Страница 14 из 18
«…капюшон». Старший сын послушно накинул поверх бейсболки капюшон куртки и усмехнулся про себя: «Никто. Смешная мама. Надо будет в следующий раз спросить, откуда берутся родители».
***
Я сидел на самой вершине холма и передо мной открывался поистине восхитительный вид. У самого подножия, вдоль извилистой тропы, раскинулась целая поляна цветущих на все лады кустарников, над которыми носились стаи разноцветных бабочек, пчел и прочей летающей живности. Тропа убегала вниз, скрываясь за огромным валуном, с торчащими позади вершинами деревьев перелеска, а в самой далекой перспективе сквозь знойное марево летнего дня смутно угадывались очертания города. Но мне не было никакого дела до всех этих величественных и завораживающих пейзажей.
Паника обуяла меня с самого утра, выросла внутри за какие-то мгновенья в настоящий ядерный гриб. Даже не успев подумать, а с чего это вдруг, я словно ошпаренный вскочил с кровати, надел первое что попалось под руку, и рванул из города с такой скоростью, на которую только был способен. Следовал я четкому маршруту, вот что удивительно, но тогда я этого не осознавал – всепоглощающий страх наполнил меня, тело подчинялось одному единственному чувству надвигающегося ужаса, и я, повинуясь животному инстинкту, спасался бегством. Миновав площадь перед каким-то дворцом, заполненную возмущенным и выкрикивающим что-то непонятное на непонятном мне языке народом, я припустился вверх по узким улочкам мимо неизвестных мне прежде лавок, из которых почему-то запомнилась только хлебная, выбежал из города по пыльной грунтовой дороге, потом повернул по наитию на какую-то тропу, проскочил тот самый перелесок, взобрался на вершину холма, наконец остановился и изможденно опустился на плоский камень в тень нависшей позади скалы.
Молоточки в голове постепенно замедляли темп, дрожь в коленках унималась, но паника не проходила, она просто перешла в другое качество. Мне срочно нужно было решить какую-то серьезнейшую внутреннюю проблему, да так срочно, словно надо мной стоял палач с занесенным топором и только найденное решение могло изменить ход событий. Вот только я не знал какую и это только усиливало внутреннее волнение. Да еще шум толпы, а он доносился даже сюда, ужасно отвлекал. Но вдруг толпа умолкла на мгновение и в тот же момент паника исчезла. На смену ей внутри образовалась какая-то непонятная пустота, глубочайшая, абсолютная.
А через некоторое время на той самой дороге, с которой я повернул на тропинку, показалась огромная процессия, впереди которой шел человек, согнувшись под тяжестью непомерной ноши.
***
Количество экипажей, въезжавших во двор поместья в самом центре этой прекрасной европейской столицы, уже трудно поддавалось счету. Наконец за последней из прибывших карет закрылись ажурные ворота с гербом королевской династии, лошади замерли, понурив головы, и в центре небольшой внутренней площади с фонтаном образовалась короткая толкучка – кучера, форейторы, гайдуки в голубых мундирах и грумы в шитых золотом ливреях протискивались между каретами, поспешая в подсобные помещения к накрытым для них столам. В большой зале наверху, куда вела широкая мраморная лестница, собрались все те, кто приехал решать чрезвычайно серьезный вопрос – о дележе очередной территории в самом центре континента, на горе тем, кто проживал там испокон веку. Правда, тамошние жители ни сном, ни духом не ведали о скорых изменениях и новых хозяевах, да и знать не могли до тех пор, пока не договорятся эти серьезные господа. Дорогие фраки и цилиндры, стоимость каждого из которых была достаточной для покупки хорошего дома в тех местах, судьбу которых они и собрались тут решать, рассаживались вокруг огромного стола.
Зала была прекрасна, ярко освещена, высокие, в потолок, двери были настежь распахнуты и перед глазами собравшихся открывался великолепный вид на озеро, по которому пробегала лунная дорожка. Но господам было не до этих банальностей, они не для того сюда прибыли. И вот они расселись и принялись торговаться…
Шел уже третий час споров, взаимных претензий, отсылов к долговым обязательствам друг перед другом – моральным, которые даже предъявлявшие их не рассматривали как серьезный аргумент, и материальным, гораздо более весомым – как вдруг наступила гробовая тишина и все присутствующие словно по мановению дирижерской палочки повернули головы в сторону озера, застыв в оцепенении. То же произошло и в нижнем помещении, где ожидавшие своих хозяев слуги враз замолчали, уставившись на лунную дорожку посреди озера. По ней, хорошо освещенная ночным светом, шла группа людей в грубых хитонах до пят. Тринадцать человеческих фигур, появившихся будто ниоткуда, шествовали друг за другом, молча склонив головы, пока первый из них не повернул голову и не увидел замерших от увиденного людей в ярко освещенном помещении дворца. Он тихо улыбнулся и сделал непонятный знак рукой в сторону людей. Видение тут же исчезло.
«Не обращайте внимания, братья, дорога у нас длинная. С ними мы еще наговоримся, а пока пусть делят» – обратился первый из тринадцати к своим спутникам, слегка замешкавшимся, и процессия продолжила путь.
***
– Можно еще раз?
– Конечно!
– Сколько раз можно?
– Да сколько хочешь! Повторяй пока не надоест.
– А что, может надоесть?
– Конечно! Ты разве не заметил, народу все меньше с каждым разом.
– Заметил, просто думал, что им запретили, поэтому и попросил разрешения повторить.
– Никто никогда тут ничего никому не запрещает. Все сам решаешь – хочешь повторяй, не хочешь, не повторяй. Словом, делай, что хочешь и как хочешь.
– Вот здорово! Тогда я еще раз.
– До скорого!
– Ага.
…
– Ну, как в этот раз?
– Опять не очень понял, быстро как-то все кончается, ничего не успеваешь там. А нельзя сроки раздвинуть?
– Незачем, этого времени достаточно, просто пользоваться им мало кто умеет. Да и людей разных полно, недовольных, больных, потерянных совсем, им-то что делать! Вижу, пока не очень понимаешь, о чем я. Ну, да ладно, это потом. В общем, со сроками никак не получится.
– Жаль, было бы отлично чуть подольше там побыть.
– Ну, это как сказать! Условия хорошие попадаются не всем, вот так и кажется. А бывает по-разному. Но у тебя ведь все неплохо, вот так и продолжай.
– Еще хотел спросить: а почему я только тут знаю, что был там уже несколько раз, а там ничего не помню об этом месте? Может быть рассказать нужно тем о нас?
– Так те, там – это вы все и есть. Странно, что не понял до сих пор. А рассказывать надо, согласен, и мы это делаем. Вот только с рассказчиками проблема. Кто знает, может быть тебе когда-нибудь надоест эта карусель и ты им станешь.
– А для этого надо сделать что-то особенное?
– Нет, как раз наоборот, надо научиться делать все самое простое. В очередной раз будешь там, потрудись найти список. В половине домов он лежит на видном месте. Языки, правда, разные, но пункты все одинаковые. Только вот не читает никто, потому и скачут как ты: туда – сюда, туда – сюда. К слову сказать, и те, кто читает, в большинстве своем мало чем отличаются от остальных. Так что, потрудись немного в следующий раз, авось перестанешь метаться и возьмешь на себя труд рассказать обо всех вас вам же самим.
***
Плеть свисала до самой земли, и когда рука, ее державшая, подергивалась, на песке появлялись замысловатые фигуры. «Ты, – сказал тип, что держал плеть, ткнув указательным пальцем в сторону одной из фигур, стоявших навытяжку перед ним, и злобно сверкнув глазами из-под тяжело нависших надбровных дуг – сюда!» Тот, кому был отдан приказ, приблизился еле волоча ноги от страха, остановился, опустив плечи и потупив глаза. Мощная, покрытая густым волосяным покровом рука схватила его за грудки, подтянула к себе и маленькое испуганное существо оказалось лицом к лицу с безобразной обросшей спутавшейся шерстью физиономией. «Ну, – произнес хозяин плети, отвратительно пахнув в лицо какой-то невероятной смесью дуста и фаршированного чесноком и салом ягненка – как вы там себя называете, а? Говори!» Но еще больше испугавшись, тот, к кому был обращен вопрос, начисто лишился дара речи и только беззвучно открывал рот, стараясь что-то сказать. Только и было слышно: «Лю… лю…». Вконец рассвирепев, владелец плети что есть силы отшвырнул его в сторону группы, стоявших поодаль и от ужаса просто впавших в ступор товарищей по несчастью этого бедолаги…