Страница 6 из 6
Мустанг слетает в ущелье там, где проскальзывают по узкой дороге его братья, слетает вместе с ним, разбиваясь о твердые скалы, и хрипит, хрипит так страшно, что у Стива сжимается сердце. Он прощается, простреливая лошади голову, и это единственное средство избавить друга от боли.
*
Стиву снятся заснеженные Альпы. Снится Баки, умирающий долгой страшной смертью. Бесконечная непрекращающаяся агония. И никого, никого рядом.
========== Письма адресату, которого больше нет ==========
Солдат с ним практически не разговаривает, зато много пишет что-то в своих блокнотах, и Стив оставляет его в покое. Но идут дни, а ситуация по-прежнему не меняется: у Джеймса сотни слов для разлинованных листов и ни одного для Роджерса, и обида берет верх над привычкой быть деликатным.
«Не был рядом. Не упас. Позволил все это» - куча писем и десятки конвертов с именем Роджерса и их старым адресом снесенного ныне дома. В строках много боли, вскрывающей грудную клетку тупым ножом и вынимающей на свет едва бьющийся окровавленный ком сердца.
Письма от человека, который давно погиб. Письма адресату, которого больше нет.
========== Последний выдох ==========
Стив не знает, должен он это скрывать, или, может быть, должен сказать сейчас, или после, когда – если – Солдат наконец привыкнет. А потом срывается, потому что, черт возьми, это же Баки, ну неужели что-то может пойти не так, решаясь, и «Я люблю тебя» повисает тишиной перед раскатом грома.
Зимний бьет в ответ куда придется, сжимает стальные пальцы вокруг шеи, но Стив не сопротивляется, давится своим «люблю», и плевать, что это, кажется, последний выдох, до тех пор, пока захват наконец не слабнет.
- И что мне с этим делать, придурок? – раздается наконец чужой голос, и Солдат в нем слышен теперь едва ли.
========== Должно быть больно ==========
Чтобы увидеть, нужно стоять очень близко. У Солдата прозрачные глаза и алая черта рта, похожего на рану. Он сам сплошная рана, и дотронуться до него - намеренно причинить боль. Стив не решается, замирает на расстоянии вытянутой руки - чтобы больше не дать сорваться.
Чтобы все помнить, должно быть больно. У Стива красные от бессонницы глаза и семьдесят лет пустоты за плечами, и довериться им – добровольно шагнуть в криогенку. Солдат отступает, не зная доверия; и левая дрожит, словно еще живая.
Только Баки все равно тянется. Изо льда, из прошлого, из искореженной кем-то памяти, доверяясь в очередной раз. И наконец хватает не пустоту.
========== По старой памяти ==========
Гладит по волосам, молит о прощении за то, что не уберег, а у самого внутри тишь, пустота и на периферии слуха – ветер, свистевший в ущелье, ставшем могилой Барнсу. А этот, прижимающийся, жаждущий тепла, просящий избавить от одиночества, чужой до одури. До синяков под глазами и впивающихся до кровавых полумесяцев в ладони ногтей, до изможденного стона в подушку, чтобы спящий в соседней спальне не услышал, не понял, не стал задавать вопросы.
«Я не готов к тебе живому», - скребется внутри. И не дает увидеть, что утыкается чужой горячий лоб туда, где бьется сердце, только по старой памяти об остром худом плече.