Страница 6 из 22
По этой же причине я не хотела никого видеть. Старательно сдерживала свой злой язык с родными. Избегала Катю, хотя обещала встретиться с ней. И Марта — но он, послушав мой бесцветный голос, настойчиво произнес:
- Я позвоню в воскресенье. И если услышу опять эти безнадежные ноты, приду выколупывать тебя из скорлупы.
- Мне просто нужно побыть одной, Март, - вздохнула я жалобно. - Не обижайся. Я сейчас в неадеквате. Могу сорваться и натворить такого, что ты меня не простишь никогда.
- Я? - иронично удивился блакориец. - Девочка моя, даже если ты мне голову откусишь, я тебя пойму. Я и сейчас понимаю, - добавил он серьезно. - Трудно улыбаться и шутить, когда все внутри болит. Но я могу просто помолчать с тобой. Звони, когда понадобится, Марин.
Он и правда понимал.
В четверг я вернулась домой уставшей донельзя. Меня встретил Бобби, которому душевные терзания хозяйки не помешали радостно гавкать и тяпать меня за пальцы на ногах, просясь погулять. Пришлось выходить в парк.
Подросший пес носился под фонарями по снегу, распугивая синиц, слетевшихся к кормушкам, прыгал на деревья, лаял на прогуливающихся придворных, почтительно кланяющихся мне и приседающих в реверансах, обследовал подсвеченный разноцветными огнями ледяной городок, который по традиции построили на зиму и который обожали Василинины дети. А я брела следом, кивая встреченным людям и задумчиво разглядывая расходящиеся в разные стороны дорожки. Вот так и жизнь. Рано или поздно приходит момент, когда надо выбирать свой путь. Станешь на него — и не свернуть больше. Так и Пол когда-то давно выбрала свой. И думала ли она, что закончится он так? А если бы знала — стала бы что-то менять?
«Вряд ли. Жизнь не так важна. В конце концов, важно только то, ради чего ты живешь и ради чего готова умереть».
А ради чего живешь ты, Марина?
У меня не было ответа.
По возвращении меня ждал букет от Люка. Радостный, составленный из солнечных ромашек и небесно-голубых васильков. И пах он летом и немного — больницей, и я, стянув перчатки, обхватила его и с наслаждением вдохнула тонкий успокаивающий запах под недоуменным взглядом горничной.
- Что, Мария? - спросила я.
- Слишком простые цветы для вас, моя госпожа, - чуть сварливо ответила горничная.
Что бы она понимала в цветах.
Я достала телефон — там ожидаемо светилось сообщение.
«Немного радости для тебя».
Я уже переоделась к ужину и расслабленно курила, поглядывая в телевизор. Диктор вещал с серьезностью проповедника, сюжеты радовали позитивом и ударным оптимизмом, и я невольно улыбалась, косясь на яркие цветы.
До тех пор, пока не замелькали на экране кадры из Дармоншира. Ангелина и Люк в какой-то больнице, затем они же на выставке цветов. Он держит мою сестру за руку, склоняется к ней, улыбается, глядит на нее, сощурившись, что-то говорит журналистам — о, как хорошо я знала этот взгляд и этот голос!
Восхищение в его глазах было неподдельным. И сестра смотрела на него так, как ни на одного мужчину на моей памяти. С приязнью. И одобрением.
Внутри полыхнула злость - я сжала зубы, схватила пепельницу и с яростью швырнула ее в экран. По стеклу побежали трещины, со звоном посыпались вниз осколки, телевизор замерцал и погас, а я вытащила из вазы букет, распахнула окно — сразу в лицо ударило холодом и снежной пылью — и выбросила его. И на ужин не пошла. Побоялась наговорить Ангелине гадостей. Разве она виновата, что я ревную? Безумно ревную. Безумно!
Змей Кембритч как почувствовал мое состояние — завибрировал на столике телефон, взорвался гулкими басами и ритмами, ускоряясь звуками рок-песни «Полночная дорога». Я успела возненавидеть ее, а Люк все не унимался - и я сердито нажимала на «отклонить вызов», пока не разозлилась окончательно и не выключила телефон.
А в пятницу после работы Мария передала мне запечатанный конверт. Внутри был плотный лист бумаги с какими-то странными цифрами и знаками. Маленькая визитка, на которой на голубом фоне был изображен пушистый белый одуванчик. И подпись «Суббота, 11 утра».
Я раздраженно смяла конверт, поискала взглядом мусорную корзину.
«Неужели выбросишь?»
Я с досадой шлепнула рукой по гладкой поверхности тумбочки. Любопытство, мой вечный спутник, уже просыпалось, мягко шелестело внутри, привлекая в союзники знакомые мне трепет и предвкушение.
«Нет. Конечно нет».
Внутренний голос обидно хмыкнул, но промолчал. А что говорить — и так знаю, кто моя самая большая слабость в этом мире.
Моих скудных познаний хватило, чтобы обнаружить среди знаков где-то виденные магические символы. И я, зажав в руке лист бумаги, пошла к нашей всезнайке. Алинка была в спортзале — красная, мокрая, подтягивалась на перекладине. С большим, надо сказать, трудом. Увидела меня, выдохнула с облегчением и спрыгнула на пол.
- В понедельник зачет по физкультуре, - пожаловалась она, - а до нормы трех раз не хватает. Десять нужно. И вообще, старалась-старалась, а все равно недотягиваю.
- Все ты сможешь, ребенок, - я постаралась, чтобы голос звучал ободряюще. - Я к тебе за консультацией. Это что такое?
И я сунула ей послание от Люка.
- Так это же координаты для Зеркала, - недоумевающе объяснила Алишка. - Так их записывают, если маг не бывал в месте, куда нужно открыть переход, и никого из знакомых людей там нет.
- Понятно, - протянула я. - А открыть сможешь по ним?
- Ты что, - с ужасом сказала сестричка, - мы только на третьем курсе будем учиться их строить. Тогда и приходи. - Она помрачнела. - Если я не вылечу до того времени, конечно.
- Ребенок, - я погладила ее по плечу, - я вот вряд ли смогу хотя бы раз подтянуться. И ты еще полтора месяца назад не могла. А сейчас семь раз! Да ты почти чудо совершила. Ты только разозлись - вот увидишь, и пробежишь быстрее всех, и перекладину от усердия погнешь. Я уже тебя боюсь — мне кажется, для тебя невозможного не существует.
- Скажешь тоже, - улыбнулась она грустно, и в улыбке этой я увидела отголосок нашей общей тоски.
- Много раз скажу, - я дернула ее за косичку. - И вообще, уходи-ка ты из этой комнаты пыток, ужин через полчаса.
- Сейчас, - Алина вздохнула. - Еще раз попробую. Или два.
Из зала я вышла под ее сдавленное пыхтение.
Зигфрида я поймала, когда он уже одевался, спеша улизнуть от нас на выходные. Но магу не повезло. Он посмотрел на меня почти обреченно и послушно взял координаты.
- Сможете открыть? - спросила я. - Мне нужно туда завтра к одиннадцати.
- Смогу, - голос был несчастным.
Ну извините, господин Кляйншвитцер, все претензии отправляйте в Дармоншир.
- Тогда я зайду к вам с утра? - уточнила я.
- Конечно, ваше высочество, - сказал самый грустный маг на Туре, и я поспешила удалиться, пока меня не замучила совесть.
Хорошо, что Ангелины не было за ужином — она задерживалась в Теранови. Она бы точно поняла, что со мной что-то не так. Меня просто потряхивало от возбуждения. Мариан с Васей еще не вернулись с Севера, а младшие сестренки и отец легко приняли мое объяснение, что завтра я еду на ипподром. Тяжесть и вялость как рукой сняло — и лишь тихий голос внутри укоризненно шептал мне, что я в очередной раз сбегаю от проблем, что не время пускаться в приключения. Я была с ним согласна. Но если не отвлекусь, точно убью кого-нибудь — так пусть это будет Дармоншир. Заслужил.
Суббота, 20 декабря
Утром еще более печальный, чем вчера, Зигфрид, открыл Зеркало — и я шагнула в огромный серый ангар. Прямо передо мной были распахнутые высокие двери — и за ними сверкало бесконечное заснеженное поле. А на нем ярким полосатым пятном выделялся подпрыгивающий на снегу воздушный шар.