Страница 96 из 108
В ожидании Розетты Лавердюр, не желая предаваться праздности, которая, как известно, является матерью всех пороков, занялся изучением картин, развешанных на стенах приемной. Сюжеты их были весьма поучительны, а все фигуры аккуратно выписаны. Однако он признался мне, что, несмотря на отсутствие щепетильности, он был поражен обилием фигур обнаженных молодых людей великолепного сложения. Разумеется, сии молодые люди были ангелы, тем не менее вид их вряд ли внушал обитательницам приюта ангельские помыслы.
Привратница привела Розетту. Судите сами, дорогой маркиз, в каком бедняжка была состоянии. Опечаленная, со следами бессонной ночи на лице, с заплаканными глазами, кои она не осмеливалась поднять, с измятой после нашего бурного свидания прической, где недоставало более половины шпилек, полуодетая, она шла, понурив голову. Ей понадобилось немало времени, чтобы узнать Лавердюра в таком странном одеянии. Удивление ее было столь велико, что она даже отшатнулась от него. Однако привратница вернула ее обратно; благообразная монахиня, не подозревая, в чем кроется истинная причина подобного поведения, назидательно изрекла, что подобного рода девицам не пристало пренебрегать милосердными родственницами, готовыми явиться к ним и поддержать их в несчастиях. Розетта всегда отличалась сообразительностью. Она живо поняла, что привратница лишь повторяет небылицы, сочиненные изобретательным Лавердюром. Молодая женщина расплакалась: мысль о том, что она предстала в своем нынешнем плачевном состоянии перед мужчиной, видевшим ее на вершине торжества, приводила ее в отчаяние. Как потом она призналась мне, в ту минуту присутствие Лавердюра необычайно тяготило ее. Невозмутимый и хладнокровный Лавердюр сурово отчитал ее за беспутный образ жизни, обрисовав его в самых мрачных красках; затем тон его смягчился. И он, как и подобает сострадательной родственнице, принялся утешать несчастную и даже пообещал передать ей немного денег. Также он сообщил, что уже вручил матери-настоятельнице некоторую сумму для ее первостепенных нужд; она же получит деньги только в том случае, ежели будет вести себя подобающим образом. Тут он вручил Розетте луидор и одновременно передал ей мое письмо. Жадно схватив записку, моя милая спрятала ее на груди. Ах, как бы автор хотел оказаться на месте своего послания! Затем Лавердюр потребовал от Розетты немедленно написать матушке, которая якобы находилась сейчас в Париже и была несказанно рада, что само Провидение позаботилось о ее дочери, поместив ее в такое место, где приложат все усилия, дабы Розетта смогла исправиться. Привратница пошла за бумагой и чернилами. Воспользовавшись ее отсутствием, Лавердюр вручил Розетте остаток денег и заверил ее, что я сделаю все возможное для ее вызволения. Также он приказал ей поскорей прочесть мое письмо. Нерасторопность привратницы позволила им наговориться вволю. Наконец, получив письменные принадлежности, Розетта, изобразив на лице неудовольствие, села за стоявший в углу столик. Писала она недолго; посланец взял письмо и покинул приют, предварительно отблагодарив любезную привратницу несколькими плитками шоколада. Затем Лавердюр поспешил ко мне. Его присутствие духа привело меня в восхищение. Не имея более денег, дабы вознаградить его, я осыпал его благодарностями.
Вот что писала моя Розетта:
«Милый друг мой, я получила Ваше письмо. В поступках Ваших я узнаю Ваше доброе сердце. О, разве я виновата, что полюбила человека, заслуживающего всяческого обожания? Не знаю, что ждет меня здесь: с момента моего заключения прошло еще мало времени. Сообщайте мне о себе. Я знаю, что Вы хлопочете о моем освобождении. Лавердюр совершенно неподкупен: он передал мне все деньги, которые Вы мне послали. Прощайте, я отправляюсь оплакивать свою участь.
Вечно любящая Вас Розетта».
Поверьте, дорогой маркиз, после этого письма я мог думать только о том, как бы мне поскорей освободить Розетту. Я отпустил Лавердюра, обещавшего не оставлять меня своими попечениями. Затем пришел лакей и сообщил, что ужин подан; я спустился вниз. За столом собралось изысканное общество. Было немало дам, которые в иные времена показались бы мне весьма привлекательными; впрочем, они действительно были таковыми. Особенно выделялись блистательная мадам Дюкервиль и ее подруга. Этим двум красавицам, никогда не страдавшим от недостатка любовников, было не на что жаловаться: более трети присутствующих мужчин смотрели исключительно на них. Благоразумная Розали, чей взгляд буквально источал переполнявшую ее сердце добродетель, следовала в фарватере своего супруга. Мы, конечно, любим добродетельных особ — когда они наделены талантом оборачивать добродетель к собственной выгоде. Выскочка мадам де Блазмон кокетничала как обычно. Однако сегодня в ее ужимках появилось нечто новое — подобно новым декорациям к старым спектаклям, коими нас нередко потчуют в Опере.
Украшением вечера служили две юные сестрички: одна обладала восхитительным голосом, а другая воспламеняла сердца невинными остротами. Из мужчин стоит отметить председателя и шевалье де Мирваля: к всеобщему удовольствию собравшихся, оба изощрялись в искусстве сочинять эпиграммы. Толстый математик прочел отрывки из трактата, посвященного винам Шампани; аббат Детуаль передразнивал жен откупщиков. Короче говоря, я отвлекся от неприятных мыслей и недурно повеселился. Мы были бы слишком счастливы, ежели бы могли распоряжаться нашими сердцами по собственному усмотрению. Моя душа сегодня решила позабыть о печалях. На ужине также присутствовал господин Леду. Воспользовавшись своим на него влиянием, отец помирил его со старой графиней Сент-Этьен. Полагаю, вы не раз слышали об этой невыносимой святоше. Некогда она была хороша собой и кокетничала напропалую. Теперь она стала отъявленной ханжой — как, впрочем, и многие ее товарки, — и господин Леду твердой рукой вел ее по дороге к вечности. У людей набожных, равно как и у людей светских, временами наступает охлаждение к исполнению своих привычных обязанностей, и, полагаю, вы не удивитесь, дорогой маркиз, узнав, что и те, и другие порой даже ссорятся со своими духовниками, — чтобы потом с еще большим рвением следовать их наставлениям. Нередко поссорившиеся из-за различия во взглядах вновь обретают должное единство на дне бутылки с шампанским.
Председатель де Мондорвиль только что прибыл из деревни, поэтому он ничего не знал о моих злоключениях. Но сейчас явно было не время и не место рассказывать о них. Он же, будучи в неведении, стал задавать мне двусмысленные вопросы, бывшие весьма забавными из-за того, что все, кроме него, были прекрасно осведомлены о моей истории. Гости смеялись. В душе я сердился на него, но виду не подавал; тем более, что, признаюсь честно, даже в подобных обстоятельствах председатель был на высоте.
После ужина я отвел в сторону господина Леду и попросил его оказать мне честь, явившись завтра ко мне по срочному делу. Он вообразил, что речь идет об исповеди или же о моем обращении к святыням веры. Господа духовники почему-то уверены, что во всем мире нет более интересных вопросов, нежели вопросы веры. Духовник пообещал быть у меня уже в девять утра. Я посулил приготовить к его приходу чашку шоколада, убедив, что мой шоколад значительно вкуснее того, который он привык пить каждодневно.
Спустя некоторое время ко мне в комнату поднялся председатель. Я рассказал ему обо всем случившемся; он извинился за шуточки, коими развлекал общество за мой счет, и пообещал — ежели, конечно, я захочу — вызволить Розетту уже завтра утром. И де Мондорвиль наверняка исполнил бы обещание, ибо относительно ряда вещей имеет у министров поистине неограниченный кредит. К тому же он был бы рад оказать мне услугу. Но я попросил председателя никому ничего не рассказывать и вместе все обсудить — только на свежую голову. Он согласился и, рассказав мне несколько презабавнейших историй, удалился.
Уснуть я не мог. Перед моим взором постоянно стоял образ Розетты. Желая хоть ненадолго отвлечься, я приказал принести свое собрание эстампов и принялся их рассматривать. Фривольные и забавные, они живо напомнили мне все сцены, кои воспроизводил я со своей любовницей, которую столь жестоко у меня отняли. Воспоминания эти немного притупили мое горе.