Страница 116 из 176
(*здесь — бонусная сцена, см. далее))
— Тургон, я всё равно не понимаю. Ну как ты это себе представляешь? — спросил Карантир. — Как мой отец смог бы сделать эту самую оболочку из кости? Кости — по крайней мере кости большинства зверей, людей, да и, наверное, эльдар — твёрдые и раскалываются, если надавить на них. Их трудно даже резать без специальных инструментов. Как можно сформировать из них несколько октаэдров без видимых швов? Тем более если они прозрачны.
— В отличие от дяди Финарфина, я не видел, как Феанор делал их, но сейчас покажу, как это, по моему мнению, должно было быть.
Тургон достал большой лист бумаги, уголь и линейку.
— Я долго думал об этом, — продолжал он, проводя странные изломанные линии, — и пришёл к выводу, что если айнур приобретают физический облик, спускаясь в Арду, то у этого физического облика должна быть какая-то основа. Да, говорят, что физический облик для айну — всё равно, что для нас платье, но у одежды тоже есть своя форма, сделанная по выкройке, швы, подкладка и застёжки. Если у айнур есть костяк, то он, думается мне, должен обладать свойствами мягкого металла наподобие свинца — или того же стекла: когда айну меняет облик, то и эта основа тоже должна менять форму. Поэтому кости айнур должны поддаваться ковке и сгибанию. Был ещё один момент, который окончательно подтвердил мои предположения. Ты, Майрон, наверное, слышал от нашей общей знакомой Нан рассказ Унголианты о том, как она побывала в Форменосе вместе с Мелькором. Ты помнишь, что когда они ждали у дороги, ей показалось, что вроде даже падалью какой-то запахло? Я уверен, что оболочка Сильмариллов должна была пахнуть для неё именно так: ведь это часть тела кого-то из айнур, а Унголианта должна быть очень чувствительна к такого рода запахам, раз она поедает других. Если честно, Майрон, я думаю, что руки твоего хозяина, конечно, действительно могли сгореть из-за того, что камни были благословенными и должны были приносить несчастье тому, кто владеет ими не по праву, но, возможно, какую-то роль в этом сыграло и прикосновение к этой изменённой, сплавленной кости: ведь у него не только обгорели руки — его собственные кости лишились гибкости, и не позволяют ему изменять внешние очертания тела.
Тургон продолжал сосредоточенно чертить и потом стал ещё что-то обрисовывать.
— Смотри. — Тургон достал и развернул три куска толстой синей бумаги. — Это развёртка — точная проекция граней Сильмарилла на плоскости, которую сделал для меня Майтимо. Их три. Теперь посмотри на мой чертёж.
Пенлод уже видел этот чертёж, но он тоже внимательно всмотрелся.
— Это какая-то башня с зубцами? — спросил Аракано.
— Скорее похоже на ворота, — сказал Пенлод.
— Мне кажется, что это большая печь, — с сомнением сказал Майрон.
— Твоё предположение мне нравится, но нет, — сказал Тургон. — Посмотрите теперь на то, как сюда укладываются грани камней.
Тургон выложил на свой рисунок чертежи Сильмариллов. Они поместились внутри него, не заходя на то, что Майрон счёл устьями печи. Тургон добавил к рисунку несколько штрихов, потом вырезал его из бумаги, сделал в нём несколько отверстий и сложил.
— Ты видишь, Майрон? Это череп. Они вырезаны из него. Череп этот несколько крупнее нашего, как у валар и многих айнур в их естественном виде, и Сильмариллы укладываются сюда идеально.
Пенлод, когда в первый раз увидел рисунок Тургона, тоже принял отверстия глазниц за ворота, а зубы — за зубцы или гигантские жемчужины, украшавшие некогда врата Гондолина.
Пенлод представил себе Финарфина, который заглядывает в мастерскую Феанора — он даже знал, откуда, — забравшись на стропила смежной кладовой и вытащив досочку из неплотной стены между кладовой и мастерской. Представил себе, как Финарфин смотрит в щель и видит в темноте мастерской Феанора, видит, как радостно сверкают у старшего брата глаза, видит в его руках — что? Молоточек, долото, раскалённые докрасна щипцы? А перед ним на столе — светящийся голубым светом полупрозрачный череп, череп больше, чем голова любого из квенди.
Пенлод понимал, что Финарфин лукавил, утверждая, что, отдавая Сильмариллы Мелькору, пытался спасти семью от беды… но ведь в его словах была и большая доля правды. Разве можно было не прийти в ужас, видя это?
Белый бумажный череп в руках Тургона смотрел на них своими прорезанными глазницами. Майрон щёлкнул пальцами и он вспыхнул огненным облаком; Тургон едва успел убрать руки.
Тургон медленно, почти лениво смахнул пепел со своих пальцев и вытер их платком.
Майрон молчал.
В глазах у Маэдроса потемнело. Совсем тёмным стало небо, фонтан превратился в бездонный колодец. Он опёрся о руку Маглора и увидел, что тот на грани обморока.
— Как тут стало душно, — сказал Гельмир, — мне как-то уже нехорошо. А тебе, Арминас?
Светловолосый эльф пожал плечами и презрительно отвернулся.
— Тургон, ты ведь сам не видел, как именно Феанор это сделал. Так почему это должен был быть именно череп? — сказал Кирдан. — Ведь Феанор мог и переплавить кости, раз они похожи на свинец или стекло.
Ему ответил Майрон, ещё немного покрутив осколок в руке:
— Видишь ли, я не экспериментировал конкретно с этим материалом, но какую температуру и в течение какого времени могут выдержать тела айнур, я представляю. У себя в мастерской Феанор просто не смог бы получить температуру, необходимую для плавки — у него не было нужного оборудования. Хотя Маэдрос и отказался в своё время отвечать на наши вопросы по поводу изделий своего отца и его методов работы, другие ученики Феанора оказались более сговорчивы, — криво усмехнулся он. — Я практически уверен, что это ковка и что предположение Тургона абсолютно верно. Резать и ковать плоский лист — свод черепа — и придавать ему форму было гораздо проще, чем пытаться расплавить другие кости. Хотя лопатки и тазовые кости тоже более-менее плоские, и их тоже можно было попытаться выковать в нечто подобное — размера, думаю, хватило бы… А разреши-ка мне, Кирдан, уточнить смысл твоего вопроса? Ты хочешь сказать, что если это была кость руки или ноги, то её обладатель мог бы остаться в живых и значит, никто из Валар не может быть виновен в убийстве собрата? Стало быть, отрубать руки и делать из них украшения можно? Вообще-то я и сам всегда так думал, да и оркам и людям с Востока советовал то же самое. Но, к сожалению, вот этот кусок, который остался у Маглора, очень похож на тазовую кость. Жить, когда у тебя выпилен кусок черепа, вполне можно, но если тазовая кость погнута и распилена на мелкие кусочки — то это, скорее всего, означает, что её обладатель прекратил своё физическое существование.
— Минуточку, — подала голос Луинэтти, — Макалаурэ, а ты ведь при мне говорил, когда показывал осколок: «это я его нашёл, к сожалению». Если ты его нашёл, то ты ведь должен был видеть этот самый скелет и представляешь, как именно Феанор разделил его?
— Да, Макалаурэ… — хрипло выговорил Майтимо, — ты же много путешествовал с отцом. Вы вместе… я всегда знал, что вы были вместе, когда нашли материал для Сильмариллов. Ты ведь не мог не понять, что это.
Маглор сплетал и расплетал пальцы, не глядя на брата.
— Да, его нашёл я. Но я ничего не знал!.. Мы достигли западного берега Амана и ехали вдоль него на север. Я думаю, это было не так далеко от наших мест, мест, где потом отец построил Форменос. Там был большой полукруглый залив, который обрамляли две огромных скалы. Песок на берегу этого залива, между скалами, был не таким, как на всём побережье до и после этого. Песок был тёмно-алым. Я тогда был ещё почти ребёнком, мне было лет пятнадцать, я думаю, может быть — меньше. Отец сначала боялся отпускать меня, потом позволил погулять вдоль берега. И я увидел, что среди камней что-то блестит. Я потянулся и подобрал это — это был тот осколок, который лежит у меня в ларце. Я увидел дальше разлом, который тоже блестел, но не понял, что это. Подозвал отца. Он подошёл, стал смотреть, немного разрыл песок и сказал мне, чтобы я отошёл подальше и не мешал ему. Потом он всё закрыл и положил сверху большой камень. Потом отец возвращался туда…