Монолог

Сестра потом устроилась на работу, даже и не знаю, кем она тогда работала, но возвращалась порой утром, или даже вечером следующего дня, с синяками, царапинами и сильно уставшая. Порой её несколько дней подряд не бывало дома, но возвращалась каждый раз с деньгами. Мама на неё часто кри-чала и видимо была против её работы, но всем стало легче от такой помощи со стороны ещё юной девушки. Мы перестали голодать, ну если конечно можно так сказать - просто еды ста-ло немного больше, чем прежде.

Мне тогда было около девяти, моей сестре - что-то вроде семнадцати, я уже точно и не помню. Мама наша выглядела очень старой - вечная работа и жизнь в том городе очень быст-ро старили людей, а порой и просто убивали их. Всем было очень тяжело. Но вот когда примерно столько нам было, наша мать снова была в положении. Мы были и рады, но с другой стороны всё же присутствовал фактор эгоизма и мы не хотели делить и так скудную еду с ещё одним человеком. Я был слиш-ком мал для работы, да и на улицу не хотел выходить. Через щели, в забитом досками окне, я видел слишком много разных картин, после чего было очень страшно даже просто подходить к окну. Сестра продолжала работать, а мама уже и смирилась с её неизвестной мне работой. Но денег так и не хватало, даже на самое необходимое. Но как не крутись, а третий ребёнок всё же появился на свет. Это был мальчик. Мы все были искренне рады этому малышу, но силы матери были на исходе и, не ус-пев толком накормить ребёнка грудным молоком, мать сконча-лась. Тому малышу ещё и двух месяцев не исполнилось, а он уже стал сиротой.

Все заботы сразу перелегли на плечи старшей дочери. Это и на ней также сказалось - повзрослела сразу лет на десять, за какой-то год. Из красивой и молодой девушки она превратилась во взрослую женщину и как бы с двумя детьми. Мне было жаль её, но ничем помочь я не мог. Она крутилась, как могла, но наше положение не было завидным.

Несколько раз нас пытались ограбить но, увидев пустоту в нашем доме, где не было ничего, кроме трёх рваных матра-цев, кучки какого-то белья и стопы дров; разбойники лишь из-девались над нами и уходили. Потом они перестали к нам заходить. Это было после того, как твоя тётя дала отпор вошедшему, стукнув его железной палкой. Видимо, они испугались.

Улица.

Вот так вот мы и жили. А когда я немного подрос, меня отправили как-то искать деньги или еду, вообще всё, что могло бы хоть как-то улучшить нашу жизнь. Я бродил по помойкам и собирал вещи. Но как-то раз я понял, что этого нельзя было де-лать - пришли какие-то люди и, повалив меня, начали пинать своими ботинками ещё совсем маленького ребёнка. Мне тогда сильно досталось. Я кричал что-то, но в ответ я слышал их сло-ва. Они кричали: "Вор! Грабитель! Это наше добро!" Что-то вроде того.

Придя домой, а вернее сказать, приползя домой, я сел в углу и стал думать: как же так? Те люди сами убивали, граби-ли, и вообще, делали всё непозволительное, а на ребёнка, ис-кавшего себе еду и одежду, они так вот набросились. С детства я не любил улицу, из-за того, что я видел в щели окна, но мне всё же приходилось идти туда снова и снова. Если меня что-то смущало на улице, то я просто убегал из этого района. Да, много же я бегал тогда! Настолько много, что практически все мои вылазки на улицу проходили либо быстрым шагом, либо бегом. Много раз, ещё в детстве, я бегал и уворачивался тем самым от пуль, летевших в меня. Несколько раз в меня даже попадали. Ерунда, но шрамы и до сих пор остались.

Позже, когда я подрос и повзрослел внутренне, я сам на-чал гонять людей, я принял их позицию, их мир, и стал таким же. Но это стало потом. А поначалу, когда мне ещё было лет так четырнадцать или пятнадцать, я думал по-другому. Я отка-зывался верить в то, что было там. Я искал выход, я не верил в то, что все люди злые. Мой разум это не воспринимал. Бродя ночью по улицам, будучи уже один, во взрослом возрасте, я много размышлял, пытался переубедить своих врагов. Знаешь, когда иной раз передо мной лежал обезоруженный человек, я, держа свой верный пистолет в руке, пытался говорить с повер-женным врагом. Они молили о пощаде, мол, мы больше так не будем. Я их отпускал и искренне прощал, но видя их действия снова и снова, я уже перестал им верить. Это и сыграло роль в дальнейшем. Я стал таким же, как они. Стал убивать, грабить, насиловать девушек, словом всё, чего я так боялся в детстве. Но вернёмся туда, на чём я закончил.

В тот вечер я много думал, да и в последующие вечера тоже. Я никак не хотел принимать тот мир, но я его принял. Стал таким же, как и все. Животным, без сердца, чёрствым к чужим чувствам, алчным и жестоким. Это случилось, когда я решил уйти из дома, от сестры и от братика. Я их оставил, ре-шив, что без меня им будет проще. Хоть я их и любил, если ко-нечно такое слово можно употребить, просто в том мире не было любви вообще; но я ушёл. Мне всё это надоело, я ушёл искать. Сам не знал тогда, что я ушёл искать себя. Тогда я ду-мал, что искал хоть какое-то счастье и доброту в мире.

Ушёл из города, тем самым подвергая себя голодной смерти, и отправился скитаться по миру. Уже и не помню как, но я смог добраться до небольшого селения к югу от нашего города. Наверное, я питался своими мечтами по пути, так как ничего съедобного я не ел дней десять.

Дойдя до того небольшого селения, а оно называлось "Пост 10", я увидел практически тоже самое, что и у себя в го-роде. Но вернусь к этому позже, ведь по пути в этот "Пост" я многое пережил.

Идя пыльными дорогами, я тешил себя надеждами на лучшее, я думал, что там, куда я иду, всё будет по-другому. Другие люди, другие цели, что там все живут дружно и весело, но в глубине души я знал, что там всё так же, как и в моём род-ном городе.

Однажды, идя тёмной ночью по дороге, на меня из кус-тов выскочил человек. Он даже не прятал своего лица под мас-кой. Открыто и угрожающе держа перед собой нож, он очень грубо попросил у меня денег. Я бы и рад был ему помочь, у меня с собой были небольшие средства, но его тон меня пора-зил. Его поведение до конца стёрли мои и так угасающие на тот момент надежды. У меня с собой была уже парабелла, и я выстрелил в того человека, тем самым убив в себе и надежду. Она настолько глубоко спряталась внутри, что я её забыл, забыл, что это за чувство. Пуля прошила ему сердце, и человек скончался быстро. Я встал на тропу согласия, согласия с тем жестоким миром, который я всю жизнь отрицал. После этого случая, я пошёл по дороге уже другим человеком. Стал таким же жестоким, смиренным и алчным, как все вокруг. Я не жаждал этого, но я верил, что потом всё изменится, и я найду свой мир.

Очень много я думал в дороге. Я не замечал голода, жа-жды, не сочувствовал бандитам, шарившим вокруг, я шёл лишь к личной выгоде и благу в том мире. И я пришёл. В том селе-нии, зайдя в единственный в "Посту" трактир, я увидел людей в их истинном свете. Там было настоящее сборище гадов. В том единственном трактире обсуждались в основном планы на жизнь каких-то группировок.

Поиск.

Придя туда, я наконец-то поел, послушал краем уха сплетни, жизнь этих людей, и сидя за столом я вёл себя также, как и многие одиночки, так что я не вызвал подозрения. Там, в том пристанище, не совершались убийства, это было, наверное, единственным местом, где всякие попытки жестокости грубо пресекались. Поначалу я думал, что хозяин просто добрый человек, но потом выяснилось, что это просто негласное правило селян, ведь все остальные забегаловки закрылись либо из-за убийства хозяина, либо в результате пожара или взрыва при очередной разборке. Так что сами те люди решили вести себя тихо, иначе они потеряли бы последнее место в селе, где можно было бы обсудить новости и планы.

Я сидел тихо за столом и вроде бы как ел. На самом деле это не могло вызвать сомнений, так как я не ел к тому времени уже давно. Но уплетая картошку, я всё внимательно слушал. Выйдя потом на улицу, я уже знал к кому обращаться и куда идти, кого подставить, как это сделать, и главное на тот момент - как из этого получить выгоду. В принципе я этим и воспользовался. Я пошёл к одному человеку на дачу и, надеясь, что меня не убьют, постучал в дверь. Открыл мужчина в возрасте, что было само по себе странно, ведь многие не доживали и до тридцати и, увидев перед собой ещё совсем мальчика, опустил пистолет направленный мне в лоб. Я ему быстро рассказал, с чем я к нему пожаловал и после просьбы оставить оружие при входе на столе, я вошёл в комнату. Он тоже отложил своё оружие. Этим мы установили что-то вроде временного доверия, а именно это мне и нужно было тогда. Рассказав ему небольшую историю о предстоящих планах некоторых людей, я получил вознаграждение и, забрав с свой пистолет - ушёл. Я ожидал выстрела в спину, но его не последовало, а это значило только одно - что я могу и дальше доставлять ему всякие новости и тем самым немного зарабатывать на существование.