Урановый рудник

Вообще, чем дольше Холмогоров к нему приглядывался, тем более любопытной фигурой казался ему Петр Иванович Завальнюк. Он выглядел и говорил совсем не так, как должен выглядеть и говорить скупщик пушнины, таежный бродяга, общающийся с людьми грубыми, неотесанными и даже опасными — охотниками, браконьерами, обитателями глухих медвежьих углов, куда еще не скоро дотянутся цепкие лапы закона и порядка. Да и заготовительный сезон давно кончился, это знал и понимал даже такой далекий от охоты и звероводства человек, как Холмогоров. Быть может, не случайно Завальнюк засыпал его вопросами, ухитрившись при этом ни слова не сказать о самом себе? Он производил впечатление человека открытого и простого, даже глуповатого, но такие обычно первым делом выкладывают собеседнику всю свою подноготную, а Завальнюк за все время их беседы не сказал о себе ничего, кроме имени и фамилии.

— И все-таки, — дымя сигаретой, произнес Завальнюк в тот самый момент, когда Холмогоров собирался задать ему какой-то вопрос, — все-таки, Алексей Андреевич, я не понимаю, почему человек вашего ранга, вашего масштаба очутился здесь. Что такого особенного в этом Сплавном, что вы, личный советник Патриарха, поехали сюда за тысячи километров, из самой Москвы?

— Ну, во-первых, не из Москвы, а из Барнаула. В Барнауле я по просьбе здешнего архиерея выбирал место для нового соборного храма.

— Тоже, между прочим, не ближний свет, — заметил Завальнюк.

— Вы правы. Но, кроме «во-первых», есть еще и «во-вторых». Во-вторых же, архиерей просил меня, если я изыщу возможность, посетить Сплавное и помочь местному приходскому священнику, отцу Михаилу, выбрать новое место для возведения храма.

— Вот я и говорю: что это за важная птица — отец Михаил, — чтобы вы к нему ехали?

— Это дело не одного лишь отца Михаила, — мягко возразил Холмогоров. — Это дело Божье, и кто мы такие, чтобы мерить дела Его своими земными мерками — в частности, количеством преодоленных километров и числом прихожан, которые придут молиться в храм поселка Сплавное? К тому же из того, что поведал мне архиерей, я делаю вывод, что место для храма в Сплавном действительно выбрано крайне неудачно.

— А что с ним не так, с этим храмом? — заинтересовался Завальнюк.

— Дело в том, — ответил Холмогоров, — что в течение всего лишь одного года этот храм уже дважды сгорал дотла от удара молнии.

Единственная улица поселка Сплавное растянулась вдоль берега реки, а над ней, уходя высоко в синее небо, поднимался поросший смешанным лесом склон горы. Место было красивое, но сильно обезображенное серыми бараками складов и ремонтных цехов. Грубая деревянная пристань, черная от времени и непогоды, также не добавляла панораме красоты. Лесистые склоны здесь были так же хороши, как и повсюду вокруг, но от этого места на Холмогорова сразу повеяло чем-то недобрым. Вдоль позвоночника пробежал нехороший липкий холодок, будто кто-то провел по обнаженной коже ледяным костлявым пальцем, и томительно, будто в предчувствии беды, сжалось сердце. Неожиданно раздавшийся над головой сиплый протяжный вопль заставил Холмогорова вздрогнуть, но это был всего лишь гудок, поданный капитаном, чтобы оповестить аборигенов о своем прибытии.

Выяснив это, Алексей Андреевич снова повернулся лицом к приближающемуся берегу и стал разглядывать скопление крепких бревенчатых изб и сараев, растянувшихся вдоль реки почти на километр. Он увидел блекло-голубое заброшенное строение в центре поселка — судя по безжизненно обвисшему выцветшему державному триколору, местное вместилище власти, где бок о бок трудились глава местной администрации, дирекция леспромхоза и участковый, если таковой здесь имелся. Опытный взгляд много путешествовавшего по провинции Холмогорова без труда выделил из общей массы строений амбулаторию и магазин, возле которого, как водится, стояло несколько велосипедов и топталась небольшая группа местных жителей, в основном мужчин. Завидев катер, один из них приветственно помахал рукой, остальные просто обернулись и стали без особого интереса наблюдать за тем, как суденышко подходит к причалу.

В огородах, спускавшихся по косогору к реке, виднелись крепкие, как молодые боровики, баньки; вытащенные на берег перевернутые лодки лежали там и сям, как диковинные рыбины. Из высокой жестяной трубы, венчавшей строение, похожее на пекарню, поднимался легкий дымок, и налетевший с той стороны порыв ветра донес до Холмогорова сытный дух свежего хлеба. В этом мирном пейзаже как будто чего-то недоставало. Холмогоров попытался понять, отчего картина кажется ему какой-то неполной, но не успел — его опередил Завальнюк.

— А церковь-то где? — спросил он, подходя и становясь у борта рядом с Холмогоровым. — Вы же говорили, что ее отстроили после пожара прошлой осенью!

Алексей Андреевич посмотрел на него. Заготовитель стоял, держа в одной руке портфель, а в другой — дымящуюся сигарету. Шляпа с поднятым накомарником была лихо сдвинута на затылок, новенькая брезентовая штормовка с откинутым капюшоном и туго набитыми всякой всячиной карманами смешно топорщилась со всех сторон, пятнистые армейские брюки были заправлены в голенища новых, еще не обмявшихся по ноге кирзовых сапог и вздувались пузырями на коленях. Вид у Петра Ивановича был довольно нелепый — ни дать ни взять горожанин, книжный червь, впервые в жизни собравшийся на рыбалку или по грибы, либо третьеразрядный актер, играющий председателя колхоза в плохоньком малобюджетном фильме.

Холмогоров отвернулся, и в глаза ему почти сразу бросилось то, чего он не замечал раньше. За то время, что он разглядывал Завальнюка, катер успел продвинуться вверх по течению, угол зрения изменился, и взгляду Алексея Андреевича открылась широкая травянистая прогалина на поросшем березой и лиственницей склоне, расположенная чуть левее и метров на двадцать выше центра поселка. Посреди этой прогалины чернело огромное пятно выжженной земли — след недавнего пожара. Из черной груды углей и давно потухших головешек местами выглядывала закопченная кирпичная кладка фундамента.

— Эге, — с удивлением произнес сообразительный Завальнюк, — а церковь-то, похоже, опять сгорела!

— Похоже на то, — согласился Холмогоров.

— Третий раз подряд, — констатировал Петр Иванович. — Скажи пожалуйста! Видно, место и впрямь неподходящее. Неужто снова молния?

— Очень может быть, — задумчиво сказал Холмогоров.

— Точно, молния! — авторитетно объявил заготовитель. — Это как пить дать. Знаете, лет десять назад был у меня знакомый следователь. И вот довелось ему как-то расследовать одно дело. Дело вроде пустяковое: в деревне сгорел магазин, да так удачно, что как раз накануне ревизии. Ну, магазин, понятно, потушили, а всю недостачу списали, как водится, на пожар. Стал мой приятель выяснять, отчего же это магазин прямо перед ревизией вдруг синим пламенем заполыхал, а ему пятеро свидетелей в один голос твердят: молния, дескать, это была. Он их и так и этак, а они, знай, свое талдычат: от молнии загорелось, и весь сказ. Ну, делать нечего, отступился он. Товары, которые уцелели, перенесли в склад, замок навесили, опечатали и сторожа поставили. И в ту же ночь, вообразите себе, полыхнул этот склад и сгорел до последней доски, до последней щепочки. И что вы думаете? Вернулся мой приятель в эту деревню, начал опрашивать свидетелей, и оказалось, что склад тоже молния подожгла. Он и уговаривал, и грозился, и запутать их пытался, а только все без толку — сговорились, черти, и ни шагу назад. Так на молнию все и списали, хотя дело, как вы понимаете, было ясное: разворовали все до последней макаронины, а пустой склад спалили. Вот вам и молния…

Снова обернувшись к нему, Холмогоров с любопытством уставился Петру Ивановичу в лицо, пытаясь понять, что кроется под улыбчивой маской наивного простодушия. История про злополучный магазин, естественно, была рассказана неспроста, параллель со здешними событиями прослеживалась в ней невооруженным глазом. Похоже, что болтливый заготовитель пушнины ни на йоту не поверил в то, что церковь могла трижды на протяжении года сгореть от удара молнии. В то, что Алексей Холмогоров отгоняет от себя комаров с помощью какого-то таинственного дара, он поверить мог, а в то, что неудачное расположение церкви трижды послужило причиной пожара, верить отказывался.