Страница 37 из 69
— Твою волю? — насторожился гирканец.
— Мы будем на равных,— поспешила уверить его Халима,— но не забывай, Белая Рука — женский орден!
— Твоя правда.— Кучулуг кивнул и успокоился, но тут же насторожился вновь.— А почему ты пришла ко мне, а не к Северу? У него больше власти.
— Север себе на уме,— помолчав, ответила девушка.— Я не могу ему доверять.
— Тоже верно,— согласился гирканец, окончательно успокаиваясь.— От него лучше избавиться, но, если честно, я не знаю, как.
— Не понимаю, что тебя так тревожит? — с нарочитым равнодушием сказала она.— Давно бы разделался с этим выскочкой! Или не уверен в себе?
— Да я хоть сейчас сверну ему шею! — запальчиво воскликнул гирканец.
— Так что ты медлишь? — спросила она, ловя его взгляд.
— Как будто сама не знаешь? — недовольно проворчал он.
— Что ты имеешь в виду?
— Разве тебе не известно, что мать-настоятельница питает к нему странную слабость? Да намекни любой из нас на то, что Разара хоть что-то сделала не так, и не сносить нам головы! Ни мне, ни тебе, ни Хантореку! А он умудрился еще отстоять и дружка, и зверюгу!
— Тут ты, пожалуй, прав,— согласилась Халима,— но это не отменяет законов стаи. Если бросивший Вожаку вызов одерживает над ним победу, он сам становится Вожаком! Тут даже мать-настоятельница ничего не сможет сделать.
— Я как-то не подумал об этом,— тихо проговорил Кучулуг.— Но все равно это не так просто, как тебе кажется. Я не могу просто так зарубить его: меня тут же схватят за убийство. Все должно произойти на глазах у людей, даже если ими окажутся простые послушники. И даже тогда я не имею права бросить ему вызов. Именно он должен начать спор, и вот тогда, если я не подчинюсь, состоится поединок. Но как сделать это? Севера невозможно вывести из себя.
— Думаю, это может оказаться проще, чем тебе кажется,— усмехнулась Халима, и, посмотрев на его удивленное лицо, пояснила: — Соня!
Однако Кучулуг не обрадовался, как она ожидала, а только присвистнул.
— Ты не совсем права,— помолчав, возразил он.— После утреннего разговора мать-настоятельница вызвала меня к себе и велела оберегать шадизарку от неприятностей. Так что сама понимаешь, что ждет меня, если я начну придираться к новенькой... Впрочем, быть может, это и к лучшему...
— Объясни,-— оживилась Халима.
— Я знаю, что всех наставников известили об этом, и, если девчонке все будет сходить с рук, клянусь клыками Волчицы, она обнаглеет. Наставникам останется только жаловаться, а когда таких жалоб наберется достаточно, я...
— Молодец! — совершенно искренне похвалила сообщника Халима.— Почему мы не объединились раньше?
— Главное, что все-таки встретились,— сказал Кучулуг, и его огромная ручища скользнула по ее телу.
Она почувствовала, как глубоко внутри зарождается безумное желание, и не стала противиться ему...
Когда Халима вернулась к себе, солнце показалось над вершинами гор и тожественный звук колокола унесся вдаль. Она устало подошла к зеркалу. По черным кругам под глазами все прекрасно поймут, чем настоятельница занималась ночью. Да, в такой животной связи есть, конечно, своя прелесть, но долго так продолжаться не может. Она выругалась и принялась приводить себя в порядок: с таким лицом нечего и думать показываться перед послушниками.
Тугой, вибрирующий удар колокола разогнал тишину, и Соня с сожалением открыла глаза. Альрика уже проснулась и теперь нагишом стояла перед окном, стараясь разглядеть, что творится снаружи.
— Вставай, подружка! — воскликнула она и улыбнулась Соне.
— Удивляюсь я тебе,— покачала головой шадизарка.— Еще вчера ты тряслась от страха, а теперь прыгаешь от радости, хотя мы накрепко заперты в этой клетке.
Бритунка помрачнела, но только на мгновение.
— Ты права,— согласилась она,— но что тут поделаешь? Я не могу долго печалиться о былом.
Советую и тебе жить так же. Все равно ведь ничего не изменить.
— Ну уж нет.— Соня упрямо поджала губы.— Наших мальчиков убили! Да и мы лишь чудом живы до сих пор.
— Вот и радуйся удаче. Живи, пока живется.
— Я так не умею. И не успокоюсь, пока не сбегу отсюда или не спалю их Логово!
— Я с тобой,— неожиданно поддержала ее подруга,— но сейчас-то мы все равно сделать ничего не можем. Надо обжиться да разузнать, что и как. Ладно, пора одеваться. Смотри, все уже потянулись к плацу.
Соня вздохнула, понимая, что спорить бессмысленно.
Дверь оказалась не заперта, и подруги, быстро одевшись, выбежали наружу, пошли на плац, туда, где собрались девушки, и почти сразу увидели Луму, которая встретила их радостной улыбкой. Девушек оказалось немного — всего десять, считая и двух новеньких, да и юношей всего вдвое больше. Сперва это удивило Соню, но, вспомнив о жестоком отборе, она даже порадовалась, что вообще кто-то смог остаться в живых.
Умывшись у длинной каменной умывальни с проточной водой, они вошли в столовую. В огромном зале стояли два длинных стола — один для юношей, другой для девушек, и четыре небольших, за которыми обедали стражники, настоятели и наставники. Правда, в основном они предпочитали появляться в столовой только после того, как ее покидали послушники, а настоятели и вообще гораздо чаще завтракали, обедали и ужинали в собственных апартаментах.
Соня встала в очередь к окошку, где раздавали еду, и прислушалась к разговорам послушников и послушниц, но ничего интересного не услышала. Девушки обсуждали юношей и сплетничали друг о дружке. Парни говорили на более серьезные темы: о наставниках, о достоинствах и недостатках того или иного оружия. Впрочем, и о девушках они тоже не забывали.
Соня с Альрикой перезнакомились со своими новыми подругами, и те охотно рассказали о местных порядках. Сегодня был первый день пятидневного цикла, полностью отведенный физической подготовке. Соня приготовилась к военной муштре и донельзя удивилась, узнав, что им предстоит играть в давно забытые детские игры. Однако уже к полудню она поняла, что рано обрадовалась: простая игра в мяч вымотала ее ничуть не меньше настоящей изнурительной погони на жаре. Так что после полуденного колокола она почти приползла в столовую, мечтая о послеобеденном отдыхе. Альрика чувствовала себя не лучше. Зато остальные, уже успевшие пообвыкнуть, не выглядели уставшими. Впрочем, и Соня старалась бодриться, и, судя по всему, ей это вполне удалось.
Как и утром, она встала в очередь, болтая с подругами о том, о сем, когда внезапно появившийся в сопровождении Севера Ханторек направился прямо к ней. Послушники хоть и не прекратили разговоров, но попритихли, чувствуя себя не вполне уютно. Соня как раз взяла поднос, на котором стояли тарелка с пюре и куском жаркого, миска с салатом, пирожок и стакан легкого вина, когда подошедший Ханторек улыбнулся и со словами: «Вот это дерьмо мы здесь и едим!» — забрал из ее рук поднос и пошел к столу, за которым уже расположился Север.
Послушники сдержанно гоготнули, Альрика покраснела, а Соня же мгновенно развернулась и, взяв следующий поднос, быстрым шагом обогнула стол и направилась навстречу отцу-настоятелю. Север с интересом наблюдал за девушкой. Послушники затихли.
Ханторек так и не понял, что же случилось. Он просто почувствовал, что наступил на что-то скользкое и падает. Он поднял поднос над головой, пирог, описав дугу, шлепнулся на поднос Сони, а Ханторек не удержался и полетел вверх ногами, вывалив на себя еду, залив одежду вином. Он лежал, обалдело таращась на девушку, которая прошептала достаточно громко, чтобы слышали все:
— Против меня ты сопляк! Не забывай об этом.
— Я отомщу тебе,— прошипел он в ответ, но в отличие от Сониного шепота его угрозы никто не слышал.
Север кивнул девушке, давая понять, что все видел и все понял, и протянул отцу-настоятелю руку. Схватившись за нее, Ханторек вскочил. Увидев, что поскользнулся на пироге, он принялся лихорадочно озираться, стараясь выяснить, чей это пирог и кто подкинул его ему под ноги. Пирог оказался его собственным, и это изумило отца-настоятеля до крайней степени. Север взял его под руку и повел за собой.