Берег и море

Так или иначе, именно жалкие секунды моего бездействия погубили друга.

— Эй, Лу … Посмотри на меня, — просит кто-то.

Голос доносится издалека, словно я на дне отстойной ямы в куче всей той грязи, которую заслужила.

— Оставь её, — ещё один голос, мужской и более жёсткий, кажется принадлежит Дэвиду.

Хотя я не уверена — теперь уже совершенно ни в чём. Не нужно было верить Коре, ведь в глубине души я чувствовала — что-то не так! И Крюк предупреждал.

Крюк … Киллиан! Это его голос просит меня посмотреть!

Я с трудом разлепляю глаза. Мы уже не на улице, а в помещении с высокими потолками и наглухо зашторенными окнами. Не лофт, значит, дом Реджины. Я лежу на кровати поверх одеяла. Надо мной стоит слишком много людей. Я накрываю лицо ладонями в немом жесте протеста. Чей-то голос просит всех выйти. Всех, кроме «любителя смоки-айс».

Спасибо, Эмма.

Кровать прогибается под телом человека, который присаживается на самый его край. Скрип кожи и присущий только одному человеку запах-коктейль из рома и морской воды ударяет в нос даже через ладони.

Киллиан хватает меня за запястье и убирает одну руку от лица. Вторую я убираю сама. Пират бледен, а в его глазах читается странное выражение — словно он только что увидел призрака.

— Мне очень жаль, — тихо произносит он.

— Не надо, Киллиан.

Мой голос хриплый. Я откашливаюсь.

— Я должен был что-то сделать …

— Ты знал, да? — я задаю вопрос с отсутствием даже крохотной доли удивления. Если он пытался меня предупредить, то наверняка знал. — Зачем вы приехали? Зачем нужен был Таран? Что значит: «Сердце жертвы. Сердце, отданное добровольно. Сердце, отнятое в бою»?

Вопросы сыплются из меня непрерывным потоком. Я замолкаю и впериваю взгляд в Киллиана в ожидании объяснений, но он лишь смотрит на меня так виновато, словно это он убил Тарана, а не Кора.

Не знаю, сколько времени мы проводим в тишине, просто уставившись друг на друга, всё равно для меня время больше не имеет прежней ценности. Не выдержав, я выпаливаю:

— Если ты пришёл, чтобы молчать — уходи.

Киллиан суёт руку под плащ, словно хочет что-то достать из нагрудного кармана.

— Не прогоняй меня, красавица.

— Тогда говори, — требую я.

На мгновение мне удаётся забыть о Таране, но затем в голову кинофильмом возвращаются последние секунды его жизни, увиденные мною через щель между дверью и косяком. Я крепко сжимаю челюсть. Во рту образуется лёгкий металлический привкус.

— Я не могу. Клянусь тебе, если …

— Хватит. Ты пытался предупредить меня, говорил не верить. Я так понимаю, это касалось Коры, да? — Киллиан кивает в подтверждении моих слов, и я продолжаю: — Ты знал, что она собирается делать, но не остановил её. Всё ради мести Голду?

Киллиан слегка отклоняется назад. На мгновение его лицо накрывает едва уловимая тень.

— Сначала — да. Но потом … Это сложно объяснить, но, я уверен, ты сама почувствовала это, красавица. Нас почему-то притягивает к друг другу, словно магнитом. Необъяснимо. Меня к людям в жизни так не тянуло … даже к Миле. Как бы глупо не звучало, но только на своём корабле я чувствую тоже самое. Это словно, — пират морщится, как от боли, — попасть домой после сотен лет блуждания по чужой местности.

Киллиан продолжает держать руку на сердце. Только теперь он зажимает ткань рубашки с такой силой, будто она душит его. Шея мужчины напряжена, но я списываю это на стыд. Ведь ему наверняка стыдно за то, что он упустил возможность помочь Тарану.

Хотя бы ради меня.

— Уходи, Крюк, — сквозь зубы произношу я. Предпочитая в обычных ситуациях называть его Киллианом, использую пиратское прозвище, чтобы подчеркнуть наличие огромной пропасти между нами.

Нет никакой связи. По крайней мере, теперь я сделаю всё, чтобы её не было.

— Красавица …

— Если ты не уйдёшь, я убью тебя. Мне терять нечего.

Я не блефую. И, что самое странное, Киллиан это понимает. Я замечаю, как его взгляд скользит по моему лицу к шее, груди и ниже к рукам, сжатым в кулаки.

— Ты не такая, как она. Ты не убийца, — твёрдо произносит он.

Она. Кора.

— Знаешь, что мне удалось почерпнуть из сказок Генри? Злым человек не рождается, он им становится, чтобы скрыть боль от потери и слёзы, навечно поселившиеся в уголках глаз. И я готова, — не узнаю свой голос. Кто вложил в него столько жестокости и металла? — С сегодняшнего дня я готова носить свою маску.

***

Кора знает, что дочь ждёт её, хоть и сильно злится за всё, что было в прошлом. Поэтому, когда она появляется у неё в кабинете, женщину совершенно не удивляет то, что Реджина резко вскакивает со стула, словно готовясь кинуться в бой.

— Мама?

— Здравствуй, доченька, — ласково произносит Кора.

Реджина одаривает её хмурым взглядом.

— Что тебе нужно?

Их последний разговор закончился тем, что женщины в пух и прах разругались на фоне прошлых обид, поэтому сейчас у Реджины нет совершенно никакого желания видеть мать. К тому же, именно из-за неё Лу вот уже второй день не выходит из комнаты.

— Я соскучилась, — Кора проходит вглубь кабинета и садится на диван. — И пришла просить прощения у вас, мои девочки.

— Ты серьёзно? — Реджина издаёт нервный смешок. Она бросает взгляд на часы, затем на дверь, словно кого-то ждёт, а после снова переводит на мать. — После всего, что ты сделала, после стольких лет, что ты управляла мной, словно марионеткой, думаешь, я прощу тебя от одного только «Я соскучилась»? А Лу! Ты убила дорогого ей человека … Ты поступила с ней так же, как со мной и Дэниелом. Снова на те же грабли, мама!

— Я буду просить у вас обеих прощения столько, сколько нужно.

— Тебе придётся делать это не одну жизнь, — сухо отвечает Реджина. — Однажды я уже совершила ошибку, простив тебя. Больше этого не повториться. Ты подставила меня перед Лу — она так долго считала меня предателем! Зачем, мама? Зачем?

В голосе Реджины слышится отчаяние, но оно едва ли действует на Кору. Та клонит голову на бок, опускает подбородок и тяжело вздыхает, словно действительно чувствует вину.

— Я пыталась защитить её, Реджина … Это был единственный способ — Луиза должна была безоговорочно мне верить.

— Её зовут Лу, — исправляет Реджина.

— Ты права, — соглашается Кора. - Лу. Послушай, милая, я люблю тебя и люблю внучку. Моя проблема лишь в том, что доказываю я это не теми способами. Напрасно я заставила тебя выйти за короля, и напрасно забрала у тебя Лу. Напрасно убила и этого милого мальчика из Придейна, но он был вынужденной жертвой. Однако … — Кора тяжело вздыхает. — Мне стоило дать вам возможность решать самим, и теперь …

— Теперь ты всё также продолжаешь манипулировать нами.

Реджина непреклонна. Она прекрасно знает, что права, хоть это и чертовски больно — ненавидеть родную мать.

— Лишь для того, чтобы помочь … Чтобы заново построить всё то, что я у вас отняла. — Кора встаёт и делает шаг навстречу дочери. — Пойми, родная, все люди, окружающие тебя сейчас, ничего не значат. И Голд …

— Что Голд?

— Если удастся заполучить силу Тёмного себе, только представь, какие нам откроются перспективы!

— Мне не нужны никакие перспективы, — отрезает Реджина. — Мне нужна моя дочь. И мой сын.

Сын. Вот она — ещё одна ниточка, за которую Кора может дёрнуть.

— Генри, — кивает Кора. — Но пока есть Эмма, он не будет твоим. И Луиза … Сейчас, когда жители знают, на что она способна, они не дадут ей спокойно жить. Ты сама прекрасно знаешь, как люди обычно реагируют на тех, кто сильнее: презирают, боятся и даже ненавидят. Но если Тёмный станет нашим … Если нашей станет его сила, то мы сможем устранить сразу все проблемы. Мы очистим твой город от недоброжелателей — окончательно и бесповоротно. И Лу с Генри … будут твоими.

Кора знает, куда стрелять, чтобы попасть в десятку. Она тут же улавливает перемену в лице дочери: то, как мышцы на лице расслабляются, подбородок заостряется, глаза больше не щурятся так, словно смотрят на солнце.