Добрые времена

— Здесь моя мастерская, всякие изобретения свои опробую.

— А где же автоматическая линия, о которой статьи писали? — спросил Роман.

— Так вот она и есть, в этих ящиках.

Он кивнул головой в сторону громоздких ящиков, неясно видных в полумраке.

— Значит, комсомольцы не доделали дело?

— При чем здесь комсомольцы? — Холодковский досадливо махнул рукой и зашелся въедливым кашлем. — Комсомольцы как раз молодцы, здание сварганили на совесть и досрочно, и оборудование, как видишь, доставили. А линию не пустили.

— Кто же виноват? — Роман почувствовал себя в роли прокурора.

— А никто не виноват, — развел руками Холодковский и грустно усмехнулся.

— Разве так бывает?

— Молодой ты еще, сынок! Бывает. Вот и твой редактор так считает. Сказал мне: «Идите, Пимен Нефедович, на свое рабочее место. Авось все образуется. Не пришел, видать, срок для этой линии».

— А почему же так спешили? — недоверчиво сказал Роман.

Прежнего воинствующего пыла он уже не испытывал. Закралась мыслишка, что если уж редактор сделать ничего не смог, то куда уж ему, юнцу, да еще не знающему толком производство. Проявит свое полное техническое невежество, ославится на весь завод. Он уж подумал, не пора ли вежливо откланяться, но Холодковский, соскучившись, видать, но свежему человеку, сказал:

— Всерьез интересуешься? Только учти, не каждому смелости хватит этот узелочек до конца распутать. Может, боишься?

— Вот еще! — самолюбиво передернул плечом Роман. — Я вообще ничего не боюсь.

— Тогда слушай по порядку. Ты ведь знаешь, что я изобретатель. Меня так в цехах и кличут — Пимен-изобретатель. Не обижаюсь. Потому что, действительно, много предложений внес с экономическим эффектом. Вот и насчет стружки я первый придумал. У нас в деревообделочном цехе ее ежедневно тонны в отход идет. Сжигают в котельной. Собственно, почему я и заинтересовался. Попросили меня кочегары посмотреть, нельзя ли какой дополнительный поддув сделать, а то, мол, стружка плохо горит. Посмотрел я и говорю: «Братцы! А зачем ее вообще сжигать? На мебельных комбинатах вон какие плиты из стружки делают. Давайте и мы!»

Сделал небольшой пресс, смолы достал специальной, начал плиты делать — любо-дорого! Наши строители высшую оценку качеству дали. Подал тогда я, значит, рационализаторское предложение. Глядь, меня главный инженер Сумароков вызывает. «Хвалю, — говорит, — Пимен Нефедович, за смекалку. Но пресс твой, понимаешь, кустарщина. Даю тебе в помощь бригаду конструкторов, чтоб дали предложения по автоматизации данного процесса». Соавторов, конечно, сразу много стало. В том числе и главный инженер, между прочим. Но я не в обиде, главное, чтоб дело делалось. Чертежи разработали, заказали оборудование. Тогда-то главный инженер и клич комсомольцам бросил. Дескать, помогите, ребята, со зданием. Материал завезли, ну, а комсомольцев два раза просить не надо: такой аврал затеяли! И график у них, и штаб, и молнии. Смотрю — и сердце радуется. В общем, год назад сдали. Тут и оборудование завезли. И вдруг стоп! С тех пор вот все так и лежит.

— Из-за чего? — нетерпеливо спросил Роман.

— Да вроде бы и дело пустяковое — из-за смолы!

— Из-за смолы? Но вы же где-то доставали?

— Я-то брал заимообразно у мебельщиков — бочку, две. А для линии цистерны надо. Вот тут-то и заковырка. Кинулись наши снабженцы, а им говорят — фондовый материал.

— Ну и что?

— А то, что его загодя заказывать надо, чуть ли не за десять месяцев.

— Да-а, — грустно вздохнул Роман, — значит, год мимо пролетел! Ну, а в этом году все в порядке?

— Как же! В порядке! — Холодковский горестно усмехнулся.

— Опять не заказали? Что за беспечность. Надо этих снабженцев к позорному столбу, — забушевал Роман.

— При чем здесь снабженцы! Теперь уж директор против.

— Угаров? Но почему? Ведь все ясно — экономический эффект.

— Не все ясно. Дело в том, чтобы смолу просить, надо новую продукцию, плиты, значит, в плане объявить. Вот директор и воспротивился. Мне, говорит, основной план дай бог выполнить, а тут вы с плитами. Как еще пойдет, неизвестно. Вы, говорит, сначала докажите...

— Ну вы и докажите!

— А как докажешь, коли смолы нет?

— Значит, замкнутый круг?

— Получается так!

— А главный инженер что же?

— Он шумел, скандалил с директором. Даже на профсоюзной конференции выступал.

— Ну и что?

— А ничего. Директор всем рот заткнул.

— Как?

— Очень просто. Всем, кто участвовал, премию дал за ценное предложение. А внедрять, говорит, попозже будем. Вот и все.

— А стружка?

— Что стружка? Горит потихоньку. Тысяч на сто в год, чай.

— Я напишу, — решительно сказал Роман.

— Напиши, милок, напиши, — напутствовал его Пимен Нефедович. — Но коли не напечатают, не очень огорчайся. Впрочем...

— Чего? — насторожился Роман.

— Кроме нашей заводской есть и городская газета, и областная. Не побоишься?

— Я же сказал, — горделиво вскинул голову Роман, — что ничего не боюсь.

Статья называлась несколько длинно, но зато хлестко: «Большой экономический эффект в пучине заводской неразберихи». Василий Федорович несколько раз изумленно встряхнул головой, читая материал.

— Здорово! Нет, правда, здорово!

Закончив, он энергично пожал Роману руку:

— Поздравляю! Такой материал раскопать. Бегу к редактору. Думаю, дадим разворотом вверху на второй и третьей полосах. Знай наших!

Он вошел в кабинет к редактору. Роман чутко прислушивался, крутясь у зеркала в коридоре. Он горделиво косил глазом на свое изображение. «Ай да Бессонов! Это вам не какие-нибудь фитюльки про стадион. Проблемная статья! С критическим уклоном. Пусть директор почувствует!»

За дверью сначала было тихо, потом зазвучали голоса, поначалу спокойно, затем все напряженнее, пока не перешли на крик. Дверь, казалось, содрогалась. Наконец она широко распахнулась, в проеме показалась седая грива Василия Федоровича, резко контрастирующая с красным лицом.

— Ты тут! — коротко вздохнув, сказал он. — А ну, топай сюда.

Редактор, напротив, был вежлив и тих. Не глядя на Василия Федоровича, грозно вышагивающего из угла в угол, он усадил Романа напротив и, разгладив рукой бумажные листы, лежащие перед ним, сказал:

— Разве я спорю? Статья хорошая. Грамотная. Ты, Роман, прямо скажу, молодец. Серьезным журналистом становишься. Мы вроде сомневались, а теперь чувствуем — получается из тебя толк, Но раз ты серьезный журналист, то и разговор будет серьезный. Статью печатать нельзя. Во-первых, праздник на носу. Во-вторых, энтузиазм молодежи можем подорвать.

— Так этот энтузиазм директор в первую очередь подорвал.

— Вот мы и подошли к главному, — спокойно, но веско сказал редактор. — Дело в том, что газета — орган парткома и дирекции. Чуешь? Дирекции. Как же мы можем директора критиковать?

— Так это ему полезно будет! — сердито сказал Василий Федорович.

— Сомневаюсь! — ответил редактор. — А вот что нам нового помещения не видать, это точно. Поэтому, Роман, спасибо тебе, конечно. Понимаю, обидно бывает на корзину сработать, но что поделаешь. Значит, считаем, статьи не было. Я ее рву аккуратненько и в корзину, лады?

Роман вспомнил недоверчивую ухмылку Холодковского.

— Нет, рвать не дам! — твердо, хотя и чуть испуганно, заявил Роман.

— Правильно! — согласился редактор. — Сохрани на память. А через годика два все образуется...

— Нет! — опять сказал Роман. — Оставлю за собой право опубликовать это в городской или областной газете.

— Тогда, видимо, тебе не придется подписывать ее как корреспонденту заводской газеты, — сухо ответил редактор.

— Николай! — загремел на него Василий Федорович. — Ведь ты же мой ученик! Как ты можешь такое парню сказать! Как у тебя язык повернулся!

Редактор вдруг потерял свою самоуверенность.

— Ну, а что же делать? — спросил он Василия Федоровича ученическим голосом. — Мы же не можем сами...