Страница 11 из 12
По нашему мнению, именно культурно-смысловая экспансия детерминирует иные элементы ресурса «мягкой силы» – вес авторитета, степень доверия и лидерства, репутационный капитал и т. д. Ценностно-мировоззренческий компонент, т. е. система целевых и аксиологических установок личности и социальной группы, представляется ключевым в структуре ресурса «мягкой силы», интегрирующим на этой основе другие инструменты влияния (экономическое, образовательное и др.).
В этой связи, внешнеполитическую стратегию государства пред лагается анализировать, акцентируя внимание на том культур но-мировоззренческом влиянии, которое она оказывает на иных акторов мировой политики. Источником этого влияния является смысл (по А. Адлеру и К. Г. Юнгу) как базисное интегральное образование, детерминирующее содержание и направленность всей жизнедеятельности индивида или социального организма (в том числе государства).
Стратегические смыслы-ценности (суверенитет, справедливость, свобода, коллективизм, вера и т. д.), которые, по мнению автора, конструируют политическую стратегию, представляют детерминирующее содержание и стратегическую направленность развития субъекта стратегирования. Стратегический смысл может представлять модель социально-политического развития, включающую основополагающие принципы, ценности и цели долгосрочного развития, к примеру, модель многополярного мира, основанного на верховенстве международного права.
На сегодняшний день потенциал «мягкого» влияния российской внешнеполитической стратегии использован ограниченно. Трудно не согласиться с мнением С. Караганова, что «Россия обладает удивительно малой привлекательностью для внешнего мира. Уважают ее исключительно как сильного игрока» [6]. Помимо экономической, продовольственной и иной зависимости после распада СССР, Россия до недавнего времени была и реципиентом установок, ценностей и смыслов извне.
Стоит отметить, что в обновленной Концепции внешней политики Российской Федерации (2013 г.) упомянута актуальность развития ресурса «мягкой силы» и перечислены ее инструменты, а именно «возможности гражданского общества, информационно-коммуникационные, гуманитарные и другие альтернативные классической дипломатии методы и технологии» [7]. В качестве модели стратегического развития предложена модель полицентричной системы международных отношений, основанной на международно-правовых принципах неприменения силы. Данные ориентиры поддержаны многими партнерами России в рамках БРИКС, G20 и др. Можно сделать вывод о перспективности целей и об их позитивном стратегическом потенциале.
Тем не менее, сформулировав приемлемую и поддерживаемую мировым общественным мнением структуру будущей системы отношений, разработчики не наполнили документ куль турно-мировоззренческим содержанием. В определенной степени эта брешь заполняется озвученными в декабрьском, 2013 г., Послании Президента Российской Федерации Федеральному собранию ценностными ориентирами во внешнеполитической деятельности «по защите традиционных ценностей и гуманистических взглядов общества» [8]. Тем не менее использования ресурса «мягкой силы» в реализации внешней политики России не ясны.
По нашему мнению, для противодействия «мягкому» влиянию геополитических соперников и осуществлению собственного стратегического «мягкого» воздействия необходимо освоение методов ситуативного стратегирования во внешней политике. Ситуативный паттерн управления предполагает точечное «средовое» воздействие в критических точках (точках бифуркации) и формирование будущих желаемых ситуаций (аттракторов-состояний), к которым будет непроизвольно восходить объект управления.
Интеллектуальность и динамичность ситуативных схем принципиально отличает их от «тоталитарных» схем жесткого воздействия и контроля над объектом. «Ситуативность» в данном подходе представляет собой антипод постситуационного реагирования и предполагает воздействие на среду для возникновения запланированных ситуаций или вытеснение одних ситуаций другими.
Необходимость использования ментального и культурно-ценностного подходов к стратегированию обусловлена тем, что мирополитическая среда «полисубъектна» и включает в себя наряду с субъектами различного рода также ценности и историческую память, которые «запакованы» в коллективном бессознательном.
Использование ситуативного моделирования, по нашему мнению, обеспечит интеграцию ценностно-мировоззренческих доминант в процессы стратегирования, увеличение влияния «мягкой силы» и удовлетворение стратегических интересов России.
Литература
1. Назаретян А. П. Нелинейное будущее. Мегаисторические, синергетические и культурно-психологические предпосылки глобального прогнозирования. М.: Изд-во МБА, 2013.
2. O’Tuathail G., Dalby, S. Introduction: Rethinking geopolitics: Towards a critical geopolitics. London: Routledge, 1998. P. 4.
3. Nye J. Jr. The paradox of American power: Why the World’s Only Superpower Can’t Go It Alone. Oxford University press, 2002.
4. Nye J. Jr. Limits of American power // political Science Quarterly. 2002/2003. Vol. 117. № 4.
5. Лепский В. Е. Рефлексивный анализ технологий управляемого хаоса как оружие разрушения субъектности развития // Рефлексивные процессы и управление. 2010. Т. 10. С. 20.
6. Караганов С. Зачем оружие? // Россия в глобальной политике. 2012. Т. 10. № 5. Сентябрь-октябрь. С. 17.
7. Концепция внешней политики Российской Федерации (Утверждена Президентом Российской Федерации В. В. Путиным 12 февраля 2013 г.) // Сайт Министерства иностранных дел РФ. URL: http://www.mid.ru/brp_4.nsf/0/6D84DDEDEDBF7DA644257B160051BF7F
8. Послание Президента Российской Федерации Федеральному собранию 12 декабря 2013 г. // Сайт Президента Российской Федерации. URL: http://kremlin.ru/transcripts/19825
Е. Н. Пашенцев. Стратегическая коммуникация США в латинской Америке: цели и методы
Латинская Америка представляет стратегический интерес для ведущих держав мира с геополитической и экономической точек зрения. При этом необратимо уходит в прошлое эпоха, когда латиноамериканские страны, будучи формально независимыми, могли позволить себе, в лучшем случае, выбор той или иной модели клиентализма, того или иного геополитического «патрона». В условиях реально и небезболезненно складывающегося многополярного мира, системного кризиса мировой финансовой системы, обострения экономических и социально-политических противоречий доминантная линия развития латиноамериканских стран проявляется в стремлении к укреплению своего государственного суверенитета, преодолению социально-экономической отсталости.
Все новые государства принимают деятельное участие в широкомасштабных программах модернизации в регионе. Соответственно ослабевает роль США в военно-политической и экономической сферах жизни Латинской Америки, что усугубляется ростом негативного отношения латиноамериканцев к своему северному соседу. Так, согласно отчету, подготовленному по заказу влиятельного Совета по международным отношениям[54], в 2002 г. 82 % венесуэльцев, 34 % аргентинцев и 51 % боливийцев воспринимали США положительно, то уже в 2007 г. эти показатели упали до 56 %, 16 % и 43 % соответственно[55]. Другие исследования дают и более отрицательные для США результаты.
В период пребывания у власти администрации Дж. Буша Латинская Америка находилась на периферии интересов США. При этом в различных правительственных документах и заявлениях ответственных деятелей администрации создавался крайне неприглядный образ региона как прибежища террористов, наркоторговцев и преступных групп, которые находят приют в прилегающих к США районах. «они смотрят, ищут области уязвимости, слабости, прорехи в нашей коллективной безопасности»[56], – подчеркивал министр обороны США Дональд Рамсфельд в 2004 г.
54
Совет по международным отношениям (The Council on Foreign Relations, CFR) был основан в США в 1921 г. и строится на беспартийной основе как интеллектуальный и издательский центр. Он насчитывает более 4300 членов, включая высших правительственных чиновников, лидеров бизнес-сообщества, известных ученых, признанных журналистов, видных юристов и других выдающихся представителей некоммерческого сектора.
55
U. S.-Latin America Relations: A New Direction for a New Reality. Council of Foreign Relations, Washington, 2008. P. 7.
56
Ramsfeld D. Defense Secretary. Ministerial of the Americas. // Defense Secretary. 17 November 2004 / U. S. Department of Defense. URL: www.defense.gov/transcripts/transcript.aspx?transcriptid=2175