Под вопросом

– Увидимся позже, – кричу я, выходя за дверь.

– Повеселись в библиотеке.

Я не отвечаю, передергиваясь, когда вечерний воздух встречает меня. На улице темно и тихо, стоит такой густой туман, что на расстоянии десяти футов уже ничего не видно. Взбираюсь на свой велосипед и кручу педали в сторону библиотеки, хотя в кои-то веки не она является моей целью.

Вопреки своему твердому намерению быть умнее в этом году, мне потребовалось слишком много времени, чтобы сообразить, как узнать, чем занимался Кросби Лукас: я буквально прочту это на стене.

Это противная допотопная традиция, и колледж в знак протеста закрашивает стены каждые пару лет, но туалеты на четвертом этаже здания Союза Студентов печально известны списками тех, с кем трахаются члены братства. Чем популярнее парень, тем длиннее список. Имена появляются и в мужском, и в женском туалете, и для некоторых это повод для гордости, в то время как для других – унижение. В прошлом году после перепиха с Келланом я неделю ходила сюда, чтобы посмотреть, не появилось ли мое имя в его крайне длинном списке, но его так и не было. В то время это было смесью облегчения и разочарования; сейчас же я чувствую лишь облегчение.

В шесть часов в среду в здании относительно тихо. Миную нескольких человек, когда подхожу к лифту, но поднимаюсь на четвертый этаж в одиночестве. Когда я вхожу в туалет, там находится девушка, но затем остаюсь только я. Перевожу дыхание и изучаю длинную череду кабинок. Если я правильно помню, третья посвящена парням «Альфа Сигма Фи». В прошлом году, проверяя список Келлана, я видела имя Кросби, но тогда не обратила внимания. Теперь же заинтересована только в нем.

Кабинки стандартно тесные, металл покрыт облупившейся серой краской. Списки написаны в основном черным маркером: имя парня сверху, а ниже нацарапаны имена его завоеваний. Рядом со многими стоит дата, словно временной штамп. Это смесь почерков: какие-то аккуратные, какие-то корявые – списки обновлены случайными людьми случайной информацией. Без всякого любопытства просматриваю список Келлана. В нем аж шестьдесят два имени, датированные началом прошлого сентября, когда он только приехал в Бернем. Против воли роняю челюсть. Я знаю, что он… активен, но это больше, чем я ожидала. У меня был секс с пятью парнями в прошлом году, и я считала, что это много.

Хмурюсь, разглядывая его список. Он пронумерован, и в нем парочка пробелов: номера четыре, девять, двадцать два, сорок один и пятьдесят пустуют. Не знаю, куда я качусь, но чувствую болезненное удовлетворение, узнав, что я не единственная девушка, которую он забыл.

Убираю волосы за уши и изучаю кабинку. В ней задокументированы предполагаемые перепихи примерно двенадцати парней, и длина списков варьируется от шести до шестидесяти двух, что, полагаю, делает Келлана «победителем».

Замечаю имя Кросби на противоположной стороне кабинки. В его списке двадцать пять имен, и каждое отзывается в моем сердце легким ударом ревности. Знаю, это глупо, но читаю имена в надежде, что узнаю их и пойму, какого типа девушки нравятся Кросби Лукасу. А каких он внезапно начинает избегать. Но не узнаю ни одну из «Кросбаб» и хмурюсь, дойдя до конца списка. Последнее похождение датировано вторым июня этого года. Его не было на кампусе все лето, но если он тот Кросби, которого я знала, – тот самый, с двадцатью пятью «Кросбабами» в виде насечек на изголовье его кровати – то естественно он путался с кем-то, с тех пор как начался новый учебный год. Как насчет той девицы в библиотеке? Просто чтобы убедиться, я проверяю списки других парней, и у большинства есть записи за сентябрь и октябрь. У одного Келлана десять, начиная с Дня Труда.

Мои глаза снова медленно перемещаются к списку Кросби. Информации у меня не больше, чем было, когда я пришла сюда – или нет? Я напугана той надеждой, что испытываю, при мысли о том, что у него не было секса ни с одной девчонкой, с тех пор как мы встретились, но это нелепо. Знаю, какая у него репутация. Видела его в действии. Вижу его историю, нацарапанную здесь, на стене в туалете. Он не монах и явно не страдает от отсутствия женского внимания.

Выхожу и хватаю свой велосипед, но не еду в библиотеку. Вместо этого просто кручу педали по округе, и мои чувства такие же сумрачные, как густой туман. Я не могу позволить себе привязываться к Кросби Лукасу, но и остановиться тоже не могу.

* * *

В пятницу, в два часа, у меня плановая встреча с деканом Рипли. Они с моим отцом были соседями по комнате тридцать лет назад, поэтому, к несчастью, он питает обоснованный интерес к моим успехам.

У меня две пары в пятницу, и, как правило, между ними я зависаю в библиотеке, вместо того чтобы ехать домой. Сегодня, однако, я хочу сменить свою стандартную униформу, джинсы и футболку, чтобы выглядеть уверенно и презентабельно на встрече с деканом Рипли. Последний раз мы встречались после моего ареста, и я почти уверена, что была одета в то белое платье с кожаными ремешками и ботинки Марселы на платформе. В этот раз, когда он позвонит моему отцу со свежими новостями, я хочу, чтобы слово «кожаный» не фигурировало в разговоре.

Со стоном ковыряюсь в своем шкафу, пока не нахожу голубое платье с отложным воротничком. Натягиваю его через голову, надеваю к нему балетки и скручиваю волосы в высокий пучок. Отдельные прядки свободно свисают, но я думаю, что выгляжу вроде как мило и благонравно – что нелегко, когда большая грудь и тоненькая талия заставляют выглядеть все, что бы я не надела, как угодно, только не благонравно.

Прохаживаюсь взад-вперед, воображая предстоящую дискуссию, и уже почти полностью погрузилась в свое бормотание о том, что учусь на своих ошибках и что направляю их в новую, улучшенную версию себя, когда слышу, как открывается входная дверь и раздается хриплый смех примерно половины команды по легкой атлетике. Я замираю. Мне нужно уходить через десять минут, и на самом деле предпочла бы не объяснять, почему я дома посреди дня и куда иду. Или почему так одета.

Черт, черт, черт.

Может, они уйдут. Может, Келлан просто заскочил, чтобы взять игру или что-то вроде этого.

Но десять минут спустя они все еще там. Я слышу взрывы, красноречиво указывающие на «Fire of Vengeance», непрекращающиеся крики и ругательства. Когда не могу уже больше ждать, делаю глубокий вдох, изображаю на лице то, что, надеюсь, кажется радостным, а не раздраженным выражением, и выхожу из своей комнаты.

Воцаряется абсолютная тишина. Даже игра понимает намек, и перестают раздаваться взрывы.

– Нора, – говорит Келлан, резко вставая. Он выглядит виноватым. – Я… ты...

– Ухожу, – говорю я. – Оставайтесь. Играйте в свои игры. Развлекайтесь. – И тогда я замечаю Кросби, оседлавшего один из стульев. Все остальные теснятся в гостиной, сидя на диване или на полу, но он чуть подальше. Мне придется пройти в шести дюймах от него, чтобы добраться до лестницы.

Келлан поглядывает на своих друзей, словно тревожится, что они могут подумать, что он чересчур беспокоится из-за моего мнения, но мне плевать на них. Прошло две с половиной недели, с тех пор как я последний раз видела Кросби, и он хорошо выглядит. На нем выцветшие голубые джинсы и черный лонгслив, обтягивающий его бицепсы. Его волосы нуждаются в стрижке и торчат, словно он только что пробегал по ним пальцами, но его взгляд захватывает мой. Я бы поклялась, что видела в его взгляде – всего мгновение – что-то похожее на… желание. Затем оно быстро сменяется его обычной наглой ухмылкой и оценивающим беглым осмотром.

Слышу шепот: «Чувак, кто это?» и «Это твоя соседка?», а затем, хоть и знаю, что должна просто выкрикнуть: «Простите, нужно бежать!», я останавливаюсь, когда Келлан произносит мое имя.

Мое лицо растягивается в вежливой улыбке, и я разворачиваюсь поприветствовать присутствующих. На диване и на полу вокруг него сидит десять парней и около половины выглядят знакомыми.

– Привет, – говорю я.

– Нора. – Келлан подходит и становится возле меня, жестом указывая на группу, залпом произносит имена, указывая на каждого, и заканчивает: – А Кросби ты знаешь. Народ, это моя соседка, Нора.