Страница 31 из 54
Палата покорно внимала бреду ни на кого не похожего человека и непостигаемым его словам. С куриным бульончиком подступала легкая старушка — и отступала. Мимо больницы промчалась на машинах какая-то часть, оставив после себя медленно садящуюся пыль и предчувствие надвигающегося большого несчастья. Перед ужином палата оживилась, будто что-то веселое было в слухе о том, что местная МТС получила распоряжение начать эвакуацию.
По коридору зашлепала раздатчица с подносом, уставленным алюминиевыми мисками с кашей. Курильщики возвращались в палату после своего нетрудного, но уважаемого дела.
— Смотри-ка! — сказал один из них.
Все увидели: летчик поднялся на локтях и осмысленно, с зорким вниманием на всех смотрит. Проглотил слюну, с трудом, но отчетливо произнес, поворачивая голову и обводя всех глазами:
— До свидания, товарищи… До свидания, товарищи… До свидания, товарищи…
БЕДНЫЙ КНОК[1]
Пауль Кнок, ефрейтор 193-го пехотного полка 18-й дивизии, медицинской комиссией весной 1943 года переведенный из первой категории годности во вторую и с тех пор служивший не в войсках первой линии, а в штабе, где он, помимо других обязанностей, разносил по батальонным командным пунктам ежедневную почту, 17 октября 1943 года был убит. Винтовочная пуля попала ему в ключицу и, скользнув выше, перебила arteria carotis kommunis. Врачи считают, что в этом случае смерть наступает мгновенно.
Выстрел был произведен Иваном Петровичем Павловым, до войны работавшим слесарем на канатной фабрике им. 25-го Октября. Он недавно окончил краткосрочные снайперские курсы и вошел в снайперское отделение 316 стрелкового полка.
Фридрих Кох, дежурный пулеметчик, первый заметил тело однополчанина Пауля Кнока. О случившемся доложил командиру роты обер-лейтенанту Шеллингу. «Бедный Кнок!» — проговорил Шеллинг и попросил соединить его с батальонным командиром. Командира батальона около телефона не оказалось, сообщение принял связист, который, не опуская трубки, перезвонил дежурному офицеру штаба полка. «Бедный Кнок!» — сказал дежурный, в обязанности которого, кстати, входило составление отчетов о понесенных потерях, подготовка бумаг, связанных с отчислением из личного состава полка, и отправка вещей и документов родственникам убитого.
«Вы уверены, что это русский снайпер?» — спросил он. «Одиночный выстрел», — сказал связист, понимая, что никаких других дополнений в этом случае не требуется. Офицер поблагодарил и доложил о происшедшем майору Ратнеру, управлявшему артиллерийским огнем на участке полка. Ратнер взглянул на схему огня и отдал через Питера Гёте, своего телефониста, приказ трем батареям подготовиться к артиллерийскому налету на квадрат 17–14.
Иван Павлов не был уверен, что его пуля достигла цели. Несколько пулеметных очередей, которые последовали после выстрела, снайпера успокоили: его укрытие фрицы не засекли. Как рекомендовали бывалые снайперы, тотчас «залег на дно», даже не перезарядив винтовку.
Он знал — это было известно всему окопному населению, — что на каждый удачный выстрел снайпера фрицы отвечали карательным огневым налетом. И если налет вскоре последует, значит, выстрелив в серое пятно, мелькнувшее в перекрестье прицела, он не промахнулся.
Павлов перевернулся на спину, расслабил глазные мышцы — так советовали делать в снайперской школе — и стал жевать хлеб, смотря в серое пасмурное небо.
К 9.30 батареи доложили майору Ратнеру о готовности к ведению огня по квадрату 17–14. Командиру полка полковнику Хохдоферу уже доложили, что будет произведен артналет в ответ на активность снайперов. Он отвлекся от книги, которую читал, кивнул и спросил, кто убит. «Ефрейтор Кнок», — получил он ответ. «Бедный Кнок!» — сказал полковник и взглянул на часы.
Рядовой Пахомов слышал выстрел из снайперского окопчика, выдвинутого в сторону противника метров на 25. «Павлов стрелял», — сказал он сержанту Иванову, направлявшемуся пить чай к старшине — своему земляку из Курска. Иванов взглянул в сторону немецких траншей и скрылся за поворотом окопа.
В 9.45 вторая, третья и четвертая батареи произвели первый залп. Из двенадцати выпущенных 88-мм снарядов десять взорвались между окопами, один угодил в бомбовую воронку, оставшуюся с весны прошлого года, — там был устроен ротный сортир, двенадцатый — ударил в бруствер, за которым находился рядовой Пахомов, но не взорвался.
В сортире был убит рядовой Зайцев.
По документам, Зайцев, 1921 года рождения, по образованию инженер-технолог, женат, имеет ребенка, наград и судимостей не имеет.
Через минуту последовал второй залп. Два снаряда разрушили часть окопа второй линии, был прорван провод, связывающий ротные командные пункты, и контужен пулеметчик Семен Александрович Макаров. Он не оставил своего поста и позднее получил от командира батальона благодарность.
Во время третьего залпа было выпущено не двенадцать, а одиннадцать снарядов. Это произошло потому, что на одной из пушек второй батареи заклинило гильзу в каморе ствола. Второй и третий номера расчета по указанию командира орудия Вилли Брамса ручным экстрактором гильзу извлекли, и орудие, уже без неполадок, вело огонь до приказа «Зачехлить орудия!»
На следующий день орудийный мастер батареи Шмидт произвел проверку выбрасывающего механизма пушки, но явных дефектов не обнаружил. Он предположил, что порох заряда, по-видимому, отсырел и поэтому откат ствола не был полным. Этим и объясняется, что автоматический выбрасыватель не сработал.
Была произведена проверка запасов батареи: условия хранения и правильность сортировки по срокам их заводского изготовления. Нарушений правил обнаружено не было, о чем командир батареи капитан Валецки доложил по инстанции.
Командир 316-го стрелкового полка Мартынов позвонил на командный пункт комбата Платонова: «Что за шум там у вас?» Платонов сказал, что, скорее всего, немцы производят огневой налет, никаких передвижений противника не замечено. Об огневом налете Мартынов доложил в штаб дивизии сам, так как хотел попутно выяснить, когда в часть прибудет пополнение.
Начальник штаба дивизии Усвятцев, недавно награжденный вторым орденом Красной Звезды, спросил командующего артиллерией подполковника Крулева, находившегося тут же в штабном подвале, известно ли ему месторасположение немецких батарей, ведущих огонь по позициям 316 полка. Крулев ответил: «Да». Но вести огонь по каждому поводу подполковник считал излишним, так как это раскрывает местоположение собственных батарей, на что — на такую тактику — командир дивизии однажды заметил: «Для вас лучшие пушки те, которые не стреляют».
Усвятцев сделал несколько звонков, чтобы выяснить, есть ли необходимость открывать контрбатарейный огонь.
Подполковник Крулев направился ходом сообщения к артиллерийским разведчикам.
Сержант Иванов не успел дойти до своего земляка из Курска. Он был убит, когда до землянки оставалось пройти несколько шагов. Осколок снаряда разрезал его почти надвое. Сержант Иванов подумал, что кровь течет, как река.
Расчеты 2, 3, 4 батарей продолжали вести огонь. После пятнадцати залпов они знали: принято делать файер-паузу на полторы-две минуты. Это положительно сказывается на состоянии материальной части орудий, и за эти полторы-две минуты противник может, ожидая вылазки, занять места в своих окопах. Пока они снова будут укрываться в землянках и блиндажах, снаряды нанесут им дополнительные потери.
На целесообразность файер-пауз указывали преподаватели артиллерийских и пехотных училищ всего мира. И теперь, продолжая стрельбу, расчеты орудий поглядывали на командиров батарей.
1
Артиллерийский бой под Колпино 17 октября 1943 г. Отчет по неполным данным.