Страница 30 из 48
— Идём?
— Да, — Никита стряхнул невидимые пылинки с ворота своей рубашки, — А то сейчас без нас там уже всё съедят.
Юлия Александровна, мама Сёмы, оказалась на редкость доброй и солнечной женщиной. Я не могла смотреть на неё без улыбки: несмотря на свою тучность, она легко порхала из гостиной в кухню и обратно, маневрируя между стульями, расставленными вокруг большого овального стола, и всё время о чём—то меня спрашивала, словно хотела узнать всю мою подноготную за один вечер.
Я сидела между Никитой и Сёмой, чуть дальше сидел Ян, а на противоположной стороне стола разместилась остальная часть семьи Остапенко: конопатая девчушка по имени Даша, подстриженный практически на лысо восьмилетний Серёжа и Олег — самый взрослый из детей. Он уже учился в университете в другом городе, и, как сказала Юлия Александровна, приехал погостить буквально на два дня.
— Ритуль, будешь? — спросила она, подавая мне большое блюдо с пышущим жаром картофелем.
Я не успела кивнуть, как Никита, сидящий рядом, подхватил тарелку одной рукой, пока второй подцеплял картофелины вилкой и клал их мне на блюдце.
— Спасибо, — только и произнесла я.
— Даш, — Сёма перегнулся через стол. — Положить тебе чего—нибудь? Хочешь салатик? Или курочку?
Девочка замахала головой из стороны в сторону, отчего её длинные волосы, заплетённые в хвостики по бокам, принялись бить сидящих рядом Олега и Серёжу.
Я рассмеялась.
— Я хочу, чтобы Никита положил мне виноград, — пискнула Даша и ткнула пальцем в тарелку с фруктами, стоящую недалеко от меня.
— Хочешь, я подам? — спросила я.
— Нет, — тут же отрезала девочка и надула губы.
Я растерянно завертелась на месте, пытаясь понять, почему я так не нравлюсь маленькой сестрёнке Семёна.
— Я же говорил тебе, что нравлюсь ей, — позже объяснил Никита. — Она ревнует, потому что ты сидишь рядом со мной, а не она.
За моей спиной переговаривались Сёма и Ян, Никита с другой стороны о чём—то бурно спорил с Олегом, иногда так увлекаясь, что переставал следить за своими локтями и норовил угодить ими в тарелку с соусом или в салат с ветчиной. Серёжа просидел за столом ровно полчаса, а затем отпросился у Юлии Александровны пойти в комнату и поиграть в компьютер, а Даша продолжала сверлить меня взглядом до тех пор, пока я не предложила ей поменяться местами. Разумеется, она сразу же согласилась.
— Всё очень вкусно, Юлия Александровна — сказала я, отправляя очередную вилку салата с фасолью и сухариками в рот.
— На здоровье, милая! — ответила женщина.
Она успевала одновременно смотреть телевизор, располагающийся на кухне, следить за тем, что Даша кладёт себе в тарелку, поправлять Олега, когда тот забывал, где находится, и позволял себе пропустить пару фамильярных словечек, и разговаривать со мной. Мне нравилась Юлия Александровна — она олицетворяла в себе всё то, что я так старательно пыталась отыскать в своей маме.
Через некоторое время она попросила меня помочь ей с тортом. Оставив парней и Дашу в гостиной, мы переместились на кухню, где Юлия Александровна отодвинула штору и продемонстрировала мне большое шоколадное произведение искусства, украшенное ягодами и фруктами.
— Вау, — присвистнула я. — Вы сами делали?
Женщина кивнула.
— Никогда не знаешь, что кладут в эти покупные торты, — произнесла она, осторожно опуская блюдо на стол.
— Особенно если учесть, что у именинника аллергия на арахис, — вдруг вспомнила я.
Юлия Александровна замерла со свечками в руках и вопросительно вскинула брови.
— Ты знаешь?
Я пожала плечами, мол, не такое уж и большое дело.
Когда мы расставили разноцветные свечи в количестве восемнадцати штук по кругу и зажгли их с помощью спичек (я даже не подозревала, что кто—то до сих пор ими пользуется), Юлия Александровна вдруг взяла меня за руку.
— Хорошо, что ты пришла … Он так рад! — улыбнулась она.
Гостиная в квартире семьи Остапенко располагалась точно напротив кухни, и поэтому стоило мне только сделать шаг в сторону к дверному проёму, как я бы увидела всех сидящих за столом, включая Никиту. Но я продолжала стоять на месте с протянутыми к торту руками и смотреть на Юлию Александровну, чьё круглое лицо, покрытое веснушками, светилось, словно солнышко.
— Знаешь, Никита ведь мне ещё одним сыном стал после смерти его родителей … Три года — ведь это не такой уж и большой срок, верно? Но он справился. Не сразу, конечно, но справился. Спустя несколько месяцев он снова смог улыбаться, а спустя ещё год он уже снова стал похож на того Никиту, которого все мы так любили.
Я пыталась вспомнить Никиту Макарова трёхлетней давности, но в голове просто не было этих воспоминаний. Неужели, я была настолько слепа, что не замечала горя на лице человека, который постоянно улыбался?
— Милая, — Юлия Александровна положила свою руку мне на плечо. — Ты в порядке?
Я кивнула:
— Задумалась, извините.
Юлия Александровна пристально смотрела на меня.
— Никита был прав, у тебя все эмоции на лице написаны. Ты точно в порядке?
— Да, просто … Просто не могу поверить в то, что была так слепа.
Последнюю часть предложения я произнесла практически шёпотом, и, скорее всего, женщина её не услышала, потому как она с улыбкой на лице подняла со стола блюдо с тортом и подмигнула мне.
— Пойдём, пока все свечки не сгорели. Олег, выключи свет! — крикнула она.
И мы вернулись обратно в гостиную, где уже царил полумрак, и лишь свечки на торте в руках Юлии Александровны освещали всё вокруг, отбрасывая гигантские тени на стены и лица. Никита потирал ладошки, с детским восторгом предвкушая момент, когда ему позволят задуть маленькие огоньки.
Мои губы медленно расплылись в улыбке:
— Только не забудь загадать желание, — сказала я.
Никита поднял на меня глаза. Он немного подождал, прежде чем ответить:
— Ты меня и так уже заметила.
От неловкого молчания нас спасла Даша — она стукнула пустой чашкой по столу и начала скандировать “ТОСТ! ТОСТ!”, и хотя она навряд ли знала, что именно значит это слово, Никита послушался её, проронив несколько слов о том, как он рад, что все мы здесь собрались, и о вкусном столе, который накрыла Юлия Александровна, а затем, под общий гул, он наконец задул свечи.
В конце вечера, когда в квартире стало более или менее тихо за счёт того, что Серёжу и Дашу уложили спать, а телевизор в кухне сменили на тихий проигрыватель в гостиной, мы с Юлией Александровной засели за фотоальбомами, которые она вынесла в такой огромной стопке, что мне показалось, будто бы я отсюда ещё неделю не выйду (потому что именно столько времени понадобилось бы для того, чтобы рассмотреть целую тонну фотографий).
— Это Сёма и Олег на Чёрном море, — женщина указывала пальцем на фотографии, о которых рассказывала, — В тот год Сёма очень сильно обгорел, и нам пришлось целую неделю мазать его плечи сметаной, чтобы спал ожог.
Я хихикнула в кружку с чаем, которую раз за разом подносила к губам.
— Только не показывай ей те голенькие фотографии с деревни, — произнёс Олег с такой широкой улыбкой, что я задумалась, как у него щёки ещё не заболели.
— Олежа! — цокнула Юлия Александровна. — Хорошие фотографии, между прочим … И были они где—то здесь …
Женщина принялась листать альбомы с удивительной быстротой: я пыталась разглядеть фотографии, которые она пропускала, но никак не успевала.
Никита появился в гостиной спустя некоторое время. Я не знала, где он был, но видела, как после того, как мы вручили ему подарки, он удалился вместе с ними в другую комнату, единственную, которую мне не показывали. Я знала, что там отдыхает больная бабушка Семёна, и потому не настаивала на экскурсии.
— Спасибо, — Никита неожиданно зашептал мне на ухо, отчего кожа на шее покрылась мурашками.
Я немного отклонилась от него назад и вопросительно вскинула брови.
— За что?
— За всё, но за подарки в частности. Ты лучше всех.