Добрые времена

Взглянув на Романа, невесело усмехнулся:

— Мой совет — не женись! Заест тебя быт. Ну, шучу, шучу! Как у вас, кстати, с Ладой? Чего-то она молчит. Поссорились? Это бывает. Ничего. Крепче любить будет. Ой, гляди, пошел!

Рядом тоже закричали:

— Лед пошел! Лед пошел!

Действительно, издали раздался грохот, и к мосту стала медленно приближаться лавина льда. Они долго стояли, зачарованные бушующей стихией.

Когда Роман пришел в общежитие, на кухне увидел Немова. Евгений сидел на стуле неестественно прямо, уставившись в какую-то точку на стене.

— Ты чего это какой-то странный? — спросил Роман, берясь за бутылку с кефиром.

— Охомутали, — односложно ответил Евгений, не переводя взгляда.

— Чего? — не понял Роман.

— После совещания меня директор к себе пригласил и при мне приказ издал.

— Какой?

— Назначили меня начальником отдела научной организации труда и управления — ОНОТИУ.

— Звучит! — одобрил Роман. — Это что — расширяться лаборатория будет?

— Нет. По примеру других предприятии объединяем отдел труда и зарплаты и лабораторию НОТ. Чтобы все эти вопросы в одних руках были. В моих, то есть!

— Поздравляю, старик! — от всей души радостно завопил Роман, тряся Немова за плечи. — Ты что, не рад?

— Рад, — с безразличием ответил Немов. — Но страшно. Это ведь не пять, а шестьдесят человек. Причем если бы только это...

Он прерывисто вздохнул.

— А что же еще?

— Каждый день ругаться придется.

— С кем?

— С начальниками цехов. Я же насчет десяти процентов обоснованных норм не для красного слова сказал...

— Ну и ругайся, раз дело правое.

Евгений жалобно посмотрел на Романа.

— Ты думаешь, это легко? Я человек добрый, интеллигентный, а тут собачиться надо.

— Ничего, привыкнешь, — засмеялся Роман. — Бытие определяет сознание! Слышал, чай?

* * *

Зазвонил телефон. Роман узнал голос Любимова.

— Слушай, ты очень занят? Загляни, пожалуйста, ко мне. Только прямо сейчас, лады?

— Дипломат, — фыркнул про себя Роман, свернул письмо, сунул его в конверт и положил в ящик стола.

Но надо было долго разглядывать лицо Любимова, чтобы определить, что секретарь крайне взволнован. Нетрудно было и определить причину волнения. Напротив секретаря у стола сидела необычайно изящная девушка с большими, чуть раскосыми глазами, делающими ее похожей на японку.

— Вот наша пресса! — громко сообщил Любимов при появлении Романа. — Так сказать, ниспровергатель.

Роман поморщился от столь сомнительного комплимента.

— Познакомьтесь, — продолжал вещать секретарь. — Татьяна Волгина, выпускница Гнесинского училища и наш новый директор Дома культуры.

— Очень приятно, — шаркнул ножкой Роман и тут же подсел к девушке, по-кавалерийски оседлав стул.

Любимов покосился слегка. Ему не понравилась фамильярность корреспондента. Но девушка в этот момент так обаятельно улыбнулась, что секретарь растаял вновь.

— Так на чем мы остановились? — спросил он ошарашенно, уже забыв, зачем пригласил Бессонова.

— В первый же день, как я приступила к работе, мне показали вашу статью, — повернувшись к Роману и испытующе его разглядывая, начала девушка, — возможно с умыслом. Дескать, и не такие горят. А тут какая-то молокососка...

— Что, не очень приветливо встретили? — участливо спросил Роман.

— По-разному, — повела плечиком Татьяна.

— Так вот, пресса... — начал залихватским тоном, столь не характерным для него, Любимов.

Бессонов посмотрел на него с удивлением.

— Романом меня, между прочим, кличут.

Любимов слегка смешался.

— Ну, уж и пошутить нельзя.

И перешел на обычный деловой тон.

— Слушай, Ром. Помогать человеку надо. Критиковал ты правильно, но теперь пора всем нам, как говорится, засучивать рукава.

— Есть идеи? — повернулся Роман к новой директорше.

— Есть, — серьезно кивнула Татьяна.

— Например?

— Я хорошо знаю руководителя областного хора, профессора, — сказала Татьяна. — Училась у него. Ну, и когда направление сюда получила, с ним советовалась. Он предлагает создать на базе завода народную хоровую капеллу. На самом высоком профессиональном уровне.

— Так ведь пению, музыкальной грамоте надо с детства учиться? — выразил сомнение Роман.

— Это весьма распространенное заблуждение, — горячо заспорила девушка. — Мы с профессором... Вернее, профессор и я считаем, что главное — талант. А технику постичь никогда не поздно. Я уверена, что в таком большом коллективе есть много прекрасных голосов. Наша задача — их выявить.

— Непростая задача, — улыбнулся Роман. — Как вы себе это конкретно представляете? Каждого из десяти тысяч рабочих вызывать повесткой в Дом культуры? Что-то вроде Золушкиного хрустального башмачка получается...

— Можно проще, — предложил Любимов. — Объявить по цехам через газету о создании капеллы. Затем составить график и в красных уголках цехов устраивать прослушивание всех желающих.

— Это ж сколько времени займет, — засомневался Роман.

— Не страшно, — не согласилась с ним Татьяна. — Главное, отобрать все действительно стоящие голоса. Такую капеллу создадим — не то что на область, на весь Союз прогремим.

Роману понравилась горячая увлеченность девушки.

— Что ж, давайте сразу и текст объявления набросаем. Громких слов жалеть не будем. Скажем так: «Станкостроители! Создадим лучшую в стране хоровую капеллу!» Как?

— Проще надо, — поморщилась Татьяна. — Что-нибудь о приобщении людей к музыке — миру прекрасного...

— Ладно, я подумаю, — миролюбиво согласился обычно столь несговорчивый в творческих вопросах Роман.

* * *

Приближался Первомай. Газета сообщала о трудовых подарках коллективов цехов и бригад. Роман старался больше писать о славных делах заводской комсомолии. В поисках новых тем он часто перелистывал прошлогоднюю подшивку, памятуя мудрое высказывание Василия Федоровича:

— В газете часто за новое выдается хорошо забытое старое.

И действительно, Роман углядел нечто интересное.

— Василий Федорович! Смотрите, сколько в прошлом году писали о комсомольской стройке.

— Какой стройке?

— Строили здание для повой автоматической линии. Силами комсомольцев.

— Да, да! — вспомнил Василий Федорович. — Как же, шуму было много. А потом чего-то смолкли. Сходи посмотри. Может быть ценный материал.

— А где это? — спросил Роман.

— Четырехэтажный корпус знаешь? Так вот, в конце — кирпичная пристройка.

На массивных воротах висел большой замок. Роман пошарил глазами в поисках входа. Действительно, за углом обнаружилась маленькая деревянная дверь. Она была полуоткрыта. Роман вошел и остановился, смутно различая в полумраке силуэты каких-то неизвестных машин, обшитых досками.

— Есть тут кто? — крикнул Роман.

В противоположном конце зала скрипнула дверь, впуская в помещение яркий дневной свет. В дверном проеме четко обрисовалась странная фигура.

— Что за крик? — недружелюбно спросила фигура.

— Я из газеты, — сказал Роман.

— Из газеты? А ну, иди сюда.

Спотыкаясь о кабели и трубы, юноша пробрался в конец зала.

Фигура оказалась... Холодковским. Выглядел он крайне странно: в замызганной тельняшке и брюках, перевязанных веревочкой.

Иронически оглядев Романа с головы до ног, Холодковский воинственно сказал:

— Ну и чем наша желтая пресса интересуется?

— Во-первых, вовсе не желтая, а во-вторых, комсомольской стройкой.

Холодковский присвистнул.

— Чем ботинки снашивать, сначала у своего редактора бы поинтересовался. Он бы тебе все объяснил.

— Наш редактор? Что объяснил? — обескураженно спросил Роман.

— А то, что я ему еще полгода назад говорил.

Холодковский молча пропустил Романа в небольшую комнату со светлым окном, где хорошо пахло деревом, усадил корреспондента на табуретку, сам взгромоздился на верстак, предварительно смахнув стружку рукавом, и только после этого сказал: