Страница 8 из 9
Но пока у меня еще остались силы, каждый удар, которым награждает тебя твой очередной враг, будет бить мимо цели в подставленную мной щеку, каждая рана, предназначенная тебе, будет дышать кровью не в твоих, а моих ладонях, и каждая смерть, пришедшая за тобой, ляжет складками скорби на моем - не твоем - лице. И хотя я не знаю, на сколько меня хватит, я буду продолжать прикрывать твою спину, буду жертвовать собой ради тебя, буду платить эту цену, назначенную за возможность тебя спасти.
Потому что неважно, насколько она высока, ведь главное, что ты - выживаешь.
27 марта 2015
========== О чем не знал Альтрон ==========
Стив так никому и не рассказал, что Солдат не просто вытащил его из воды в тот день крушения геликарриера. Солдат дождался, пока Стива найдут и реанимируют спецагенты ЩИТа, дождался, пока Стива подлатают и выпишут из больницы. Дождался, пока Стива отправят в бессрочный отпуск на время реорганизации детища Фьюри в очередной клуб по интересам с дурацким названием - и только потом явился к нему, зная к тому моменту о Капитане абсолютно все: от бытовых привычек до деталей каждой спецоперации, в которой Капитан когда-то заработал свои шрамы.
А единственным, что позволили узнать самому Стиву, оказался нелицеприятный и катастрофически неправильный для существующего мироздания факт - Солдат его абсолютно, тотально, железно ненавидит. Впрочем, как и все остальное.
***
Те, кто думал, что Солдат - игрушка в руках ГИДРЫ: вымученная, измученная, а потому безвольная, ошибались. Это становилось понятным сразу, стоило задержаться рядом с Зимним дольше минуты, не будучи им убитым. Нет, Солдат не был безумным, не жаждал крови всех и каждого, просто желание мести за все то, что с ним когда-то сотворили, сделало из него настолько хладнокровного убийцу, что это оказалось куда страшнее, чем любая ярость, которую так или иначе можно усмирить, любой гнев, который так или иначе можно выплеснуть.
С тихой ненавистью к миру, который его не пожалел, справиться было не по силам. Переубедить - не по силам. Выбить кулаками - априори не тот подход. Да и Солдат пришел не потому, что когда-то какой-то Баки был кем-то важным для Капитана, и теперь Солдат благородно пытался его воскресить, нет. Он пришел даже не за помощью, скорее, равноправным сотрудничеством, при котором Капитан обеляет его в глазах общественности, играя на прежней дружбе и верности, а Солдат методично помогает избавляться ЩИТу от баз и агентов ГИДРы в обмен на доступ к данным самого ЩИТа. Согласившись, Фьюри подписал смертный приговор сотням, но кто станет вести списки, когда по вине ГИДРы погибло не меньше?
***
Стива откровенно коробило от всего этого. Нет, он даже мечтал, чтобы Солдат исчез и никогда больше не возвращался. Или, может, даже случайно погиб на задании. Странные мысли для человека, воюющего за правильную, добрую сторону, так? Но иначе не получалось. Все, что делал Солдат, вызывало в нем волну протеста, волну гнева.
Ответную волну ненависти.
Он никогда прежде не задумывался, что может так ненавидеть. Что будет так ненавидеть. Ненавидеть собственного друга, оплакать смерть которого когда-то так и не сумел, простить за которую себя так и не решился. Пережить воскрешение которого оказалось не по силам. Ненавидеть не тех, кто с ним это сделал. К ним претензий не было. Больше не было. Какие претензии могут быть к мертвому? Ненавидеть самого Баки.
Хотя называть это существо именем Баки тоже было неприятно, как и ассоциировать это равнодушное лицо с тем, которое улыбалось ему когда-то. “Я хочу, чтобы ты умер”. Как же было бы приятно наконец сказать ему эти слова. Но правильная сторона такого не говорит, так? И Стив терпел. Терпел и ненавидел.
А потом Солдат наконец исчез. А Фьюри поставил такую нужную Стиву красную печать на его дело, приписав на полях чуждое всем болевым точкам Капитана “Призрак”, и оставалось только отмахиваться от ненужных новостных сводок Сокола и игнорировать Романову, внезапно ставшую такой сентиментальной и восприимчивой к трагедиям прошлого, но все это больше не отнимало ни сил, ни нервов.
***
Слушать распинавшегося о морали Альтрона было смешно. Человечество само истребит себя своими же руками? Само втянет себя в войну своей ненавистью и жаждой разрушения? Ни одна война, пришедшая к тебе домой, не страшнее той, что вышла из твоего дома.
Капитан прижимает щит и первым кидается в атаку. Что может быть ироничней, чем снова полечь за мир, на который тебе катастрофически наплевать?
28 апреля 2015
========== Больной ==========
- Роджерс, ты просто больной, - качает головой Солдат, оглядывая комнату, доверху забитую всякой драгоценной для Капитана херней, призванной вернуть ему воспоминания. Это похоже на музей одного человека, и Солдат отдал бы вторую руку на отсечение, лишь бы избавиться от необходимости его посещать. Но это условие, за выполнение которого ему даруют свободу, насколько это вообще возможно в современном мире, где, чтобы держать тебя в поле зрения, можно не выходить из комнаты, и у него нет выбора.
Он поднимает альбом с пола, брезгливо отшвыривая его подальше: сколько раз Стив рисовал всякие ненужные и неинтересные Зимнему мелочи, буквально вытряхивая из него крупицы воспоминаний, превращая желание вспомнить в пытку, равнозначную обнулению. Роджерс не понимал, что делает только хуже, требуя от Солдата того, что тот не мог ему дать, дружбу, на которую больше - во всяком случае пока - тот не способен. Не понимал, что всеми этими попытками стать ближе только расшвыривал их по разным углам существования без возможности пересечься, потому что забота Капитана стала удушливой могилой, из которой хотелось выбраться, защита - каменным мешком, да, безопасным, но ограничивающим свободу Солдата со всех сторон, привязанность - цепью, которую так просто не разорвать, и объяснить ему, что “Баки” всего лишь имя, которое уже ничего не значит, у Солдата не получалось.
Будь они животными, его загривок вставал бы дыбом в те моменты, когда Стив проскальзывал в комнату вслед за ним, а выгрызать эту снисходительную ласковость было бы проще зубами, чем молчанием, которое давалось ему так нелегко.
- Ты уверен, что это необходимо? - Солдат спрашивает это каждый чертов раз, но ответ Стива неизменен, и Зимний знает каждое слово, которое тот сейчас произнесет.
- Давай же, Бак, дружище, мы уже проделали такой путь, осталось совсем немного, ты скоро все вспомнишь, - Солдат шевелит губами одновременно с Капитаном, и это похоже на чудовищный чревовещатель с чужой рукой, зажимающей его глотку. Он не уверен, что вся эта ностольгическая херня вообще ему когда-нибудь пригодится, да и до Капитана Зимнему нет дела. Только вот приходится терпеть, изо дня в день слушая одно и то же, одно и тоже, без возможности донести, что это не он, Солдат, сломан, это Стив функционирует абы как без друга за левым плечом, это Стив нуждается во всем том, чем он пичкает Зимнего, это не у Солдата проблемы. Солдат цел, как никогда прежде, и от свободы его отделяет только эта чертова красная нить, протянувшаяся через годы и связавшая не тех, кого нужно.
Зимний помнит все из своей прошлой жизни, а еще он знает, что не признаваться в этом куда правильней, чем рассказать правду, потому что пока Роджерс чинит его, он безопасен, он не свихнулся полностью. Капитана держит его задание, и если это задание - починить друга, то так тому и быть. Стива ломали слишком долго, и воскресить его теперь вряд ли кому по силам. Бремя долга не сгибает человека, оно прессует его стотонной глыбой, оставляя от него кровавую лужу памяти о тех, кого он потерял, пока его нес. И лучше так, доломать до конца, чем пытаться собрать Капитана из осколков его прошлого. Поэтому он говорит:
- Это ты меня бросил. Ты оставил погибать там, в ущелье. Ты не вернулся за мной, и все это твоя вина, - и с каждым его словом в Роджерса словно забивают гвоздь. Только вот Стив должен быть ему благодарен: в один прекрасный день гвоздей станет так много, что для боли не останется места. Зимний знает, как это работает. Помнит, как выжигали Барнса.