Страница 31 из 48
Я закусила губу:
— Рада, что тебе понравилось. Но то, на что ты потратил последний кадр … Вам должно быть стыдно, молодой человек!
Несколько дней назад, когда я пыталась придумать, что же подарить Никите Макарову на день рождения, я решила, что ему будет приятно получить ту самую фотографию себя в защитном костюме и противогазе. И когда красноволосая женщина, работающая в фотоателье, выдала мне все снимки со старой плёнки, я без зазрения совести выкинула все, что не принадлежали нам с Никитой. Как оказалось, последний кадр он потратил на то, чтобы сфотографировать себя на фоне спящей меня (и не мило спящей, а спящей с открытым ртом и головой под таким углом, что мне потом не стоило удивляться, почему так сильно ноет шея).
— Но ты была такая милая!
— У меня слюна по подбородку стекала!
— Именно, — с невозмутимым лицом произнёс Никита после короткой паузы.
Я смущённо отвела взгляд в сторону, туда, где Ян с Семёном молча доедали остатки торта. Заметив, что я смотрю на них, Ян подмигнул мне, замерев с чайной ложкой во рту, а затем слегка отклонился назад и сделал музыку в проигрывателе немного погромче.
В какой—то степени это позволило нам с Никитой оказаться в уединении — приходилось шептать прямо в уши, чтобы услышать друг друга.
— Мне нужно тебе кое—что сказать, — шепнула я, прижавшись щекой к Никитиной щеке.
— Что же? — спросил он.
— Я совсем их не знала, но … Твои родители гордились бы тобой. Они были бы счастливы, если бы увидели, каким замечательным человеком вырос их сын.
Я не была уверена до конца, что сказала правильные слова, но мои сомнения развеялись сражу же, как только Никита, отстранившись, завёл выбившуюся из пучка прядь волос мне за ухо и одними губами сказал “Спасибо”.
Никита вызвался проводить меня до дома. Точнее, не вызвался, а просто подхватил мою сумку с крючка, когда я засобиралась домой, заверил Юлию Александровну, что вернётся максимум через час, и вышел из квартиры. Уже на улице мне удалось вернуть право на обладание своей сумкой, а заодно и рукой Никиты, за локоть которой он сам предложил мне зацепиться.
— Было здорово, в общем, — сказала я, когда мы миновали парикмахерскую, из которой доносились знакомые хиты прошлого десятилетия. — У Сёмы очень классная семья.
— Знаю, — сообщил Никита.
— Я всегда хотела иметь сестру, но, с другой стороны, мне всегда нравилось проводить время в одиночестве. Знаешь, никаких тебе соплей, делёжки игрушек и нытья по поводу того, какой мультик посмотреть перед сном … Но теперь, я даже не знаю. Сидя там, за столом, в окружении, переполненном семейной заботой, я чувствовала себя частью чего—то особенного, чего—то большого и значимого.
Никита над моим ухом приглушённо хмыкнул, а затем накрыл мои пальцы, цепляющиеся за его локоть, своей ладонью буквально на мгновение.
— Ты, Маргарита, как маленький ребёнок, заново познающий мир, — я увидела, что на его губах играет улыбка.
— Неправда, — произнесла я. — Просто раньше круг моих интересов включал в себя лишь учёбу и Варю, а теперь …
Я замолчала, пытаясь подобрать слова так, чтобы не навязываться.
— Что теперь? — нетерпеливо уточнил Никита.
Я пожала плечами.
— А теперь кое—что изменилось, и мелочи человеческого счастья мне больше не чужды.
Я улыбнулась собственным словам и опустила взгляд на свои красные лодочки, мелькавшие на фоне серого асфальта. Никита молчал. С одной стороны, мне очень хотелось узнать, о чём он думает, но с другой я не на шутку боялась, что в его мыслях мне попросту нет места.
— Ещё раз спасибо за подарки, — сказал он спустя некоторое время.
В тот вечер было теплее, чем это обычно бывает в начале мая. И даже солнце уходило за горизонт намного медленнее, словно позволяя нам подольше насладиться тем, что мы имели на тот момент — до тех пор, пока не наступит ночь, разделяющая всё на вчера и сегодня.
— Не за что, — небрежно обронила я, словно для меня это и вправду не было большим делом.
Но по факту я до последнего момента не была уверена в том, что сделала и купила нужные вещи — мне казалось, что не существует рецепта идеального подарка для неожиданно ставшего мне таким близким человека. Но на губах Никиты продолжала играть улыбка, а это значило, что я попала, как минимум, в восьмёрку по десятибалльной шкале.
Я решительно затормозила на месте, и Никите тоже пришлось остановиться. Мы стояли на тротуаре, расстилающемся вдоль одной из главных улиц города, которая заканчивалась домом культуры с огромной концертной площадкой и смежным с ней искусственным водоёмом. Мимо нас проходили парочки, и куда—то торопились одиночки, тянущие за собой маленьких собак на коротких поводках. Ветер забирался в моё декольте и заставлял меня пожалеть о том, что я решила надеть платье, но лишь на мгновение, потому что в тот же момент я вспоминала, с каким неприкрытым восхищением часами ранее смотрел на меня Никита.
— Я бы очень хотела подарить тебе кое—что ещё, — произнесла я. — Если ты, конечно, позволишь.
Минуту казалось, что Никита меня не расслышал: он хмурил брови, кусал нижнюю губу и практически коснулся своего подбородка, чтобы рефлекторно почесать его, но вовремя убрал руку прочь.
А затем он моргнул несколько раз, как будто только что меня заметил.
— Что? — спросил он.
И тогда я выложила ему как на духу свой едва ли гениальный план, согласно которому Никита должен был пригласить ту девушку, которую он любит, на последний звонок. Но до этого они обязательно должны были поучаствовать в глупом конкурсе на короля и королеву выпуска, который сама я так презирала, и я пообещала ему сделать всё, что в моих силах, и в силах его друзей, чтобы они победили, и если она не полная дура, после всего этого она точно поймёт, как сильно Никита её любит, и какой он замечательный, и тоже в него влюбится.
Никита слушал меня внимательно, и даже когда я закончила, не торопился оппонировать мне в ответ. Прищурившись, он разглядывал меня так, как наверняка смотрят врачи на своих душевнобольных пациентов: с опаской того, что если их оставить одних, они сотворят что—то страшное.
Секунды молчания превратились в десятилетия. Я поджала губы и резко подняла брови, одновременно кивая головой, выражая тем самым свою готовность выслушать Никитино мнение. Но он молчал. Ровно до тех пор, пока я вдруг не заметила, что вена на его шее необычно вздулась.
— Ник … — начала было я, но не успела.
Впервые за всё время, что я была знакома с Никитой, он в буквальном смысле взорвался:
— Ты серьёзно?? — Никита рассмеялся, но этот смех не был похож на его обычное проявление радости, — Господь Всемогущий!
Я непроизвольно выпрямила спину. Никита буквально за одно мгновение превратился из спокойного парня в ходячий ураган эмоций, готовый снести всё на своём пути. Я искренне не понимала его негодования, и, казалось, это только сильнее злило юношу.
— Если ты не хочешь, чтобы я помогала … — я пожала плечами, но Никита снова оборвал меня на полуслове:
— Не хочу, чтобы …? Ох, ради Христа, Рит! — взмолился он, поднимая руки к небу, а затем накрыл ладонями своё лицо и тяжело вздохнул.
Я стояла посреди улицы как громом поражённая и раз за разом прокручивала в голове все сказанные мной слова.
— Я думаю, что тебе стоит успокоиться, — понизив голос, произнесла я. — И объяснить мне, в чём дело.
Никита выпятил челюсть и скрестил руки на груди, отчего мышцы на его предплечьях стали выглядеть рельефнее.
— А я думаю, что ты слишком много думаешь. Иногда стоит хотя бы на мгновение перестать анализировать, чтобы понять, что всё вокруг гораздо проще, чем ты думаешь.
Взгляд Никиты был красноречивее любых слов, которые могли бы ещё сорваться с его губ.
— Смешно, — я оскалилась. Впервые за всё время я со злостью смотрела на Никиту Макарова. — Значит, тебе моя помощь не нужна, как я понимаю? А я то, наивная, думала, что мы друзья!
Никита снова хохотнул, но теперь это больше походило на отчаяние, чем на издёвку. Краем глаза я заметила, как немолодая женщина в красном пальто остановилась в паре метров, с любопытством нас разглядывая.