Страница 15 из 160
натыкается взглядом на меня. Они едва не лезут у него на лоб:
– Рядовой, что вы себе позволяете?!
– Ничего, – невинным голосом отвечаю я. – Вы ведь разрешили мне не смотреть на экран, вот я и
сел тут.
Думаю, излишне говорить, что письмо домой писал уже с гауптвахты.
***
И жизнь вот так пройдет
В заботах и тревогах.
В мечтах, забвеньях мимолетных,
В путях далеких и дорогах…
***
Группа ребят вернулась из командировки в Пермь: получали там новые ЗИПы. Останавливались в
заводском общежитии, о котором по всем ракетным арсеналам страны идет еще та слава.
Живущие там девушки не оставляют разочарованным ни одного защитника Родины, без боя
сдавая им все рубежи.
В принципе, в этом нет ничего ни предосудительного, ни любопытного. Если бы не одна деталь. В
Перми перед уходом от девушки, с которой провел ночь, принято оставлять автограф. И не где-
нибудь, а на матрасе. Исписаны они, рассказывали ребята, с обеих сторон – живого места
практически нет.
Интересно, как часто исчерканные поклонниками вдоль и поперек постельные принадлежности
приходится менять?
***
Снова не нашел общего языка со старшиной Дзядевичем (редкостная сволочь!). Грозился
доложить комбату. А это значит, опять гауптвахта. Слава богу, что существует медсанчасть и
солдатские уловки на все случаи жизни.
Залечь на стационар особого труда не составляет. Для этого нужно, к примеру, взять кусочек
сахара-рафинада, накапать на него изрядно йода и примерно за двадцать минут до того, как начнет
осматривать врач, проглотить. Повышенная температура – обеспечена.
Другой вариант «закосить». Три ложки соли на стакан воды плюс достаточная сила воли, чтобы
эту невероятную гадость выпить. От величины вашего артериального давления врач ошалеет.
Потом, уже лежа в санчасти, сию процедуру не возбраняется время от времени повторять.
Наблюдая, как сходят с ума медики, не понимая, отчего давление у пациента так скачет.
Наиболее отчаянные из ребят вытворяют и номера покруче. Так, рядовой Лукашин, задумав лечь
на операцию, хорошо изучил симптомы аппендицита. И склонял составить ему компанию, без
устали повторяя:
– Главное, когда врач станет нажимать тебе на живот, не стони. Стони, когда он будет отпускать.
У меня смелости для подобного трюка не хватило (Лукашину операцию таки сделали, освободив
на месяц от службы, чего он, собственно, и добивался). Я же и в этот раз остановился на менее
болезненных сахаре и йоде.
***
Люди часто завидуют чужому счастью, не замечая, что этим самым делают несчастными себя.
***
Ну и приколисты служат в Вооруженных Силах! В воинскую часть прибилась немая девушка: видимо, ушла от родителей. Ну, ребята ее, конечно же, напяливают регулярно, подкармливая за
это. И вот как-то охочих нашлось очень много, а дама уже устала более чем изрядно. Как обычно в
таких случаях, она начала мычать и показывать рукой в сторону: мол, отвезите меня за пределы
части. Неудовлетворенные половые гиганты из автопарка (а дело происходило именно там) придумали способ, как одним выстрелом убить двух зайцев. Подогнали кунг (крытая машина), положили в него девушку. Забрались внутрь и те, кто еще не успел или жаждал по второму разу.
Водитель сел за руль, включил двигатель и тронулся с места. Но ехал он… по кругу вокруг
гаража. А ребята внутри продолжали сексуальную экзекуцию. Немая повернет голову набок и
видит в окошко, что машина движется: значит, везут. Ну, а что всадники с нее не слазят – так не
дура же, понимает, что харчи ведь отрабатывать нужно.
1971 год
Январь. Косулино. Очередная самоволка (сколько их было за службу – не сосчитать). После отбоя
ухожу, не скрываясь. Ведь дневалит салага, а я – старик.
Проходит около часа. Мы распиваем уже третью бутылку. Вдруг стук в дверь. Замолкаем. Снова
стук. Чтобы это значило? За дверью раздается голос моего дружка Мишки Рассказова: «Николай, тебя ищут!». И снова – тишина.
Быстро собираюсь и, оглядываясь во все стороны, пробираюсь к части. Перемахиваю через забор.
Рядом – другая рота. Осторожно заглядываю в окно дневального. Там – знакомый сержант.
Захожу. Он таращит на меня глаза – глубокая ночь все-таки.
– Дай позвоню нашему дневальному, – киваю на телефон. – Меня якобы ищут, хочу узнать что к
чему.
– Валяй, звони! – машет рукой сержант, хотя и сам рискует уже хотя бы тем, что должен меня
задержать.
Набираю номер. Трубку, естественно, поднимает тот же салага.
– Что, меня ищут? – спрашиваю.
– Ищут, ищут, Сухомозский! – раздается в трубке голос ротного (как я забыл, что параллельный
телефон стоит у него в кабинете? С другой стороны, откуда мне было знать, что в три часа ночи
офицер находится на службе). – Давай, мотай сюда, мы тебя уже давно ждем!
Вылетаю из чужого помещения. И – кроткими перебежками – к своему: сдаваться не намерен.
Подбираюсь к окну, у которого спит Мишка Рассказов. Несмотря на собачий холод, начинаю
сбрасывать с себя одежду, пряча ее в ближайшем кусте. Параллельно тихонько стучу, понимая, что дружок после того, как меня предупредил, уснуть еще не успел. Он поднимает голову, подходит к окну и открывает его. Я забираюсь внутрь. Мишка коротко обрисовывает ситуацию: здесь сейчас, кроме ротного, еще и старшина; злые, как черти.
И тут я замечаю, что пустующую кровать: ее владелец в наряде. И говорю другу:
– Я сейчас на нее ложусь и делаю вид, что сплю. А ты иди к командиру и скажи: так, мол, и так, спал, проснулся, пошел в туалет. По дороге спросил у дневального, что за шум или мне
показалось. Он ответил, что ушел в самоволку Сухомозский и его ищут. А какая, товарищ
командир, может быть самоволка, если он весь вечер проболтал со мной в расположении нашего
взвода, да и остался спать на свободной кровати. А кто не верит, пусть идет посмотрит.
Мишка с такой идеей согласился (в горячке я не учел тот факт, что разговаривал с ротным по
телефону, а Рассказов этого вообще не знал) и отправился «валять дурака».
Я лежу «сплю». Слышу шаги: по голосам узнаю – старшина и Мишка.
– Видите, – продолжает спасать меня друг. – Вон он на кровати! Как лег с вечера, так и лежит.
Старшина подходит и начинает бесцеремонно дергать меня за ногу:
– Вставай! И наверх – к ротному!
Я долго протираю глаза, страшно «удивляюсь», что нахожусь не у себя во взводе на втором этаже, а на первом, потом «вспоминаю», что болтал здесь с другом и решил остаться.
Старшине моя комедия надоедает, и он злобно шипит:
– Или ты мигом одеваешься и идем к командиру, или я даю команду «Подъем!». Посмотрим, как
ребята тебя за это поблагодарят.
Я с обиженным видом поднимаюсь, продолжая так же недоуменно хлопать ресницами. И тут
вспоминаю, что моя форма, включая сапоги, остались в кустах на улице. Не растерявшись, беру
Мишкину и с трудом натягиваю. Мы уходим, и старшина роняет сквозь зубы:
– Ты, Рассказов, тоже одевайся и поднимайся наверх, защитник хренов!
Уже на полдороги мой сопровождающий замечает, что не сходящаяся на мне гимнастерка явно с
чужого плеча.
– Ты чью форму напялил? А ну, пошли назад – наденешь свою.
Мы возвращаемся в расположение Мишкиного отделения. И оба видим, что его кровать… пуста.
Нигде моего кореша нет. Тут старшина замечает открытое окно.
– Е…, – ругается он.
Я его понимаю: во время разборки ЧП в присутствии двух командиров уйти в самоволку – это
больше чем круто. Хотя я знаю правду. Мишке ведь, дабы подняться к ротному, как велел