Страница 2 из 46
-Подождите, пусть чуть остынет.
-Я помню, что можно обжечься, - рассмеялась Кира. - И все же, как вы здесь очутились?
-Если в двух словах, то я сейчас добираюсь до места службы. А если подробнее, то, оказывается, неплохо иметь связи в столице.
-Да вы толком объясните! - Кира шлепнула его по руке.
-Мой батюшка давно служит в Кирилловской церкви в Киеве, но с друзьями по семинарии в постоянной связи. А их разбросало по всей России-матушке. Один из его друзей служит в Петербурге в Духовной Академии. При их госпитале открылась вакансия... Вот и все.
-Та-а-к! Так вы, голубчик мой, в Петербург изволите следовать?! - всплеснула руками Елена Валентиновна. - Это ж какая удача! Кирочка, слышишь?
-О чем это вы? - удивилась Кира.
-Подожди! - она отмахнулась от Киры. - Андрей Афанасьевич, я правильно поняла: вы сейчас в Петербург? Ну вот, - она удовлетворенно откинулась на стуле, - видишь, как славно все получается? Ну что ты смотришь? Никак понять не можешь? Если Андрей Афанасьевич едет в Петербург, то мне-то туда зачем? Он тебя и проводит до столицы, и сдаст на руки тетке. Вы же не против, а? - обернулась она к Андрею.
Тот не стал протестовать. Наоборот, глаза его радостно заблестели:
-Конечно, я с удовольствием провожу Киру Сергеевну. Да и веселее вдвоём в дороге! И ей медицинская помощь не будет лишней, мало ли что.
-Надеюсь, до этого дело не дойдет! - Елена Валентиновна так обрадовалась перспективе не трогаться с места, что сбегала к себе и принесла графинчик сладкой вишневой наливки.
-Представляете, Андрей Афанасьевич,- оживлённо рассказывала Елена Валентиновна, - сижу я однажды, вышиваю. Вдруг - звонок. Открываем дверь, а там - Кира и два санитара. Принимайте, говорят, больную. Как снег на голову! Ничего не помнит, худая - смотреть страшно. Я - туда, я - сюда. Хотела мачехе её написать, но вспомнила, что это за штучка. Насилу нашла адрес ее тетки, послала длиннющую телеграмму, в 47 слов, третьего дня пришел ответ. Вот, теперь собираемся, - она немного захмелела от наливки и от радости, что не надо тащиться в Петербург. - Это же такая удача, что вы приехали!
-А почему вы решили зайти сюда? - взглянула Кира из-под платка.
-Ну, - немного смутился Андрей, - во-первых, хотел узнать, чем закончилась операция по вашему спасению...
-А во-вторых? - с неизвестно откуда взявшимся кокетством глянула на него Кира.
-А во-вторых, сунулся на старую квартиру, а там заперто, никто не отвечает - вот и пришел сюда. Думал, Олечка уже вернулась из Винницы. Вы же не прогоните бедного лекаришку?..
-Ах, только из-за Олечки, - протянула Кира немного разочарованно. Монастырский внимательно посмотрел на неё:
-Как сильно вы изменились...
-Это плохо?
-Нет, я бы так не сказал. Но... - он немного замялся, подбирая слова, - раньше вы были такой маленькой серенькой мышкой...
-Вот как! Мышкой! - Кира ещё не решила, что сделать: рассердиться или рассмеяться. Всё же решила не сердиться, - ну а...
- Что "а"?- поддразнил её Андрей Афанасьевич.
-Вы же сказали, что раньше была серая мышь, - в тон ему подыграла Кира. И это тоже ему показалось новым в ней.
- Не мышь, а маленькая мышка. Которая тихо-тихонечко посиживала себе в уголочке, только зыркала оттуда глазами. А теперь...
-А теперь это огромная облезлая крыса, - засмеялась Кира, снимая с головы свой платок и привычно ожидая возгласов сочувствия. - Как сказал один лекарь в больнице: "Ты, девочка, теперь похожа на белую лабораторную крысу".
-Дурак, он, этот ваш лекарь! Вам очень даже идёт, - Монастырский неодобрительно смотрел, как Кира опять покрывает голову платком. - Подумаешь, волосы обрили! Отрастут! И... и где этот лекарь видел белых крыс с зелёными глазами? - захохотал он.
Кира секунду смотрела на него, соображая, а потом тоже залилась беззаботным смехом.
-Так, всё - пора спать. Завтра рано вставать - на вокзал ехать. Пойдемте, Андрей Афанасьевич, я вас в Олечкиной комнате устрою. Ну что вы все смотрите на Киру, будто узнать не можете?
-Я, кажется, понял, на кого она сейчас похожа, - он подошел поближе и наклонился к Кириному лицу, - да, это просто удивительно!
Он оглянулся на Елену Валентиновну, призывая ее в свидетели:
-Наша Кира Сергеевна - вылитая Богоматерь с алтаря Кирилловской церкви! - торжественно провозгласил он. - Мне и раньше-то казалось, что я где-то видел ее лицо.... А вот сейчас, когда она в платке... просто одно лицо: пухлые губы, тот же нос.... А глаза! Это ее глаза! Только там глаза черные, а у вас зеленые. Удивительное сходство - аж мороз по коже!
-Ну, вот уже и до мороза по коже договорились! - Елена Валентиновна решительно подтолкнула Андрея к двери, - спать, пора спать!
Ноябрь 1911 года
Штефан медленно шел по проспекту, разглядывая недавно выстроенные дома. С некоторых построек еще не успели снять строительные леса, в воздухе витал запах краски и древесных опилок. Вовсю стучали молотки - рабочие трудились над мостовой. Он вспомнил, как в день их первой с Кирой встречи она рассказывала о доме своей тети, а потом они мечтали вместе побродить по городу, полюбоваться Невой... Планы, планы... Ничего нельзя планировать - жизнь всё переставит так, как никогда даже в голову не придет. Всё кончилось четыре месяца назад, и с этим уже пора смириться.
Огромные ворота с медными фонарями - торжественный вход в парадный двор с фонтаном. На стене флигеля летящий Икар, у подъезда толстые добродушные дельфины - символы семейного счастья. Семейное счастье! Возможно ли оно? Всё это бредни сентиментальных обывателей. Он тоже когда-то мечтал о тихом спокойном счастье. Вместо этого он сжимает в руке ручку саквояжа, а в нем осколки того, о чём они мечтали. Сейчас он поднимется на третий этаж, встретится с Полиной Ивановной и вернет ей эти милые вещицы, совсем еще недавно принадлежавшие его Кире. Вот только передохнет здесь, у фонтана, на осеннем солнышке, и пойдет, внешне спокойный, сдержанный, даже холодный. Мужчины не плачут - так обычно говорил отец. Знал бы он: не то что плакать - сейчас от бессилия выть, царапаться, биться головой об стену хочется.
Он судорожно вздохнул и вошел в нарядный подъезд с зеркальными стеклами на дверях. Швейцар гостеприимно распахнул с хитрым рисунком металлическую дверь лифта. Штефан отрицательно покачал головой и стал подниматься по белым мраморным ступеням с красной ковровой дорожкой, закреплённой медными штоками. Вот и третий этаж, дверь морёного дуба с резными гирляндами и блестящей табличкой у электрического звонка. Он вдавил кнопочку, за дверью раздалось пронзительное треньканье. Минута, и дверь отворилась.
-Могу я видеть госпожу Баумгартен-Хитрову?
-Да. Пожалуйте-с.
Горничная Ксюша отступила назад, пропуская в прихожую элегантного молодого человека с большим саквояжем в руках.
-Как прикажите доложить? - она с интересом разглядывала незнакомца.
-Пален. Штефан Пален, - коротко отрекомендовался молодой человек. Девушка секунду помедлила, но он больше ничего не добавил.
Горничная вернулась почти тут же:
-Пожалуйте, - пригласила она, забирая у Штефана пальто и шляпу. Саквояж он пока оставил в прихожей.
В гостиной, оклеенной темно-зелеными обоями без рисунка, среди картин, зеркал, рояля, мягких кресел и диванчиков, было много зелени в больших кадках. Возле окна за ореховым бюро сидела моложавая блондинка в светлом платье. При виде Штефана она поднялась и с не меньшим интересом, чем это делала только что горничная Ксюша, оглядела его с ног до головы. Что-то в ее облике почти неуловимо напомнило Киру, и от этого у Штефана болезненно сжалось сердце.
-Простите, сударь, - начала дама, вопросительно глядя на него серыми глазами, - но я, к сожалению, не имею чести знать вас...
-Моя фамилия Пален, - Штефан решил, что, видимо, горничная неверно передала фамилию, - Штефан Иванович Пален.