Страница 4 из 6
========== Игрушки ==========
«Небьющаяся игрушка полезна для того, чтобы разбивать ею другие» - он не помнит, где это слышал, это и не важно, важно то, что, применительно к нему, это звучит как самая горькая правда.
Если смотреть на собственные синяки и порезы неотрывно, можно увидеть, как они затягиваются, а рубцы становятся нитями шрамов. Если смотреть на себя неотрывно, можно увидеть, как ты сам становишься рубцом на собственной жизни.
Солдат образовывается в ней новой раной, которая не зарастает, и это забавно; Стив благодарен ему за боль. А еще за то, что, небьющийся, он занимает место рядом на прежде пустовавшей полке, вытесняя собой невыносимое одиночество.
Комментарий к Игрушки
* Закон Ван Роя
========== Улыбайся ==========
«Тем, кто любит колбасу и уважает закон, не стоит видеть, как делается то и другое». Сравнение с колбасой не в его пользу, но куском мяса, отбитым на славу, он себя чувствует: каждая мышца горит, словно его растягивали на дыбе.
Улыбайся, Роджерс, улыбайся.
Вспышки камер ослепляют, улыбки женщин ослепляют, он едва не теряет сознание от боли. Доктор говорит: пройдет. Проходит. Навылет. Проходит, застревая – одна, две, сотни пуль. Ожоги, удары. Кровь, кровь, кровь. Приемлемая цена за такое тело, думает он в самом начале. А после скучает по астме и кулакам уличных подонков. Скучает по чертовому Баки, умевшему облегчить боль.
Улыбайся, Роджерс, улыбайся.
Комментарий к Улыбайся
*Колбасный принцип
========== Вещи ==========
У Солдата нет ничего своего. Точнее, не так. У него есть квартира, множество новых непонятных бытовых приборов, стеллаж с книгами и даже пес - золотистый ретривер, ласковый и смешной. Но все это не принадлежит ему настолько, насколько ему хотелось бы, все это – украденные моменты чужой жизни: он следит за Стивом несколько месяцев, вслушивается в каждое слово, вглядывается в каждый жест, и с каждым днем чужая личность все больше становится его собственной.
«История искусства» - он разбирается в искусстве чуть хуже, чем совсем никак, но Роджерс только что держал эту книгу в руках, и принести ее домой – словно привести туда друга.
========== Правда ==========
Почему-то все думают, что ГИДРа вынуждала его творить все те вещи, которые прописаны в его послужном. Насильственно отправляла в криогенку, стирала память, и все против его воли. И никто не спросил ни разу: Джеймс, не было ли это твоим собственным выбором?
Потому что оно было.
Простить друга, бросившего его умирать в снегах, он так и не смог. Погибать на фронте или стареть одноруким калекой, выжившим чудом, не пожелал тоже. Поэтому в обмен на дар избавиться от мыслей о предателе Роджерсе добровольно подставлял свой разум для очищения и шел в ледяную камеру, чтобы прожить подольше.
Просто рассказывать правду ему невыгодно.
========== Правда 2 ==========
- Я тебя не узнаю, - Роджерс бледный, взъерошенный, стоит над ним скорбной тенью и раздражает до невозможности. – Ты же говоришь, что память вернулась, ты же все вспомнил, тогда почему ты такой?
«Какой такой?» - Джеймсу хочется дать Стив затрещину, как школьнику, мол, ну начни ты наконец думать и сопоставлять факты. Но Роджерс до невозможного слеп. Поэтому после короткого перерыва на истерику Капитана, когда Фьюри возвращается в комнату допроса и просит рассказать что-нибудь из детства, Барнс говорит:
- В детстве мне поручали топить котят. Потому что мне не было их жаль, - и смотрит на Роджерса, медленно загибая металлические пальцы.
========== Холод ==========
Холод выедает его, как яйцо, оставляя скорлупку тела вместо того, что было Барнсом, еще до того, как его убивают, воскрешая Солдатом. И с тех пор холода оказывается так много, что вспомнить, а есть ли что кроме, оказывается невозможным. Поэтому, когда Капитан протягивает к нему руки, касаясь своими слишком горячими ладонями, он пригибается, как от удара: ему неизвестно тепло, он не знает, что с ним делать.
И Баки не его имя, Джеймс Барнс – не его прошлое. А Стив Роджерс – чужак, чье лицо ему незнакомо. И сбежать от этого огня кажется правильнее, чем остаться: когда тепла много, лед трескается, а не тает.
========== Кукла ==========
Нежность у него сломанная, фальшивящая, любовь – больная. И сам он как куколка на шарнирах, где ручки отдельно, ножки отдельно, а голова и подавно – взгляд в пол и ни слова без разрешения Мастера. Только вот и сам Мастер не знает, что делать с этой игрушкой, и пальцы горят, оплетенные ниточками, как болью, и душа болит за двоих, не вмещаемая в чужое тело, измученное попытками пытаться ожить.
И комната Баки похожа на камеру криогенки. Стив не знает, что с ним делать в свободное от его сна время, и отправлять Солдата туда как можно чаще выходит само, от безысходности, страшной и непрерывной.
========== Ремонт ==========
И хотя живут они вместе, они все равно порознь. Настолько порознь, что это даже соседством не назовешь, так, открытая дверь на случай, если Баки вернется. И хотя Баки всегда возвращается, это не потому, что здесь дом. Он возвращается, потому что Стив единственный не метит ему в спину ножом и здесь ему не нужно опасаться за свою жизнь.
Только вот Роджерса такая ситуация не устраивает, и хотя ходит он на цыпочках, когда Джеймс дома, и оглядывает из окна поздней ночью соседние крыши на случай, если… работать стеной, за которую можно спрятаться, это не дружба. Особенно когда стена вот-вот обвалится без ремонта.
========== Весна ==========
Вопреки собственному же холоду, Баки – солнечный свет, ранняя оттепель, лазурное небо, только вот сообщать об этом Джеймсу Стив не торопится, потому что прежний Баки грел, а этот жжет, прежний говорил, а этот жалит словами, прежний любил, а этот просто находится рядом, потому что должен.
Ну и пусть, говорит себе Роджерс, пусть так, не все ведь сразу. Но проходят недели, а Солдат по-прежнему закован в собственную ненависть, как броню, и солнечный свет его слепит, преломляясь сквозь лед, оттепель его февральская, обмачивая – перед морозами, а лазурь неба такая, какая бывает лишь в самых северных краях планеты. И весны там, кажется, не бывает.
========== Секрет ==========
Это подло, гаденько и бьется-жужжит осой, раскалывая виски мыслями перед сном, но Солдат нравится Стиву больше, чем прежний Барнс. Признать этот факт трудно, признаться в нем сродни кощунству, и Роджерс молчит, утаивая свой секрет ото всех и в первую очередь от себя. Даже не от Зимнего, Зимнему нет дела до чужих тайн, все что ему нужно – чтобы Стив был рядом.
Роджерс оправдывает мучающий его секрет тем, что это на благо самого Солдата. И не признается, что счастлив тому, как нуждается в нем теперь Зимний. Так же сильно, как Стив нуждался в Джеймсе. Который всегда прекрасно обходился и без него.
========== Прикрывать спину ==========
- Ты правда идиот, - голос у Солдата едкий, холодный, такой не Джеймса, что Стив отказывается признавать в этом человеке лучшего друга, пусть и глаза на него смотрят те, из прошлого, и лицо у него Баки до мельчайшей из черт. - Разнес по кирпичиками ГИДРу, думая, что этим меня защищаешь. Но те ребята и были моей защитой. Я покрепче многих, но не бессмертен, а сейчас любая пуля, и я мертвец. Некому прикрывать. Тебе спасибо.
И смотрит с таким презрением, такой ненавистью, что будь это Барнс, Стив не раздумывая предложил бы свою защиту. А вот прикрывать спину врага его не учили.
========== Привычка ==========
Его привычка возвращаться и перепроверять бесит половину его знакомых, удивляет вторую и совсем не кажется странной самому Роджерсу. Закрыл ли он дверь? Не оставил ли включенной воду? Или свидетелей и улик при выполнении миссии?
Капитан всегда возвращается, и пусть это вызывает смешки и порой даже недобрые шуточки, на которые Стив всегда ведется, уж лучше так, пусть лучше смеются, видя, как он мечется и волнуется, если забыл что-то перепроверить.