье и нашедшееся в комнатах шмотье позволило выйти на улицу относительно приличным и сытым гражданином.

Башни небоскребов были уже недалеко, маня миражом одинокого путника. Я собирался их покорить. С лестницей. Однозначно.

Глава 23

Четверг. День, 15.10.

Забравшись на очередную стену я обнаружил что следующий двор — последний. За противоположным забором виднелись пыльные кроны деревьев и пестрые фасады высоток — квартал многоэтажек и дворик разделял бульвар. Стоя на лестнице, я облокотился на кромку стены, утвердив подбородок на сложенные ладони и застыл, медитируя. Почти дошел. До вожделенных небоскребов осталось полтора километра многоэтажных домов, проходных дворов и широких улиц.

Протяжный, напевный крик с улицы вывел из расслабленно-безмятежного созерцания. У местных пятиминутка культа?

Мулла кончил досрочно — напевный голос сменился фырканьем двигателя. Над забором поднялась непонятная металлическая конструкция.

?..

Я сделал шаг вниз.

Металлическая хрень поднялась выше, сказавшись верхним краем кузова. Грохот катящихся булыжников. Опустевший кузов скрылся за забором и самосвал затих.

Напевный голос возобновил речитатив, временами переходя на визг и едва не срываясь в истерику. Похоже, достопочтенного переполняло негодование.

Может, митинг?

Заинтригованный до предела я перебрался на крышу и оставляя вдавленные следы пуговиц и локтей на мягком битуме дополз до толстой мачты теле-антенны. И осторожно глянул из-за нее. На ближнем краю бульвара расположились около сотни человек. Поодаль замер утихший самосвал. Меж ними высилась приличная куча булыжников, наваленная последним.

И что тут за херня? Строим новый мир?

На работяг толпа не походила — десяток бородачей в черном, при оружии, несколько десятков явных горожан и оратор — плотный дядя с козлиной бородой, в сопровождении симпатичной девки и пары охранников. Бородач напевно надзидал, «черные» блюли порядок, гражданские внимали. Я разглядывал.

Говорящий тыкнул пальцем в девку и продолжительно заверещал. Та виновато потупилась. Плохо дала?

Вглядевшись в мадам я понял, дело серьезнее чем выглядит — бледное лицо, дорожки потекшей туши под глазами. Подруга босса не ходит с такой мордой. Да и охранники скорее походили на конвой. Говорящий снова зажурчал, повышая тональность. Голосом он владел неплохо. Теперь он вопрошал. И девку и толпу. Толпа угрюмо молчала, девка вжимала голову в плечи. Борода повернулся к бабе. Звук оплеухи был слышен даже отсюда. Оратор сплюнул и торжественно провозгласил.

Что именно — я, естественно, не понял.

Толпа зашевелилась. Десяток в черной форме взял оружие на изготовку и горожане застыли, словно политые жидким азотом. По знаку бородача из грузовика выпрыгнули двое. Вытащив из-под кузова пару лопат они принялись сноровисто копать яму на газоне.

Мелькали руки, летел чернозем. Отрыв поясной окопчик землекопы тормознули. Конвой столкнул девку в яму и лопаты замелькали опять. Три минуты спустя девка высилась живым монументом, вкопанная в газон по пояс.

Охрана, убедившись что подсудимая не смоется, присоединилась к боевикам. Перестроившись, они образовали живой коридор. Исламский пастор воззвал к толпе, в заключение тыкнув сперва в кучу камней, потом — в девку.

До жирафа стало доходить. О таком я слышал. Вот только видеть — не довелось.

Горожане не рвались наказывать отступницу — не имея возможности покинуть улицу они тихо перемещались в задние ряды. Мулла глядел на маневры статистов с легкой усмешкой. Я понимал — почему. При наличии оружия чье-то нежелание — дело поправимое.

Так и есть.

Святой отец рявкнул. Затворы клацнули. И толпа потянулась разбирать камни. А я — быстро прикидывать, что можно сделать.

Ничего. Пистолет и граната против двенадцати стволов.

Пока я думал, на бульваре началось. Первого отказавшегося просто отмудохали. Второй метнул. Но — не попал. Судья неодобрительно покачал головой и предложил повторить. Ближайший боец за нравственность с нехорошей улыбкой протянул метателю второй камень. Взмах, крик жертвы. Попал.

И пошло. Первые камни шли как попало — попадал один из трех. Потом народ приноровился. И вошел во вкус. Азартные выкрики бросающих, тошнотворные звуки попадания в цель. И отчаянные, исполненные боли, женские вопли.

Я сполз с крыши. Картинка исчезла. Но остался звук. В нерешительности походив по двору, я приставил стремянку к дальнему забору, намереваясь «свалить», но поднявшись на первую ступеньку, остановился — крики девки перешли в скулящий вой. Сойдя с лестницы я перебежал двор и сделал единственное что мог — швырнул гранату через ограду. На кого бог пошлет.

…И помчался к стремянке. Рвануло прямо в воздухе.

Я перемахнул в соседний двор и вытянул лестницу, кинув ее у забора, укрывшись за пыльным боком машины во дворе.

На бульваре заполошно орали и стреляли. Судя по перемещавшемуся визгу народ разбегался.

Опустившись на колени я лег и до половины засунулся под малолитражку. Не поместившееся прикрыл свернутый в бухту садовый шланг, что лежал неподалеку. Вытащив пистолет я принялся ждать.

Кто-то с воплями промчался мимо ворот. Потом еще. И еще. Слушая удаляющийся топот я ждал. Смолкла стрельба. Рявкнул, заводясь, самосвал. Звук отъезжающей машины затих, погрузив квартал в тишину. Я слушал ее пару минут.

Лязг со стороны ворот. Спина похолодела. Скрипнула калитка. Тяжелое дыхание нескольких человек. Я с немым вопросом посмотрел на свой пистолет. Что предпочитаешь? Пуля, камни?

Шорох заставил сердце подпрыгнуть и зачастить. Задерживая дыхание я уронил голову на горячий бетон и скосил глаза — в калитке стояли две пары ног.

Ой!

Ноги медленно двинулись во двор. Старясь не тревожить шланг я направил пистолет в их сторону. Ноги остановились. Всхип. Мужской голос побубнил и ноги возобновили движение. Прищурившись от яркого солнца, я разглядывал тени людей, медленно выходивших из-за машины. Кажется, одна пара ног была женская.

Наконец идущие показались из-за машины — ковыляющий мужик и поддерживающая его женщина. Одной рукой дядя опирался на спутницу, прижимая вторую к окровавленному лицу. Рубашка, распертая жирными плечами и обширным животом, пестрела красно-серыми разводами. Растрепанная тетка, придерживая мужика за талию беззвучно плакала. Обоих, не по-детски колотило.

Я чуть выдохнул. Местные.

Парочка медленно добрела до дома. Звон упавших ключей, возня на крыльце. Мужик тихо проскулил. Наконец щелкнул замок. Отворив, дама затащила мужчину в дом, захлопнула дверь и дала волю нервам — рыдания и крики пробились сквозь запертую дверь начиная терзать уши. Совесть ворохнулась. И утихла — на бульваре не было мирных. Жертва и палачи.