Одна на миллион

— Спасибо, эксперт в области моды, — прыснула я.

Варя покачала головой и, резко развернувшись, исчезла за дверью моей комнаты. Я подумала, что она обиделась, и уже собиралась было позвать её, но вдруг она снова появилась в коридоре, держа в руках моё любимое платье янтарного цвета.

— Это надень, пока оно ещё сходится у тебя в груди и бёдрах.

Я прыснула и выхватила платье у подруги из рук, а затем снова повернулась к зеркалу и приложила его к телу. Платье было действительно невероятно красивым — короткий рукав, английский воротник с отворотами, открывающий немного больше, чем могло бы быть дозволено, юбка с диагональным краем, демонстрирующая коленки. Я надевала его лишь раз — на Новый Год, когда к нам в гости приходили мамины знакомые из влиятельных кругов.

Я закусила губу.

— А оно не слишком … ?

— “Не слишком” что? Сексуальное? — Варя приподняла левую бровь. — Слушай, до тех пор, пока ты — единственная из нас двоих, кто выглядит сексуально в таких платьях, я не позволю тебе надевать свитера без горла в гости к парню, который тебе нравится.

Варя, в отличие от меня, была очень худой, но нескладной. Конечно, мальчишку она не напоминала, но и округлостями сформировавшейся женщины тоже не обладала. Мы всегда шутили с ней на эту тему, мол, взять бы её длинные и стройные ноги, да мою грудь, и получилась бы просто мечта поэта.

— Я уже говорила, что люблю тебя? — спросила я.

— Нет, — честно ответила Варя.

— И не скажу, — рассмеялась я. — Спасибо тебе.

Варя хмыкнула, а затем снова подошла ко мне и обняла за плечи. А я приняла решение всё—таки надеть это янтарное платье.

Я не заметила, как быстро прошли уроки: химия, русский язык, геометрия и физика слились для меня в одну временную полосу ожидания. Последний урок, физкультуру, я прогуляла без зазрения совести.

Никита подошёл ко мне на перемене между первым и вторым уроками. В кабинете русского языка было практически пусто — за исключением меня, Вари и ещё нескольких одноклассников, ребята отправились, как это обычно бывало, сидеть на первом этаже возле гардероба. Там было мало скамеек, и потому многие просто устраивались вдоль покрашенных в сиреневый цвет обогревающих труб. Я не понимала, зачем они делали это — сидели и перетирали косточки каждому проходящему мимо субъекту.

Никита присел на свободное место за первой партой точно передо мной, упёрся локтями в край нашего с Варей стола и сложил подбородок на кулаки.

— Привет, — улыбнулся он.

— Привет, — ответила я, отрывая взгляд от своей тетради.

— Как дела?

— Пока не родила. Как рожу — так скажу.

— А у меня всё прекрасно! — встряла Варя. — Правда, есть плохая новость: я не смогу прийти к тебе на день рождения. Предки бунтуют, говорят, что я должна к экзаменам готовиться, а не на чужих праздниках отрываться.

Никита наигранно надул губы.

— Жаль! Ну а ты, Рит?

— Иду. Я же обещала, забыл?

— Ура! — Никита вскинул руки вверх, изображая дикую радость.

Кира Павловна, учитель русского языка и литературы, вошла в кабинет именно в тот момент, когда Никита радостно подскакивал на месте. Женщина, подняв брови, посмотрела на него сквозь светло—коричневые линзы своих прямоугольных очков.

— Макаров, — произнесла она так, словно это было нарицательное слово, причём оскорбительное. — Откуда столько радости?

— Извините, Кира Павловна, — Никита понизил голос. — У меня просто сегодня день рождения.

— Поздравляю.

— Точнее, сам день рождения у меня был в понедельник, но праздновать его я буду только сегодня.

Учительница склонила голову на бок. “Какой же ты гиперактивный, я от тебя уже устала!” — прочитала я в её глазах. Она покачала головой и проследовала к своему столу, а Никита снова повернулся ко мне.

— Ты знаешь, где Сёма живёт? — спросил он. Я отрицательно покачала головой. — Ладно, тогда я зайду за тобой в пять, просто праздновать мы будем у него дома. Там обстановка лучше …

— А места меньше! — донёсся до меня голос Семёна с последней парты.

— Не скромничай, дружище! — Никита подмигнул другу, а потом снова перевёл взгляд на меня.

Он всё время смотрел мне в глаза, не отрываясь, и это начинало меня смущать. Каждый раз, когда он говорил со мной, а потом отвлекался на что—то буквально на несколько секунд, он снова возвращал свой взгляд на моё лицо в то же мгновение, как поворачивался обратно.

— В общем, в пять, договорились? — уточнил Никита под громогласный звонок, объявляющий начало урока.

— Договорились, — подтвердила я.

Никита сказал Варе, что если она всё—таки сможет прийти, то он будет очень рад, а затем отправился на своё место.

Класс медленно заполнялся ребятами. Я делала вид, что листала учебник по русскому языку в поисках параграфа, на котором мы остановились на прошлом уроке, хотя, на самом деле, уже в пятый раз скользила взглядом по нумерациям страниц, неспособная сконцентрировать на них внимание. Чья—то ладонь легла на мою, нервно теребящую страницу с упражнениями на расстановку знаков препинания, и слегка сжала.

Я перевела взгляд на Варю. Довольная, она сказала:

— Либо он со всеми такой милый, либо ты ему нравишься.

— Он со всеми такой милый, — сказала я.

Хотя хотелось мне, конечно, чтобы именно второй вариант оказался правдой.

Никита оказался пунктуальнее, чем я могла бы предполагать. Ровно в семнадцать часов вечера (клянусь, настолько ровно, что мне показалось, словно он стоял под дверью и считал секунды прежде, чем зайти) три коротких стука разнеслись по моей квартире. Я тут же подскочила на месте (будет справедливо добавить, что сама я уже как пятнадцать минут сидела в коридоре на пуфике и то и дело поглядывала на часы) и прижалась лбом к двери, заглядывая в глазок. Несмотря на то, что обзор мне открывался скудный, я тут же отметила про себя, что Никита не был одет во что—то вычурное, типа костюма или хотя бы пиджака, а это значило, что я буду единственная, кто выглядит так, будто бы собрался на модный показ.

Мысленно проклиная Варю и пытаясь просчитать, успею ли я погладить свитер, который неряшливо скомкала и запихнула в шкаф сразу после школы, я открыла дверь. Да, я оказалась права — Никита не выглядел нарядно, но всё равно был очень красив: голубая рубашка с коротким рукавом подчёркивала цвет его васильковых глаз и демонстрировала крепкие предплечья, чёрные джинсы сидели на бёдрах достаточно свободно, чтобы считать их вызывающими, и достаточно плотно, чтобы подчёркивать ровность его ног. Волосы, в обыденное время торчащие в разные стороны, теперь выглядели нарочито аккуратно.

Я поймала себя на мысли, что слишком долго разглядывала Никиту. Но отвести взгляд оказалось намного сложнее, чем я могла подумать. Это было как смотреть на закат: рано или поздно тебе придётся уйти, когда на улице совсем стемнеет, но до тех пор, пока небо демонстрирует тебе весь спектр цветов от оранжевого и до кроваво—красного, ты просто не в состоянии оторвать взгляд. Почему? Потому что хочется запечатлеть в памяти каждый сантиметр небесного полотна.

Я хотела отшутиться, чтобы закрыть чем—то неловкое молчание, повисшее в воздухе, но Никита опередил меня:

— Ты такая красивая, — выдохнул он, и только тогда я заметила, что он тоже всё это время разглядывал меня.

Это меня словно отрезвило.

— Не слишком вычурно? — отстранёно произнесла я, словно не стояла перед этим напротив зеркала целых два часа, пытаясь сделать так, чтобы всё смотрелось идеально.

— Ты выглядишь замечательно, — Никита покачал головой.

Его взгляд скользнул по мне сверху вниз. Я почувствовала, что, несмотря на всё моё старание сохранять хладнокровие, лицо начинало краснеть.

— Это всё платье виновато, — я пожала плечами. — Ты вот, например, тоже очень красивый … даже без платья.

Никита рассмеялся.

— Ну спасибо!

Мы ещё несколько мгновений обменивались странными взглядами, а затем я сняла с крючка свою любимую красную сумку с длинными ремешком, так хорошо подходящую под красные лодочки, красующиеся на моих ногах, и кивнула в сторону двери.