Страница 10 из 12
Таким образом, развитие информационного общества предполагает катастрофический «разрыв непрерывности», т. е. Обрыв существующего тренда в результате изменений в состоянии общества.
Что же касается развития именно Soft Power, то перспективы ее скорого конца звучат уже сейчас. В ходе изменения международной обстановки в конце 2013 – начале 2014 г., прозвучали (в том числе и из уст премьер-министра Российской Федерации Д. А. Медведева) заявления о конце «эпохи мягкой силы» и начале «мужского разговора». Однако активность информационной войны, в том числе касающейся имиджа какой-либо из сторон (а их много), показывает, что инструментарий мягкой силы остается на вооружении (будем считать это употребление слова метафорой).
Тем не менее многие авторы прочат Soft Power близкий конец. Так уже упоминавшийся С. Хелемендик пишет: «Есть основания подозревать и надеяться, что эпоха Soft Power клонится к закату. Это не значит, что станет лучше. Но может появиться что-то новое и не обязательно американского происхождения. Soft Power есть продукт мира денег, который тоже на закате. Если упрощенно, Soft Power, как и многие другие американские продукты, оперирует с деньгами и на основе денег. Их, денег, скоро не будет. В том виде, в каком мы все их, деньги, знаем. Это значит покупать будет не на что – ни агентов влияния, ни СМИ» (http://www.chelemendik.ru./ShowDoc.php?d=620).
Автор связывает «конец мягкой силы» с концом «денег в том виде, в каком мы их знаем», при этом подчеркивая именно «продажную сущность» Soft Power. Мы видим разные возможности существования мягкой власти, которые не сводятся к «покупке» СМИ или НКО.
И все-таки изменения общественного устройства, которые в последнее время ожидают – кто-то с радостью, кто с ужасом, – несомненно, скажутся и на способах управления, в том числе – с помощью того инструментария, который сейчас связывается с понятием Soft Power.
Литература
1. Борисова Е. Г. Информационное потребительство как институт постиндустриального общества // Диалог культур: ценности, смыслы, коммуникации: XIII Международные Лихачевские научные чтения. – СПб: СПбГУПб 2013б. С. 585–589.
2. Дмитриев Т. Очарование «мягкой силы». Соединенные Штаты теряют культурно-идеологическое влияние в мире // однако. 2005. № 10 (61).
3. Хелемендик С. Soft Power – мягкая сила «made in USA» // Expert Online. 06.02.2009.
4. Luhma
5. Nye J. S., Jr. Bound to Lead: The Changing Nature of American power. N.Y.: Basic Books, 1990.
Часть 2. Мягкая сила в современной политике
Д. А. Медведев. Реализация ресурса «мягкой силы» во внешнеполитической стратегии России
В условиях формирования военно-стратегического паритета в середине XX в. и резкого снижения вероятности открытого вооруженного конфликта между крупными геополитическими игроками особую актуальность приобретают методы «несилового» воздействия в сфере международных отношений и, как следствие, обостряется необходимость научного осмысления изменения управления сложными социально-политическими системами и процессами с применением набора технологий, именуемых «мягкой силой».
Социально-политическая реальность международных отношений представляет собой многообразие форм обмена деятельностью и ее результатами. Изучение подобной сложной реальности становится неотделимо от изучения детерминирующей этой реальности социокультурной специфики и мировоззренческих интерпретаций явлений и процессов современности. Требуется перейти в иную парадигму отношений, фундированную философским видением новой реальности.
Субъект-объектная модель управления, сформированная в классической научной рациональности, не учитывала связность ценностно-мировоззренческих установок субъектов и особенностей среды их жизнеобеспечения. Позднее неклассическая и постнеклассическая научные рациональности интегрировали коммуникативные и ценностно-целевые структуры в управленческий процесс и предложили модель управления «субъект-субъект» и «субъект-среда». Постнеклассическая парадигма предполагает отказ от «жестких» паттернов воздействия, переводит коммуникативное управление развитием объекта в преимущественно латентные, точечные, «средовые» формы [1]. Сутью коммуникативного процесса (по А. Н. Леонтьеву, Г. М. Андреевой, А. А. Брудному, А. П. Назаретяну) становится выработка общих, универсальных смыслов.
Феномен «мягкой силы», находящийся в центре дискурса о невоенной мощи государства, – это вид латентного управления сверхсложными системами. Ресурс «мягкой силы» формируется, в первую очередь, в сфере идеального, в системе ценностей, идей и установок общества. Представляется актуальным изучение специфики этого ресурса, в частности места и значения ценностно-мировоззренческого компонента в формировании внешнеполитической стратегии России.
Отношения между акторами международно-политической системы существуют преимущественно в форме сотрудничества или соперничества. Современная виртуализация политического пространства приводит к вытеснению традиционных форм международных связей в символические сферы их реализации, где и в чем, собственно, и проявляется феномен «мягкой силы» как властной претензии на захват смысловой сферы отношений. Достижение политических целей в таком случае обеспечивается путем манипуляции общими смыслами – ключевым ресурсом конструирования социальной реальности и достижения «желаемого будущего».
Виртуализацию и социально-коммуникативную обусловленность международно-политической среды подчеркивают теоретики школы «новой (критической) геополитики». Они акцентируют внимание международного научного сообщества на проблемах социокультурного и мировоззренческого характера, предлагая заниматься изучением «карт смыслов и значений не в меньшей степени, чем картами государств» [2].
Дж. Най определяет «мягкую силу» как «внешнеполитический ресурс особого рода, способность привлекать других, чтобы они желали того, что хочешь ты» [3]. Деятельность субъекта управления в работах Ная описывается исключительно как конструктивная, направленная на формирование стратегических контуров и целей (аттракторов), которые «привлекут» других акторов международно-политической системы.
Тем не менее, «мягкое» воздействие не ограничивается исключительно конструктивным воздействием. Одним из условий «привлечения другого» является его дезинтеграция как стратегического субъекта, уничтожение его субъектности (самостоятельности, независимости) как таковой. Лишенный собственных ценностей, целей, идеалов (аттракторов-состояний развития), объект «мягкого» воздействия «примыкает» к аттрактору, который предложен ему источником «мягкого» влияния.
Деструкции подвергается, в первую очередь, ценностно-мировоззренческое поле социума. Как поясняет Дж. Най, «мягкая сила – это не просто влияние… и нечто большее, чем убеждение или способность направлять людей аргументами. Мягкая сила образуется в значительной степени из наших ценностей» [4]. Иными словами, через каналы международной коммуникации происходит воздействие на духовные ценности и жизнеутверждающие идеалы объекта на уровне массового сознания (включая массовое бессознательное). С помощью корректировки или полной замены целевых и аксиологических установок общества и индивида происходит их адаптация в соответствие с целями субъекта воздействия.
Для того, чтобы формируемое у объекта управления влечение к иным ценностям стало его мотивацией к проектируемым действиям, в структуре «мягкой силы» находится механизм перекодирования смыслов, изменения интерпретации реальности путем воздействия на бессознательную, архетипическую призму восприятия реальности.
В этой связи отмечается сходство (и, возможно, преемственность) принципов «мягкой силы» с методологией «управляемого хаоса» (controlled или guided chaos). Как и «управляемый хаос», «мягкая власть» стимулирует деструктивные тенденции в объекте воздействия с целью поддержания его «бессубъектности», обеспечивающей эксплуатацию объекта управления в интересах источника влияния. «Последствия от воздействия такого “мягкого” оружия по масштабам вполне соизмеримы с принятыми представлениями о воздействиях оружия массового поражения» [5].