Монолог

Пару месяцев я так и жил, но потом, сидя всё в том же трактире, ко мне подошёл один человек. Видимо он за мной долго следил, так как подойдя ко мне он сразу поставил ульти-матум - либо я убиваю того человека к которому хожу, либо я сам мёртв. Пришлось убить. Так я первый раз предал человека, который мне доверял. Знаешь, я уже и не переживал по этому поводу, ведь предательство было там нормой, а совесть давно покинула меня.

Убив того деда я, тем самым, сохранил себе жизнь и при-обрёл первого "друга". Его нельзя так назвать, но в том мире это именно так и называлось - когда человек тебе доверяет, но проверяет, и просто так не убивает - это и называлось там дружбой.

На самом деле я был ещё ребёнком, мне было лишь сем-надцать с половиной лет, а уже мог себе заработать на жизнь, и был очень осторожным. Это меня и спасало, но однажды, присущая мне наивность чуть не убила меня. После приобретения мною первого "друга", в моём сердце снова вспыхнул огонёк надежды, что не всё ещё потеряно. Но эта надежда умерла так же внезапно, как и родилась.

С тем человеком мы часто работали вместе, но всё время украдкой следили друг за другом. Добывали информацию, от-давали её в нужные руки, получали за это деньги, но вскоре во мне отпала необходимость и тот, так сказать друг, решил от меня избавиться. Я это понял, когда зайдя в наше укромное ме-сто, где мы часто собирались, я увидел мигающую зелёную лампочку - я случайно привёл в действие детонатор. Не успел я выскочить из этого шалаша, как прогремел взрыв, и всё оку-талось пылью и чернотой земли. Я не хотел закрывать свои глаза, так как думал, что потом их могу и не открыть. Всё бо-лело, текла кровь, и от боли я всё же потерял сознание, и види-мо долго не приходил в себя.

За те секунды до того, как я потерял сознание, в моей го-лове пронеслось много мыслей и как ни странно - планов. Я решил, что если выживу, то я буду с достаточным опытом не попадать ни в какие передряги, а самое лучшее - думал я, лежа в крови и пыли - это уйти от всех и жить самостоятельно. Это был мой первый шаг в бездну пустоты внутри человека, а об-ратно выйти сложно, ох, как сложно.

Не знаю, сколько я был без чувств, но меня успели пере-тащить в какой-то лес и бросили в канаву небольшой речушки. Странно, но я не захлебнулся там, я не умер от потери крови, и я был жив. Я и не знал тогда - радоваться мне этому или нет. И пока я над этим думал, успел понять только одно - что я давно уже хочу есть. Благо, в речке была рыба, и с помощью острой палки я смог поймать себе рыбу. Нашёл, на мой взгляд, место, где никто не должен появляться в принципе, и стал там жить. И вот, когда похолодало, и вскоре должен был выпасть первый снег, мне не оставалось иного выхода, кроме как идти к людям, которых я ненавидел и от которых я сейчас скрывался. Во мне была злость на весь мир, обида какая-то на людей, а это в принципе и не удивительно. Но остался-то я в лесу доброволь-но, это была попытка отречься от человечества, но лишь по-пытка, потому, что я пошёл, пошёл вместе с первым снегом тёмным утренним лесом.

Этот момент был прекрасен, я его на всю жизнь запом-нил. После таких переживаний, после мыслей, ослепивших ме-ня; идёшь по этому лесу, где стояли высокие ели, стройные бе-рёзы, вековые дубы и много-много других деревьев, они стояли хаотично, но так красиво! Идёшь вот и смотришь, ты не ве-ришь, что всё так ужасно, поднимаешь голову вверх, чтобы лучше рассмотреть птичек и верхушки деревьев, и в глаза па-дает пробившийся через ветви снег. Но и это было обманом, там вообще все, наверное, было обманом потому, что эти люди ничего другого не знали.

Идя этим лесом, сначала я увидел повешенного на ветви человека. Затем всё чаще и чаще стали попадаться могилы, и я понял, что скоро приду. И вот я пришёл - город стоял, как бы вклинившись в лес, и многие деревья были просто сожжены. А сколько мыслей проносится в ещё юной голове, когда видишь эту картину, на которой прекрасное уничтожено ради ужасно-го!

Опять-таки я пришёл к той злости на всех, от которой ушёл в том лесу. Планов никаких не было, но был пистолет. У меня его никто не нашёл, а может и не искал.

Раздобыл себе денег, купил бронежилет и патроны, а за-одно и дробовик. Знаешь, помогло. Я так очень быстро устано-вил свой порядок в городе. Где-то уже в феврале, я стоял во главе группировки, занимающей одно из главных мест в прави-тельстве. Да-да, там было правительство, оно везде было. Я не знаю, зачем оно, но видимо для тех людей, что там сидят - они-то очень хорошо живут. В общем, я оказался в правительстве, едва мне исполнилось восемнадцать. Как ни странно, но они меня приняли, но зуб на меня всё же точили. Я старался пресекать всякие попытки сделать что-либо ненормативное, и расправлялся лично со многими бандитами. Много же народу я тогда перебил.... Ах да, я же убил мэра города и сам стал им, пытался навести порядок, но этому обществу никакой порядок не нужен был. Я это понял, когда народ пришёл к дверям мэрии с криками: "Долой порядок! Дорогу анархии!". Люди сами выбрали себе путь, они сами продолжали строить мир, в котором невозможно жить, где за каждым углом тебя могут убить, а собственные дети ночью могут поджечь дом и тебя вместе с ним. Может просто я не мог так жить, а они могли, не знаю, но порядок ни кому не нужен был.

Позже я ушёл из правительства и остался жить в неболь-шом доме за городом. Была не пыльная работа, но на жизнь хватало. Поначалу меня пытались убить, ограбить, что угодно, лишь бы сделать мне хуже, но потом все успокоились и я стал жить спокойно, правда, недолго это продолжалось.

Там случилось что-то вроде войны между городами, и я успел уйти до того, как меня убили бы. А пошёл я уже по зара-нее запланированной дороге - к сестре и брату, туда, где я ро-дился и узнал, что такое наш мир.

Путь.

Дорога домой была тяжела, не столько физически, как внутренне. Я шёл по заранее спланированному маршруту, уз-нал дорогу туда, взял денег в путь - все, что у меня было. Идя под дождями, я гадал: что же меня ждёт там? Я не знал, жива ли моя сестра и брат, найду ли я их, и как они меня примут, я ведь ушёл тогда, ничего не сказав им.

По пути зашёл в какое-то селение. Там я пожил пару дней и понял, что и тут так же. Вся эта жестокость людей того мира, была присуща каждому городу, каждой деревне. Что, ве-ра? Да, вера имела место в том мире, но опять же я не знаю на кого она была направлена. В каждом городе я видел храмы, ви-дел священнослужителей, и каждый раз я удивлялся - зачем это? Я тогда не верил в помощь Господа, да и все остальные, по-моему, тоже не верили. Никогда я не видел скопления лю-дей в храмах, я вообще не видел людей в этих священных зда-ниях. Но проповеди устраивались на площадях, и всё, чего до-бивались священники, это тумаки и богохульные выкрики. Я всегда им удивлялся - вот охота им было стоять и слушать ру-гательства в сторону святых им вещей. Но они всё равно выхо-дили на площади снова и снова.

Ну так вот, я и в том селении увидел ту же жестокость людей и расстроенным ушёл оттуда. Меня на следующий день догнал человек. Он был одет так же, как и я, и поэтому сразу узнал в нём одиночку. Эти люди жили по своим правилам и моралям, могли преследовать свои цели, ни от кого не зависев. Ещё в детстве я хотел стать одним из таких людей, и в принци-пе стал им, правда, не до конца. Те отрешены от всего, а я же всё время от кого-то зависел, да и внутри было как-то странно.

Когда он окрикнул меня, я обернулся, держа пистолет в руке, и был готов стрелять, но тот поднял вверх руки и про-должал идти ко мне. Чтобы не провоцировать меня, он остано-вился в десяти - пятнадцати шагах от меня и завёл беседу. Объяснил мне свою ситуацию и предложил идти вместе. Меня поразили его глаза - они были добрыми и чистого голубого цвета. Идя скучными дорогами, мы с ним поняли друг друга, и знаешь, он вызвал во мне доверие. Видимо он тоже мне дове-рял, ведь за долгие дни путешествия он ни разу не провоциро-вал меня и старался построить доверительные отношения. Его звали Алексей, и он тоже был против жестокости, беспредела и вообще против этого мира. Он оказался, кстати, верующим че-ловеком и в каждом следующем городе он посещал храмы. Объяснил мне силу веры, её цели, её правду. Он разжёг во мне что-то вроде надежды на перемены в мире, на всё лучшее, в конце концов. Поначалу я не верил в это, но в глубине души я жаждал этого, и как-то само собой получилось, что я зашёл с ним в один из храмов. Меня поразила красота этого сооруже-ния. Высокие своды, фрески, нарисованные иконы святых, приятный запах, и сама атмосфера внутри. Там было что-то, что нельзя объяснить, а можно лишь почувствовать. Эти ванда-лы, в смысле люди, в храмах всё портили. От былого величия, как мне рассказал один священник, ничего не осталось. Раньше там были золотые купола, золотые ворота внутри храма, иконы с драгоценными камнями - всё это было разворовано.