Урановый рудник

— И мне! И мне очень приятно! — чему-то обрадовался Завальнюк. — Вы не представляете, какое это счастье — встретить в здешней глуши интеллигентного, воспитанного человека! Хотя мне почему-то казалось, что вы назоветесь не Алексеем Андреевичем, а отцом Алексеем…

— Вы далеко не первый, кто впадает в подобное заблуждение, — улыбнулся Холмогоров. — Увы, я лицо светское, хотя имею к церкви непосредственное отношение.

— Это как же? — заинтересовался Колобок, но тут же спохватился: — Простите, я не имею права лезть в душу, приставать с расспросами, мы ведь едва знакомы… Если это секрет…

— Никакого секрета нет. Я состою личным советником при Патриархе…

— Каком Патриархе?

— Московском. И всея Руси, разумеется.

— Разумеется, — тупо повторил Завальнюк. Он был сбит с толку, и этого обстоятельства не мог скрыть даже накомарник. — То есть, что я говорю — разумеется? Ничего не разумеется! Во всяком случае, для меня. Личный советник Патриарха — это же о-го-го! У меня прямо мурашки по спине от такого словосочетания. Как же вас занесло в эту дыру? То есть это, опять же, не мое дело, но вы меня заинтриговали. Не каждый день, согласитесь, удается встретить советника Патриарха посреди таежной речки!

— Да, — согласился Холмогоров, — думаю, что не каждый. Даже не через день.

— Вот-вот! — со смехом подхватил Завальнюк. Узнав, кем является его спутник, он немного расслабился и перестал поминутно хвататься за ручку своего портфеля, проверяя, на месте ли тот. — Правда, это не совсем обычно? Для вас-то, конечно, в этом нет ничего странного, вы-то знаете, зачем сюда пожаловали. А я чуть было за борт не выпал от удивления. Вернусь домой, стану рассказывать, что плыл вместе с советником Патриарха, — никто не поверит, даже жена.

Он замолчал, выжидательно глядя на Алексея Андреевича сквозь накомарник. Холмогоров мысленно усмехнулся.

— Если я вас правильно понял, — сказал он, — вам любопытно узнать, что я здесь делаю.

— Простите, ба… Алексей Андреевич, — покаянно произнес Завальнюк, в последний момент спохватившись и не назвав собеседника батюшкой. — Грешен. Любопытно, да так, что просто сил нет! Знаю, что нехорошо, но ничего с собой поделать не могу. Но если нельзя…

— Да Господь с вами! — воскликнул Холмогоров. — В моей работе нет ничего секретного. Видите ли, Божьей милостью я наделен… ну, скажем, даром, который позволяет мне с очень малой вероятностью ошибки определять места для возведения православных храмов. Этим я в основном и занимаюсь — езжу по Руси, хожу по городам и весям и указываю места, на которых храм будет силен, долговечен и славен. Советую, одним словом, как и подобает советнику.

— И все?

— В общем, да. По-вашему, этого мало?

Завальнюк смешно, по-женски всплеснул руками и прижал обе ладони к груди.

— Простите, Алексей Андреевич, я вовсе не хотел вас обидеть! Честно говоря, я не могу об этом судить. Как-то никогда не задумывался на эту тему. У меня к вопросам строительства подход чисто обывательский, утилитарный: где отвели тебе участок, там и строй. Конечно, церковь — не дача, не коттедж какой-нибудь, тут действительно надо с умом. Повыше как-нибудь, покрасивее, чтоб со всех сторон видать… И что же, вы это место как-то вычисляете или, может, просто чувствуете?

— Это трудно объяснить, — сказал Холмогоров. — Пожалуй, чувствую. Или провижу. Или… Словом, я и сам не знаю, как это у меня получается.

— Да-а, — протянул Завальнюк. — Чудны дела твои, Господи!

Тон у него был какой-то странный, и Холмогоров бросил на него косой взгляд.

— По-моему, вы мне не верите, — заметил он. — А если верите, то не до конца.

Завальнюк смущенно рассмеялся, пожал круглыми плечами, развел руками, но тут же поспешно сунул их обратно в карманы, услышав над ухом тонкий противный писк голодного комара.

— Трудно сказать, — честно признался он. — Понимаете, ни в коей мере не желая вас обидеть, я все-таки… Ну, как бы это поточнее выразиться? В общем, я не то чтобы атеист или там такой уж убежденный материалист. Просто, знаете, как-то никогда обо всем этом не задумывался. Семья, школа, учебники — все это было так давно! В общем, я как-то так привык, что больше верю собственным глазам, чем ушам. Нет, я понимаю, — торопливо добавил он, — понимаю, что это неправильно! Как это у дедушки Крылова было? Невежды судят точно так: в чем толку не поймут, то все у них пустяк… За точность цитаты не поручусь, но смысл именно такой.

— Отчего же, — вставил Холмогоров, — цитата верна.

— Правда? — обрадовался заготовитель. — Вы, значит, тоже читали?

— Крылова? — губы Алексея Андреевича тронула едва заметная улыбка. — Да, доводилось.

— Так что я не берусь судить о том, чего не знаю, — не заметив иронии, продолжал Завальнюк. — Кто я такой, чтобы судить, что на свете бывает, а чего не бывает? Я, к примеру, галапагосскую черепаху сроду в глаза не видел, так что же теперь — не верить в ее существование? В Чумака и Кашпировского целая страна верила, и я в том числе, так почему я должен вам не верить? Кто я такой, чтобы вы мне посреди речки сказки рассказывали? И вообще… Скажите, а этот ваш дар — он только на церкви распространяется? Больше вы ничего такого не умеете?

— О чем это вы, Петр Иванович? — насторожившись, спросил Холмогоров.

Завальнюк смущенно улыбнулся.

— Да вот, я вижу, на вас за всю дорогу ни один комар не сел, а меня, ей-богу, совсем заели, кровососы. Как это у вас получается, а? Или это секрет?

Затаив дыхание, он ждал ответа на свой вопрос, ради которого, собственно, и подсел к Холмогорову. В самом деле, что-то было мистическое в том, как старательно таежные кровопийцы сторонились этого удивительного, загадочного человека. Может, его и впрямь хранит сам Бог? От всех напастей хранит, в том числе и от комаров…

— Это не секрет, — с улыбкой ответил Холмогоров, — и не Божий дар. Это, Петр Иванович, хороший репеллент. Если желаете, могу поделиться. Хотите?

И, вынув из кармана, Холмогоров протянул заготовителю яркий красно-белый тюбик.

— А? — не понял Завальнюк. — Что? Репеллент? Ре…

Неожиданно он разразился громким хохотом. Он топал в палубу обутыми в тяжелые сапоги ногами, всплескивал руками и далеко откидывался назад, едва не падая с тюка.

— Что? Репеллент! — захлебываясь, повторял он и снова заходился в хохоте, таком громком, что стоявший за штурвалом капитан дважды оборачивался на него, и даже дизелист высунулся из машинного отделения посмотреть, что творится на палубе.

Холмогорову это веселье показалось не совсем искренним. Впрочем, не зная человека как следует, судить о степени его искренности было затруднительно. Да еще этот накомарник, мешавший видеть выражение глаз…

— Однако как вы меня поддели! — все еще всхлипывая и утирая глаза просунутым под накомарник кулаком, простонал Завальнюк. — Ох ты, господи, давно я так не смеялся… Что? А, репеллент… — он непроизвольно хихикнул. — Давайте, воспользуюсь с преогромным удовольствием. Покорнейше благодарю. Репеллент… А я-то решил… Ха-ха-ха!

Он взял у Холмогорова тюбик и старательно, не пропуская ни единого клочка кожи, намазал репеллентом все открытые части тела — кисти рук, лицо, шею и даже лысину. После этого он со вздохом огромного облегчения отложил в сторону шляпу с накомарником и с благодарностью вернул Алексею Андреевичу полупустой тюбик.

— Хорошо-то как! — воскликнул он, подставляя потное лицо дуновениям свежего речного ветра. — Воистину, чтобы оценить повседневные прелести жизни, надо хотя бы на время их лишиться! Уф! Вы не будете против, если я закурю? Благодарю вас…

Он вынул из кармана куртки пачку дешевых сигарет без фильтра и закурил, едва заметно поморщившись. Эта легкая гримаса заставила Холмогорова заподозрить, что его спутник привык к совсем другому сорту табака. Это было довольно странно: в тайге и на горных тропах редко встретишь коммерческий киоск, торгующий «Мальборо» и «Кентом», а скупщик пушнины, по идее, проводит в этом диком краю львиную долю своего времени и должен бы уже давно привыкнуть к отечественным «Приме» и «Беломорканалу».