Страница 7 из 22
- Вам точно сюда, моя госпожа? - с сомнением спросил Кляйншвитцер. - Я могу подождать вас.
Я огляделась — наискосок натянутые от потолка до пола тросы, высокий помост, маты внизу, полки с какими-то сумками. Сердце застучало быстрее. Не может быть. Я всю жизнь об этом мечтала.
- Точно, Зигфрид, - уверенно сказала я. - Идите. Я позвоню.
Он исчез в Зеркале — а ко мне со стороны шара уже шагал какой-то человек. Низенький, плотный, с обветренным загорелым лицом.
- Здравствуйте, госпожа. Меня зовут Рич Самкинс. Я владелец этого клуба.
Говорил он по-инляндски, чуть картавя.
- Позвольте ваш пригласительный?
Я поколебалась и протянула ему «визитку» с одуванчиком.
- О, да, да! - воскликнул он. - Сейчас, одну минуту! Костюм, и потренируем посадку!
Начался инструктаж. Я скользила вниз по тросам, послушно сгибала ноги, пробегала вперед — и все смотрела в открытые двери, за которыми виднелось закрытое легкими облаками голубое небо. И случайно повернув голову, наткнулась взглядом на выходящего из Зеркала Люка. Он поклонился, усмехнулся со своим обычным дерзким прищуром. Ничего не сказал. Просто стоял и смотрел на меня, и я сжимала зубы от его присутствия — и потом, когда он отошел в сторону и стал переодеваться, не могла не глядеть на его крепкие плечи и спину, на линию позвоночника, уходящую под ремень брюк. Худощавый, жилистый. Великолепный.
Еще через полчаса мы стояли напротив друг друга в корзине поднимающегося воздушного шара. Самкинс быстро повторял уже выученные наизусть инструкции. Не паниковать. По правилам шар опускается пустым, поэтому прыгать придется в любом случае. Свободное падение — с трех километров, длительность сорок секунд, считать до тридцати, затем дернуть кольцо. Если не дернуть — у новичков парашют раскрывается принудительно. Даже если не раскроется, снизу подхватит маг.
Земля, чуть покачиваясь, удалялась, я вдыхала морозный воздух, слушала шум горелки и смотрела в темные глаза молчаливого Кембритча, закрытые плотными очками — и светло-голубая бесконечность за его спиной, с зимним, почти белым солнцем и светящимися желтым и розовым облаками манила меня так, что хотелось кричать. Я с детства мечтала прыгнуть. Но сначала не разрешала мама. Потом на это не было времени и денег. А потом и вовсе не до этого стало.
Инструктор что-то говорил, хвастался, отмечал километраж — дышать становилось труднее, мороз усиливался — но мы не слушали его, прикованные друг к другу знакомым невозможным притяжением.
«Страшно?»
«Ну тебе же не страшно».
Он снова усмехнулся. Дыхание у меня от предвкушения прерывалось, и сердце стучало уже так, что слышно должно было быть на километры вокруг.
- Проходим облачность, - крикнул инструктор, и мы погрузились в вязкую влажную дымку. Вынырнули через несколько длительных минут. И полетели к солнцу — а под нами пышным взбитым ковром стелились белые облака. И дух захватывало от высоты, от виднеющихся в промежутках крошечных поселений, от расчерченных тонкими ниточками дорог заснеженных полей, щетки лесов и крутой линии горизонта.
- На борта! - скомандовал инструктор.
Я заледенела. Выдохнула. Люк, ухватившись за стропу, забрался на борт корзины, встав спиной к пустоте, — и в лице его, в глазах появилось что-то хищное, темное. Он посмотрел на меня, словно спрашивая - «испугалась»? И я полезла тоже, хотя уже ничего не соображала от страха. Борт оказался широким — и я вцепилась в стропы, с ужасом глядя себе под ноги — туда, где не было ничего. Только волнистое поле облаков. Адреналин в крови уже зашкаливал, и холода не чувствовалось, и мышцы болели от напряжения.
- Старт! - крикнул Самкинс.
Кембритч взглянул мне в глаза — и я задохнулась от требовательности в его взгляде, вздернула подбородок — и разжала пальцы.
Тридцать.
Медленно, лицом к солнцу, полетела вниз — раскинув руки и крича от страха и счастья — и видя, как от стремительно поднимающейся корзины отделяется мужская фигура в черном костюме — и, вытянувшись стрелой, летит ко мне.
Двадцать один, двадцать…
Я влетела в плотное облако — и тут же меня нагнали, обхватили, с жесткостью вжались в губы губами, и я обвила его ногами, вцепилась руками. Мы словно зависли в невесомости. Не видно было ничего — мы крутились, парили в белом тумане и отчаянно, жадно целовались, и ветер свистел мимо, вокруг, яростно пытаясь отцепить нас друг от друга.
Десять… девять…
Облака вдруг кончились — ударило по глазам светом и пространством. Люк, обхватив меня за талию, еще раз прикоснулся к моим губам и четко, хоть и не расслышать было ничего, проговорил:
- Не злись.
И дернул за кольцо. Падение остановилось — меня рвануло вверх, раскрылся цветной купол парашюта — но я смотрела не наверх — вниз. Туда, где сумасшедший Кембритч летел к земле.
Парашют он так и не раскрыл. Взметнулся прямо под ним снежный вихрь, поглотил, затормозил — и аккуратно опустил на землю. Сработал маг. А я облегченно выдохнула и выругалась. А если бы не успел? А если бы у стихийника нос зачесался или маг чихнуть бы захотел в этот момент?
Когда я спустилась, Люка уже не было. И правильно. Нам опасно долго быть рядом.
Губы мои горели от ветра и его поцелуев, и во всем теле была такая легкость, будто полет этот разом вышиб все тревоги, все переживания. Как заново родилась.
Только вот руки и ноги были слабыми, и вспотела вся, оказывается. И голос сорвала. Но зато впервые за долгое время ощущала себя абсолютно и неприлично счастливой. И во дворец я вернулась в блаженном опустошении.
Дармоншир-холл, Инляндия, суббота, 20 декабря
Люк
Люк вышел из Зеркала в своих покоях, тут же, скидывая куртку, двинулся к зеркалу. Облокотился на столик, внимательно посмотрел на себя.
Ничего необычного. За исключением совершенно идиотской полуулыбки на губах и покрасневшего лица.
Рука потянулась к телефону — позвонить Тандаджи. Но, с другой стороны, о чем его спрашивать? Скажи-ка, бывший начальник, почему мои галлюцинации приобретают устойчивый характер?
В двери деликатно постучали, и Люк отвернулся от зеркала, наблюдая, как в проем просачивается его одноглазый секретарь, Майки Доулсон. Человек, который имел поразительный нюх на то, когда Люка можно застать на месте.
- Добрый день, ваша светлость, - учтиво поздоровался он.
- Добрый, - отозвался Люк, выбивая из пачки сигарету и прикуривая. - Я вас опасаться скоро начну, Майки. Признайтесь — вы установили здесь камеры и теперь следите за мной?
Секретарь побледнел.
- Лорд Дармоншир… я бы никогда…
- Успокойтесь, Доулсон, - с досадой сказал его светлость, выпуская дым. - Видят боги, у вашего отца с чувством юмора куда лучше. Что у вас за дело? Опять пытка бумагами?
- Нет, - секретарь пришел в себя и отвечал уже с достоинством. - Ваша матушка, леди Шарлотта, здесь. Вместе с вашей сестрой и братом.
Люк внутренне застонал. Точно, Майки утром настиг его прямо перед отправкой в клуб и напомнил об обеде. Но ветер, адреналин и Марина память отшибли начисто.
На этой неделе Люк по просьбе матери отзвонился-таки младшей сестрице в Блакорию. И настойчиво пригласил ее на выходные навестить мать и присоединиться к семейному обеду, чтобы обсудить необходимые вопросы.
- Я занята, - буркнула сестрица. - У меня вообще-то сессия на носу.
- И ты прекрасно выделишь день на посещение Лаунвайта. - Люк педагогическими талантами не обладал, зато знал, как подкупать людей. - Приедешь — организую тебе на каникулах практику в королевском госпитале, в родильном отделении. Хотя, заметь, мог бы просто настоять, чтобы ты появилась. Мать скучает.
- Сам-то, - грубо ответила Рита, - часто дома появлялся? А она плакала. И по тебе точно скучала больше, чем по мне.