Цвет мести (ЛП)

– Да, я арбитр.

– Отпусти. Меня, – прошипел Бетрим.

Арбитр Озуэлл Филдс вздохнул и покачал головой. Он был коротышкой, а рядом со стоящим Бетримом показался бы карликом. У него были седые волосы и сияющие голубые глаза. Лицо длинное, а кожа обвислая, будто у тощего человека, который когда-то был жирным. Короткие седые волосы, казалось, прорастали по всему его лицу – из носа, на подбородке, из ушей. Пока старик говорил, Бетрим обратил внимание на его зубы: в основном белые с коричневым налётом на некоторых, и двух вроде бы не хватало. Бетрим уже видел раньше такой цвет – арбитр покуривал травку кашер[3].

– Боюсь, я не могу тебя отпустить, я всего лишь…

– Почему? – требовательно спросил Бетрим. В его единственном глазу бушевала ярость сильной бури.

– Потому что ты Чёрный Шип. – Старый арбитр вздохнул и сел на что-то, чего Бетриму было не видно. – Ты убил… сколько арбитров?

И снова Бетрим почувствовал тянущее чувство в голове.

– Шесть.

Лицо старого арбитра вытянулось, он толи вздрогнул, толи дыхание перехватило, решил Бетрим.

– Не думаю, что среди живых есть ещё кто-то, кто мог бы заявить такое. Боюсь, тебя обвинят в ереси. Сразу, как только тебе станет лучше – что, как мне кажется, будет довольно скоро. Не хочу рассказом портить финал, но я почти уверен, что тебя сожгут.

Бетриму захотелось потереть шрам от ожога на лице. Проблема заключалась в том, что его руки были привязаны к столу. Он всё равно попытался пошевелиться, и его левая рука сдвинулась – немного, совсем чуть-чуть.

– А что с моим помилованием? – спросил он старого арбитра. – Танкуил обещал мне помилование.

– Не уверен, что я знаю Танкуила, – смущённо сказал арбитр Озуэлл Филдс.

– Уф-ф. Арбитр Танкуил Даркхарт, – сказал Бетрим. Если удастся заставить этого человека найти Танкуила, то друг освободит его. Если, конечно, арбитр всё ещё считает Бетрима другом. Они расстались не в лучших отношениях. Чёрный Шип оставил Танкуила в крови и выплёвывающим зубы.

– Ох, ты, конечно, не знаешь. – Старый арбитр снял со своей шеи мешочек и достал из него небольшую глиняную трубку. Наполнил чашу трубки высушенной коричневой травой из того же мешочка, а потом встал, чтобы разжечь её от факела. – Арбитр Даркхарт обвинён в ереси и признан виновным, – сказал он, садясь назад и выдыхая облачко дыма.

– Чего? – Бетриму неодолимо захотелось что-нибудь ударить. Сильно.

– Да уж, за неудавшееся убийство инквизитора. Амбициозная затея, вот что я скажу.

– Неудавшееся?

– Да, – старый арбитр кивал в такт своим словам. – Он потерпел неудачу благодаря тому, кого ты знаешь, как мне кажется. Арбитр Кессик, человек, который принёс тебя сюда, прибыл как раз вовремя, чтобы спасти инквизитора Герон. В одну ночь схватил и тебя и арбитра Даркхарта. Настоящий герой. Думаю, сейчас он в Диких Землях, хотя точно не знаю. Этих бродячих арбитров так сложно отслеживать.

Теперь Бетриму хотелось закричать. Это всё его вина. Если бы он не был так чертовски пьян, если бы смог убить Кессика, как они и планировали, то Танкуил убил бы вероломную инквизиторшу и…

– Он мёртв? – спросил Бетрим.

– Кто?

– Танкуил. Арбитр Даркхарт.

– О да. Совершенно мёртв. Лишён титула и сожжён у столба за свои преступления. Предсказуемый конец для Даркхарта.

– А чё с Джеззет? – спросил Бетрим, чувствуя необходимость выяснить, выжил ли кто-нибудь из его друзей.

– Уф-ф…

Конечно старый арбитр не знает, кто такая Джеззет. Бетрим попробовал думать об арбитре, которого её послали убить.

– А Кош! Что с арбитром Кошем?

Старик кивнул, глубоко затянулся и выдул дым Бетриму в лицо.

– Да, кажется, припоминаю, что на арбитра Коша напали той же ночью. По-моему, женщина. Поднялся большой переполох, когда он убил её на улице. Мне говорили, среди прочего, что она была совершенно голой. – Арбитр хрипло хохотнул и в изумлении покачал головой.

Значит, это всё. Они умерли. Бетрим потерял двоих друзей и потерпел неудачу в сделке. По правде говоря, теперь Бетрим мог пересчитать оставшихся друзей по пальцам своей трёхпалой руки, и не сомневался, что тех пальцев будет лишку.

– Ебучие охотники на ведьм, – выплюнул Бетрим со всей злобой, которую мог собрать.

Лицо старика посуровело.

– Сомневаюсь, что это справедливо. Порекомендую, чтобы ты как можно скорее предстал перед судом.

Бетрим напряг левую руку. Путы немного подались – не сильно, но этого могло хватить.

– Мой глаз… – сказал он, прежде чем старый арбитр ушёл.

– Его нет, – сухо сказал арбитр, всё его дружелюбие испарилось. – Вскоре это уже не будет иметь значения.

– Он чешется.

– Да. Такое бывает, – со вздохом сказал старый арбитр. – Утраченные части тела нередко чешутся. Я-то думал, что уж ты, как никто другой, должен это знать. – Очередной вздох. – Я посмотрю.

Старик выбил свою трубку на пол, положил её обратно в мешочек, а потом встал, прошаркал вокруг стола к левой стороне Бетрима, нагнулся и уставился ему в лицо. Неуютно было, когда кто-то так близко, так пристально таращится на тебя, а ты можешь видеть его лишь уголком глаза. Бетрим напряг левую руку. Он изо всех сил тянул, толкал, выворачивал, выгибал, чтобы освободиться от пут.

– Вокруг глазницы воспаление. Я мог бы достать мазь, но… Ты умрёшь через несколько дней. Можешь потерпеть до тех пор?

Старый арбитр заметил, что рука Бетрима шевелится как раз тогда, когда она высвободилась из пут, оставив в них порядочную часть кожи.

Бетрим двигался медленнее, чем ему хотелось бы, медленнее, чем он был раньше. Его рука схватила запястье арбитра, как раз когда тот пытался отпрыгнуть. Бетрим тащил, а арбитр споткнулся и упал на узника. С яростным рыком Чёрный Шип обхватил шею арбитра некогда мясистой рукой и напряг её изо всех оставшихся сил, которых, к сожалению, осталось немного.

Ещё до того, как Кессик исколол его и вырвал глаз, до того, как он чёрт знает сколько провалялся привязанным к столу, Бетрим был сильным – не как некоторые, но всё равно достаточно. А теперь он чувствовал себя слабым, его руки устали и иссохли. Казалось, кости прижимались прямо к коже, а старик, которого он пытался задушить, неплохо сопротивлялся.

Бетрим знал, что хотя арбитры и не были самыми сильными, быстрыми или умелыми, зато они жульничали. В распоряжении этих ублюдков были все виды магии. При помощи молитв своему Богу они могли увеличивать силу и скорость, у них была куча заклинаний, чтобы прекратить похмелье или заставить человека забыть своё имя. У них были руны, способные воспламенить что угодно, а другие могли погрузить мир в холод и тьму. Однажды Бетрим видел даже, как арбитр одним словом заставил взорваться каменную стену. В убийствах арбитров хитрость заключалась в том, чтобы не дать им говорить – если уж не удалось пришить его до того, как он тебя заметил. С этой мыслью в голове Бетрим сдавливал шею старика изо всех сил, сжимал его горло и не давал молиться.

К тому времени, как арбитр обмяк, Бетрим уже устал, как никогда раньше. Он весь покрылся неприятным холодным потом, из-за чего, возможно, впервые в жизни, ему захотелось помыться в ванне. Он отпустил тело старика, и оно соскользнуло на пол – раздался треск, когда череп ударился об камень.

– Семь, – ухмыльнулся Бетрим и начал возиться трёхпалой рукой с путами, державшими пятипалую. Казалось, вечность прошла, пока узлы распутались и его рука освободилась, но времени остановиться и отдохнуть не было. Бетрим убрал путы с головы и впервые за чёрт знает сколько времени окинул своё тело долгим взглядом.

Он исхудал, это уж точно. Там, где раньше были здоровые и сильные мышцы, теперь остались лишь кости, кожа, да обвисшая плоть. На его груди выпирали четыре новых красных шрама. Неужели Кессик на самом деле столько раз ударил его? Если так и было, то чудо, что он выжил. Чёрный Шип был хорошо знаком с колотыми ранами – в своё время он и наносил их, и получал. Его старая подруга, Генри, как-то раз ударила его ножом во время секса, чтобы посмотреть, как он истекает кровью. Впрочем, четыре раза его никто раньше ножом не ударял. Похоже, ещё один повод заставить Кессика заплатить.